Андрей Бехтерев - Горка и Таюк

– Только, что видел. Мне он понравился. Такой красивый. На дракона похож.

– Красивый? Не уверен.... В общем, вылилась гора нефти в океан. Трагедия века. Вы в Москве и не слыхали, наверное?

– Может что-то и слышал. Не помню.

– А здесь был апокалипсис. Я решил, что мой час настал и поехал сюда волонтером. Главврач не отпускал, так я заявление написал по собственному желанию. Подписали тут же, не расстроились нигде. И я рванул сюда, как на войну… Война оказалась скучной и никому не нужной. Ходили с сетками, черпали черную жижу – все равно, что тряпочками всемирный потоп останавливать. Две недели я тут пробыл, а потом не поверите, легли вечером – не видно нефти конца, проснулись утром – вода чистая, чайки порхают. Чудеса. Один умник, конечно, тут же научно объяснил этот феномен, рассказал про течения, температуру, что-то еще. Но мы не поверили. Одна девчонка сказала, что океан просто умылся. Звучит странно, но скорей всего так оно и было… Потом все разъехались. Я вернулся в Хабаровск, в «общагу». Можно было попроситься назад в «скорую». Скорей всего приняли бы, но сильно ломало. Обида тоже была. 26 лет, прирос почти, а они уволили за одну минуту…. И тут вспомнил про этот поселок. Я тут по случаю помощь несколько раз оказывал – и волонтерам и местным. Я подумал, как они тут живут-выживают? Никакой власти тут нет. Даже старосты нет, не говоря уж про полицию, пожарную и больницу. Всё в Мекке, а Мекка – это другой административный округ. А у этого поселка административный центр – 276 км, если по дороге. Я возбудился, написал бумажку и пошел по учреждением с просьбой создать в этом поселке хотя бы «сельскую амбулаторию», и сам вызвался добровольцем. Но меня отовсюду прогнали. Оказалось, что этот поселок никому не нужен. Местных одно время уговаривали переехать в Мекку, дома им предлагали, материальную помощь, а они ни в какую.

– Почему?

– Потому что тут свобода. Никто тебя не пасет. Они же все браконьерят по-тихому. Один из чиновников мне даже крикнул: «Это же натуральная Тортуга!» Помните «Пиратов Карибского моря»? Там был такой адский пиратский городок. Так и тут. Наловят даров моря, везут улов в ту же Мекку, торгуются-сдают, потом накупят выпивки- жратвы-товаров и сюда. 3 дня работы – неделя отдых или две или месяц. Те у кого хоть какие-то амбиции были, давно уехали. Остались только те, кто всем доволен. Поэтому я сюда и переехал. Аптеку открыл, тоже нелегальную, так что я тоже флибустьер. Плаваю в Мекку, иногда в Сахаровку езжу, закупаю лекарства и продаю здесь, причем за любую цену. Иногда дороже, иногда дешевле. Местные не знают почём деньги. Хотя я не в убытке. Был бы я по-амбициозней, магазин бы тут открыл. Спрос есть. Но зачем мне? Я такой же все. Тихий скромный анархист.

Аптекарь закончил и улыбнулся.

– Классная история, – сказал Егор, хлебнув еще чая, – и чай у вас вкусный. Жаль тут офиса никакого нет, тоже бы тут завис. Офисный флибустьер. Или слишком банально?

– Может еще чайку? – спросил, смеясь, аптекарь.

– Нет, спасибо, – поднял ладони вверх, Егор. – Только вы не все мне рассказали.

– Вообще-то всё. Что еще вы хотите? – не понял аптекарь.

– Вы не рассказали мне про своих друзей, – Егор кивнул на иконы, которые, казалось, слушали их беседу.

– Про них? – аптекарь обернулся и перекрестился. – Ну да, вы правы. Они одна из причин по которой я здесь. Может быть и главная причина. Только про нее сложнее рассказывать, – аптекарь налил себе еще чаю, отхлебнул и продолжил. – Я люблю Христа и я – христианин. И если допустить, что у каждого христианина в этой жизни есть свое призвание, то мое призвание скорей всего миссионерство. Мне взбрело в голову, что Христос посылает меня сюда с целью принести этим людям благую весть.

– Классно. И как успехи?

– Не знаю. Скорей всего никак. Но, – аптекарь задумался, – я же не профессиональный миссионер. Я не раздаю брошюрки, не пристаю к прохожим, не завожу интимные беседы. Это не моё. Я скорее случайный проповедник.…. Не знаю, как сказать… Можно просто смотреть с кем-то в небо или на ребенка или песенку петь хором и, если хор будет достаточно хорош, то тогда и Христос будет рядом. И тогда самых простых слов, которые обычно пролетают мимо ушей, – может быть достаточно, что бы изменить всё. Я один раз уже тут попытался открыть пасть, но получились одни слова. Это было на прошлое Рождество. Была обычная бухаловка, но возникла странная пауза. Я почувствовал, как дыхание, сердцебиение, даже урчание в желудке всех присутствующих сливается в одну большую волну. Чудесное ощущение. И я открыл рот, что бы рассказать про пастухов мерзнувших в поле, про волхвов с мешками, про рожающую в хлеве девочку, но… но изо рта выскочил кролик, как из шапки фокусника – выскочил и поскакал куда-то. Меня конечно выслушали из уважения, но Христос так и не пришел. Волна оказалась слишком хиленькой и не выдержала веса моих слов.

– Вы сильно расстроились?

– Не сильно. Скорее обрадовался. Я понял, что волна возможна. А если она возможна, то я ее дождусь…

4.

– Горка, слушай ушами. У Евы был хвост. Хвост был лохматый, длинный, как раз до земли, если расправить. Хвост был очень эмоциональным – мог в узлы завязываться, мог торчать, как штык. Адам этот хвост очень любил. Ему нравилось наматывать его себе на шею, как шарфик. Он наматывал его себе на шею и говорил: «Я – дома». И он, действительно, был дома.

– Где ты начиталась такой ереси?– спросил Егор, уютно уложив голову между ног Таисии.

– Мне сон приснился. А сны не могут быть ересью.

– И куда этот хвост делся?

– Она его потеряла.

– Какая трагедия, – усмехнулся Егор. Он хотел натянуть на себя простыню, но не дотянулся.

– Ужасная трагедия. Девочка потеряла хвост. Она стала похожей на Адама. Не совсем конечно, но можно перепутать, если надеть штаны и пришлепнуть усики. А Адаму еще хуже пришлось. Он стал бездомным. Даже последний бомж не знает насколько он стал бездомным. Ужасная трагедия. Налей-ка мне водички, дружок.

– Слушай, Таюк, может притормозишь немного? Еще двенадцати нет, а бутылка почти пустая.

– Ну, мы же вдвоем заливаем.

– Не правда. Я только два глотка сделал. Я сдохну такую жуть пить. К тому же мне сегодня на ваш день танкиста идти. Придётся глюкать с аборигенами, что б не сожрали, как чужеземца.

– Не отвлекайся, Горка. Двойной, без льда, без колы, без молока и лавровых листочков. Просто остатки водки и сыр свой блатной давай на закусить. Не заставляй меня шевелится.

Егор выкарабкался из кровати, налил в стакан оставшуюся водку, добавил немного «Кока-колы», взял толстый кусок порезанного сыра, положил на кусок батона и подал хозяйке отеля. Таисия приподнялась на кровати, широко улыбнулась, взяла стакан и бутерброд, медленно выпила, запихала сыр с хлебом в рот, после чего снова упала на кровать, закинув руки вверх.