Лариса Джейкман - Последняя жертва Евы

«Урбенич Станислав, друг и жених вашей дочери. Здравствуйте, рад вас видеть».

Наталья Игоревна улыбнулась и сказала:

«Здравствуйте, Станислав. Много наслышана о вас от Евы. Извините, но Егора Васильевича не будет с нами».

«Жаль. Хотя Ева меня предупреждала об этом. Но я искренне рад, что вы пришли, для меня это очень важно».

Ева с мамой поздравили Станислава с днем рождения и вручили ему подарок, золотые запонки и заколку для галстука в изящной дорогой упаковке. Станислав поблагодарил и остался подарком весьма доволен. Это было как раз в его вкусе. Ева знала об этом.

Стол был сервирован на четверых и пришлось попросить официанта, убрать лишний прибор. Меню изобиловало деликатесами. Наталья Игоревна, не стесняясь, сделала свой выбор, состоящий в основном из рыбных блюд и закусок, Ева со Станиславом последовали ее примеру, и поэтому пить они решили белое сухое вино. На десерт им подали шампанское, мороженое и фрукты, а завершился обед кофе с ирландским ликером.

Говорили много и о разном: о театре, о музыке, о современных вкусах и нравах и наконец заговорили о самих себе.

«Наталья Игоревна, разрешите мне признаться вам в том, что я люблю вашу дочь Еву», – сказал Станислав в один из самых подходящих моментов, налив всем шампанского. – «И более того, я мечтаю жениться на ней. Ева дала мне свое предварительное согласие, что подтолкнуло меня к тому, чтобы официально попросить у вас ее руки. Я сожалею, что Егора Васильевича нет сегодня с нами, но тем не менее, надеюсь получить ваше согласие».

Речь Станислава была несколько высокопарной, но произнес он ее совершенно естественно, весьма элегантно и с нотками уважения в голосе.

Наталья Игоревна посмотрела на Еву, которая сидела с сияющими глазами и ждала маминого ответа. Потом перевела взгляд на Станислава и ответила:

«Милый Станислав, я весьма признательна вам за вашу откровенность и хочу тоже быть откровенной с вами. Вы сделали свой выбор, и я рада, что моя дочь хочет соединить свою жизнь с человеком, который ее любит. Вы достойная друг друга пара, но у вас будут большие проблемы, и вы, Станислав, должны об этом знать. Егор Васильевич не готов к женитьбе Евы и ни под каким предлогом не согласится на это. И дело тут не в вас, просто у него несколько другой взгляд на жизнь вообще и на жизнь его дочери в частности. Поэтому, если вы намерены пожениться вопреки его мнению, то делать это нужно очень осторожно. Это будет большим испытанием для вас обоих, и я вряд ли смогу чем-нибудь помочь. Вы уж извините меня за откровенность».

Повисло молчание. Ева сидела, опустив глаза и не говоря ни слова, Станислав как бы обдумывал сказанное, слегка потирая подбородок рукой, сжатой в кулак.

«Ну что ж, это серьезное заявление, Наталья Игоревна. В этом случае все должна решать Ева. Как она скажет, так и будет. Если она согласна выйти за меня вопреки воли ее отца, я со своей стороны сделаю все, чтобы это прошло безболезненно для всех».

Ни мать, ни дочь не поверили его словам, вернее, они понимали, что безболезненно не получится. Но Ева сказала «да», определенно и конкретно, не колеблясь и не сомневаясь, взвалив тем самым огромные проблемы на плечи своей матери.

На следующий день, явившись на работу в театр, девушка обнаружила на пианино роскошный букет роз. Станислава она не видела, но сердце ее забилось учащенно, она поняла, что счастлива и бесконечно благодарна этому человеку.

Неделю спустя Ева объявила родителям, что она отбывает с театром на гастроли. Это было правдой. Основной состав их драматического театра выезжал со спектаклями в Подмосковье. Ева обретала свободу! Два месяца вдали от дома – это было несказанным блаженством для нее.

Но самое главное – это замужество. Чтобы оберечь мать Евы от скандалов и разборок с отцом, они со Станиславом решили расписаться перед самым отъездом на гастроли, и домой после них Ева возвращаться больше не собиралась. Она скажет родителям, что вышла замуж и переезжает к мужу.

Так и мама будет вроде бы ни при чем. Ну побунтует отец, покричит, поругается, да и смирится с этим фактом. Изменить что-то он будет уже не в силах. Такой план они разработали, и Еве казалось, что это выход.

Вернувшись с гастролей, Ева заявила родителям, что она вышла замуж.

«Не сердитесь пожалуйста. Папа ведь не согласился бы никогда, и ситуация зашла бы в тупик. Я решила, что так будет лучше. Станислав Урбенич очень хороший человек. Я давно его знаю. Если вы не против, я могу вас познакомить. Он ведь теперь ваш зять», – как можно мягче проговорила Ева, дрожа внутри от предчувствия непредсказуемой реакции отца.

«Вон! Вон из моего дома», – тихо и зло сказал Егор Васильевич. Потом он вышел в прихожую и вытащил с антресолей маленький старый чемодан.

«Забери столько барахла, сколько сможешь сюда вместить. Это тебе мой свадебный подарок. И запомни, ты еще горько пожалеешь о том, что посмела осквернить мое доверие к тебе. Ты дрянь, гнусная, ничтожная дрянь. И вся жизнь твоя с этой минуты будет тоже такой же дрянной и гнусной. А теперь вон, и чтобы духу твоего здесь больше никогда не было, еврейская подстилка».

Отец повернулся и вышел из комнаты. Мама плакала и жалела Еву, но та, казалось, не особо переживала. Она привыкла за свою жизнь к оскорблениям отца настолько, что ее чувства как-то притупились, и она уже никак не реагировала на его ужасные слова, адаптировалась.

Ева ушла, взяв самое необходимое, и, придя домой к Станиславу, дала волю слезам. Она рассказала мужу о своих отношениях с отцом, и он был потрясен. Тем не менее, Урбенич попытался успокоить жену и сказал, что у нее теперь есть защитник, то есть он, ее муж, и бояться ей больше нечего.

Ева была безмерно благодарна Станиславу, который относился к ней очень бережно и казалось, что они счастливая семейная пара. Ева иногда виделась со своей мамой. Та приходила к ним, правда очень редко. Отец об этом, якобы, не знал.

«Ну как ты, дочка? Ты хоть счастлива?» – спрашивала сердобольная мать, и Ева, не задумываясь, утвердительно кивала в ответ.

Так прошло больше года. За это время все, казалось, утряслось и успокоилось. Ева и Станислав жили душа в душу и стали всерьез подумывать о ребенке.

«Мне уже за сорок, девочка моя, и тебе под тридцать. Куда тянуть? Или сейчас, или никогда», – говорил жене Станислав, и она понимала, что он прав. Ей хотелось ребенка, но что-то останавливало ее.

«Господи, люблю ли я его?» – как-то ни с того, ни с сего вдруг подумала Ева.

У нее все чаще и чаще стали появляться подобные мысли. Она ловила себя на том, что рада, когда Станислава нет дома. Она предпочитала ходить к подругам одна, и даже маму она просила приходить, когда его нет. Это был нехороший симптом. Нет, она по-прежнему была ласкова и дружелюбна с ним, но в глубине души оставалась равнодушной к его ласкам, и их интимная близость стала все чаще и чаще утомлять ее.