Ирина Москвина - Демонология нашего района

– А еще?

– А еще вижу свое семейство, чью жизнь я съел.

– А зачем, Николай, ты это сделал?

– А за тем, что не ты ли, живое пиво, мне подсказало, что иначе бы все вечером пошли гулять и мальчика старшего на новом велосипеде сбила бы машина.

А так, конечно, никто никуда не пошел, все обошлось, и семья в итоге выжила, и мальчик не остался инвалидом, и даже велосипед не пострадал. Но никто за это не сказал живому пиву спасибо, ни отцу. Не оценили, восприняли как должное. Так что будь ты хоть десять раз живой, это бесполезно, это семья, разве здесь от некоторых людей дождешься благодарности. Только лучи солнца будут хлестать в окно, только живое пиво поговорит с тобой по-человечески. Это семья.

Из окна дома видна крыша какой-то служебной постройки, служебного здания во дворе, плоская такая черная крыша. И на ней рядком сидят голуби. И крайний в ряду голубь, видимо, болен, или еще по какой-то причине лишен сил, и к нему подходит ворона бочком, но развязно, и начинает его спокойно долбить клювом по башке. Т. е. убивать, добивать. И оттаскивать в сторону. А все остальные голуби, весь ряд, они как сидели, так и сидят, и никак не реагируют, и никто и не почесался вступиться.

Даже голубь, бессмысленная и лишенная морали и совести тварь, и та плевать хотела на своего товарища!

А мы еще чего-то хотим от людей.

Набережная, архитектура. Питер, весна, т. е. – ветер, дождь (временами со снегом). Подъезжает лимузин на 20 человек, черный и катафалкообразный, за ним подъезжает специальная машина фотографа. Вываливается фотограф (полоумный), из лимузина вываливаются по очереди гости (тем, кто сидел у двери, еще ничего, а сидящие возле водителя вынуждены, чтобы вывалиться, предварительно ползти несколько метров по салону, согнувшись буквой «гэ», лимузин во всей красе). В заключение вываливаются невеста в платье с голой спиной и жених в свитере и куртке.

Мама невесты бегает за невестой по всей набережной и кричит:

– Одень дубленку! Одень дубленку сверху!

Невеста отказывается, ей тепло, ей пока тепло. Плюс она, видимо, уже слегка надувшись шампанским.

– А этот в куртке! Сними куртку сейчас же, мерзавец! – начинает тогда гоняться мама невесты вместе с мамой жениха уже за женихом. – Сними ее и одень ее на нее! Сам в куртке, а она голая.

Жених, неуверенно глазея по сторонам, тянет куртку вниз, снимая. Невеста энергично тянет куртку обратно вверх, надевая. Из-за этой возни жених застревает локтями в куртке и временно лишается возможности двигать руками. Но руки ему нужны, т. к. помощник фотографа (еще и помощник есть, такой же!) уже, в свою очередь, закончил путаться локтями в какой-то коробке и достает оттуда двух белых голубков. Сейчас что хотите можно за деньги, только плати. Голубки нахохливаются под снегом, ветром и дождем. Гости тоже бродят по набережной нахохлившись, но бодрясь и не показывая виду. Зонта ни у кого нет.

Дочку невесты от первого брака заперли в машине, оттуда идет вой. Приходится высадить.

– Одень дубленку! – бегает за ней мама невесты – Одень сейчас же дубленку!

Задумка такая: жених с невестой стоят у кромки воды, на фоне великой архитектуры, и целуются. У каждого в руке по белому голубку. Руки соединены, и голубки тоже целуются, гули. Гули-гули.

Жених, целуясь, смотрит не на невесту, а в камеру.

– Ах ты мерзавец! – кричит мама жениха – Ты глянь, куда он смотрит! Не на нее, а в камеру. А ну-ка смотри на нее!

Опять целуются, опять не на нее.

– Уберите гулю! – ругается невеста. – Или давайте быстрее, у меня гуля улетает. Давайте уже быстрее!

Опять целуются. У фотографа что-то там не влезло. Он вообще какой-то дикий, на лестнице во Дворце всех два часа продержал, «мужчина, вы не влезаете», «женщина, вы вылезаете», мальчика отодвиньте, а девочку поднимите. Дурак, даже другие свадьбы оборачивались.

Целуются.

– А если она нагадит? – беспокоится кто-то из гостей.

– Давайте быстрее! – кричит невеста – У меня гуля улетает!

– Опять он в камеру смотрит, а не на нее, вот негодяй!

Дочку невесты, мокрую и замерзшую, засовывают обратно в лимузин. Мама невесты вздыхает облегченно, наполовину.

– Сними куртку! – кричит она. – Сними и надень ее на нее! Она же голая! Оно же не греет ни фига!

Невеста действительно уже вся пятнистая от холода, как леопард под голым платьем, пятно синее – пятно автозагорелое. Сходятся на газовом шарфике.

– Давайте быстрее! – кричит невеста. – У меня гуля улетает!

– Смотри на нее! На нее смотри, а не в камеру!

– А если она нагадит… – беспокоится жених.

Целуются.

Оказывается, есть еще гули, 4 шт., кто хочет, может их взять и сфотографироваться вместе с женихом и невестой. Никто не хочет. А если они нагадят? Приходится брать гулей родителям невесты и жениха.

Целуются.

– Все! – кричит жених – Нагадила!

Стоп, снято!

Теперь отпускаем все своих гулей в небо. Все, шикарный кадр.

Шикарный кадр, у жениха даже нет платка, нечем вытереться. Смысл куртки, если там даже платка в кармане нет. В лимузине вроде есть салфетки, рядом со стойкой для шампанского. Все, поехали.

А гули вернутся? Они же улетели. Наверное, вернутся, наверное, они дрессированные. Или совсем улетели, но это же дорого, наверное. Каждый раз ловить и отпускать. Короче, неизвестно. Улетели.

Едем дальше. Три часа ехали от Дворца до ихней Пролетарской, три часа! На метро было бы ровно в три с половиной раза быстрее. Все в трансе, все пьют это шампанское. Туалета нет, умные сходили еще во Дворце. Кто поумней – сходили два раза.

За окном ничего не видно, стекла то ли тонированные, то ли чего. То ли немытые. Нет, видно, вроде Петроградка.

– Через Петроградку едем!

Сзади спрашивают, почему через Петроградку. Почему надо из центра на Пролетарскую ехать через Петроградку, при том, что через нее же ехали к Спасу на Крови. А теперь получается обратно. Вопрос передают по салону невесте с женихом, сидящим впереди. Но ответ назад не приходит – очень, очень длинный салон. Вообще ничего непонятно. Когда приедем, куда. Мама невесты сидит сзади, но она здесь ни при чем. Это их теперь район, эта Пролетарская.

От безнадежности все начинают знакомиться, родственники невесты с родственниками жениха. Что-то мы долго едем, хочется уже на воздух. Но на воздухе холодно и погода кошмар.

– У нас, – говорит одна тетя, – у нас теплее, хоть и снега вот столько лежит. Очень быстро у нас снег выпадает.

У нас это где? У нас в Сургуте, оказывается.

Жених из г. Сургут, они там свое продали и сюда переехали. Он, его мама и брат, у них здесь квартира. Теперь и наша невеста там же. Механик из автосервиса, младше ее. Где-то познакомились. Мама невесты сильно против, она слишком в ту свадьбу вложилась. И мебель, и ремонт. И все. Слишком там старалась, теперь, говорит, без меня. И никаких внуков, хватит мне этой Аспиды. А мама жениха вроде наоборот, вроде довольна. Ни что она его старше ничего не говорит, ни что ребенок. Живут-то с ней. Машину ей сама купила, еще до свадьбы, до всего. Это надо хорошо относиться, чтобы девушке сына купить машину. «Жигули», но все равно. Видно, что довольна. А он автомеханик. Зато не пьет, вообще. Но как-то странно: я, говорит, раньше очень много пил. Потом бросил. Еще в школе. Она, свекровь-то, говорят, специально была вынуждена его сюда привезти. Чтобы оттуда увезти. Он там пил, говорят, гулял, пришлось срочно увозить от дружков его. Но вроде ничего, румянец во всю щеку. И у брата его тоже, и у мамы, и у всех прочих. Родственники со стороны Сургута легко распознаются по этому румянцу (а еще по золотым зубам). Инвестиция, потому что золотой зуб – это та же инвестиция. Они там уважают инвестиции, в Сургуте. Может, они ей и машину купили с той же целью. Сделать инвестицию а) в машину и б) в нее, чтоб прониклась и зауважала.