Кирилл Куталов - Антитела

Лишнев повернулся к Марине, хотел спросить у неё, что она имеет в виду и кого это здесь хватает? Но не спросил, потому что тридцатипятилетний Серёжа из своего аквариума сделал в его сторону указательным пальцем такой жест, как будто стрелял из пистолета, как будто говорил: что, попало в тебя, да? – и только луч вечернего солнца блеснул на стальном корпусе громоздких Серёжиных панераев. И ведь не поспоришь, потому что действительно попало: он, Лишнев, был в «Антидоте» самым старшим, а значит, Марина говорила правду, и нечего тут отношения выяснять, если нечем ответить.

Рядом со столом Марины, под подоконником, возле чёрной пластиковой корзины для мусора, стояли её туфли, девять пар: серебряные с металлическими заклёпками на носке, три пары красных разного оттенка, три пары чёрных и голубые с блеском. Лишнев, когда увёл глаза от пальца Серёжи, упёрся в них взглядом. Изнутри все туфли были отделаны светлой, телесного оттенка кожей и выглядели как запасные части тела, которые Марина снимала, надевала и снова снимала.

– Так, ну ладно, – крикнул из кабинета Серёжа. – В честь рендера объявляю короткий день. На сегодня всё!

В офисе как страницу перевернули или переключили канал: все заговорили, засмеялись, отошли от окон, начали собираться домой.

Лишнев тоже засобирался – сохранил таблицу с цифрами по итальянскому направлению за месяц, спрятал в сумку пакет с пластиковым контейнером, где лежали остатки обеда, и переобулся из офисных лоферов со стоптанными подошвами и протёртыми изнутри задниками в кроссовки. Он наклонился, чтобы задвинуть лоферы под тумбочку, а когда вынырнул из-под стола, к нему шёл Серёжа. В руках у Серёжи была стопка распечаток.

– Я к тебе, – сказал Серёжа. – Задержись ненадолго. Дело есть.

Лишнев на всякий случай ещё раз нажал на клавиатуре Ctrl + S.

– В понедельник нужна презентация по результатам квартала для инвесторов. Будем новое направление открывать. Я тебе скинул в почту пару таблиц, и вот это тоже посмотри, – Серёжа положил распечатки на стол Лишнева. – Возьми отсюда цифры и покажи красиво.

– Пятница же, – сказал Лишнев. – Когда я всё сделаю?

– Слушай, там на полчаса, – Серёжа усмехнулся. – Просто цифры посмотри и расставь по слайдам.

Вдоль офисного окна на фоне панорамы Лужников прошла Марина в розовом спортивном костюме. У дверей опенспейса она остановилась и посмотрела в сторону Лишнева с Серёжей.

– Давай, не подведи, а то премии нам не видать, – Серёжа подмигнул Лишневу и двинул к дверям, подскакивая на ходу. На животе и по бокам у Серёжи через пояс брюк свисала пухлая складка, и на бегу она тоже подскакивала.

Лишнев просидел над презентацией до темноты – сводил таблички, подставлял цифры, сверялся с распечатками, вычитывал. Когда уставал, смотрел вприкуску порно. В половину десятого уборщица, молодая казашка в синем рабочем халате, кедах и ярко-жёлтых наушниках погасила в опенспейсе ненужное освещение.

На улице стало тише, рассосалась пробка на кольце. Новый Президент-бот улыбался и панорамно сиял с гигантской плазмы посвежевшей подтянутой кожей.

В одиннадцать вечера Лишнев закрыл наконец эксель и пошёл прочь по пустому офису.

– Ненавижу, суки, гады, – тихо сказал он, стоя возле окна на лестничной клетке. – Когда это всё кончится уже?

В окне на фоне чёрного неба с тонкой оранжевой полоской погасшего заката вдоль горизонта отражалось его лицо, обычное, ничем не примечательное, немолодое и круглое, чуть провисшее по-хомячьи по краям скул, с глубокими складками, отходящими от крыльев носа, и тремя продольными морщинами на лбу. Волосы в стекло разглядеть было сложно, но Лишнев и так знал, что их становится меньше, особенно посередине головы. Отражение ничего не ответило Лишневу. Приехал лифт и увёз его вниз.

***

Если бы полицейский дрон, с вечера пятницы занятый патрулированием Тверской и окрестностей, переместился бы субботним днём в пространство над улицей Вавилова и просканировал бы одно из окон одноподъездной башни, то оператор дрона увидел бы на своих камерах Лишнева – одинокого физического, который ходил по квартире и разговаривал сам с собой.

По вибрации стёкол дрон распознал бы отдельные слова, а искусственный интеллект СОН определил бы их как нецензурную брань и угрозы в адрес другого физического. После этого СОН объявил бы оранжевый уровень тревоги и выслал бы к Лишневу наряд.

Возможно, камера дрона зафиксировала бы также, что в ушах одинокого человека нет никаких устройств для воспроизведения звука, данные трекинга подтвердили бы, что отсутствует и встроенный блютус-передатчик. Тогда СОН классифицировал бы происходящее как психическое расстройство в стадии обострения, и вместо усиленного киберпсами полицейского экипажа на улицу Вавилова отправилась бы бригада санитаров.

Лишневу повезло, что дом, где он мерил шагами малометражную однокомнатную квартиру, был до четвёртого этажа укрыт разросшимся ясенем. Дрон не мог его увидеть и помешать ему разговаривать с несуществующим собеседником тоже не мог.

Говорил Лишнев с Серёжей.

Он начал, как только проснулся. Сначала у себя в голове раскладывал, что скажет он, что ответят ему, и в голос заговорил ближе к обеду.

– Абсурд какой-то, – зашёл Лишнев издалека. – Если бы ты мне раньше сказал, что нужно к понедельнику, я бы как-то всё распределил, не сидел бы до одиннадцати.

– В пятницу! – Лишнев поднял к лицу руки и потряс ладонями.

– Сам-то, небось, ебаться поехал? – Лишнев навис над столом, за которым сидел воображаемый Серёжа.

– Сука, гад! – на этой реплике Лишнев ударил по столешнице кулаком и ушиб костяшку мизинца.

– Вот уйду, и ебитесь сами со своими табличками, понял, гандон? – Лишнев стискивал челюсти и одними губами выплёвывал слова в зеркало над раковиной в совмещённом санузле, пока держал ушибленную руку под струёй холодной воды.

– Уйду, – тихо и глухо повторял он, подхватывая ногтем содранный лоскуток кожи на кулаке.

– И деньги ваши мне не нужны, – кожа не поддавалась, и Лишнев вцепился в лоскуток зубами.

Со стуком запрыгал по белой крышке стиральной машины телефон, на экране всплыло профайл-фото лендлорда: худой, с тёмной миллиметровой щетиной на черепе и впалых щеках человек в зеркальных очках стоял в треть оборота на фоне бутылочно-зелёной стены. Костлявый и похожий на топор нос его был скошен вправо, как будто свёрнут.

– Салют, – сказал лендлорд и чавкнул жевательной резинкой. – Тринадцатое число. Я ничего не получил.

Лишнев провёл ушибленной рукой по лбу и наверх, по редеющим волосам. В зеркале было заметно, как опухла и начала темнеть в месте удара костяшка мизинца.

– Привет, – Лишнев так и остался стоять с ладонью на голове, другой рукой прижимая к щеке телефон. – Я в понедельник переведу, у меня аванс в понедельник. Ну, то есть он тринадцатого, но если на тринадцатое выходные выпадают, то его переносят на понедельник. В общем, в понедельник до обеда.