Дмитрий Вержуцкий - За синей птицей

…

Через два с небольшим месяца скитаний по горам, так и не найдя «золотого» ручья, мы спустились по ущелью одной из рек в Баргузинскую долину. Силы были на исходе, и все шли, едва передвигая ноги. С огромным трудом дотащились до небольшой полянки уже недалеко от выхода в долину, где и решили переночевать. Последняя ночь была бессонной и какой-то особенно голодной. Встали на рассвете под моросящим дождем. До ближайшего поселка и магазина в нем оставалось километров двадцать, но мы все уже были совсем на пределе.

Вскипятив котелок воды, я достал со дна рюкзака заветный пакет с НЗ и выдал каждому по полсухаря и конфете. Настроение сразу изменилось, посыпались шутки, и появилась уверенность в том, что мы, все-таки, дойдем. Этого перекуса нам как раз и хватило для последнего броска. Мы доковыляли до поселка, нашли магазин, купили разной еды. Затем, схоронившись в кустах у реки, устроили настоящий пир. Следующим утром рейсовый автобус увез нас в Усть-Баргузин. Еще через пару дней, полные впечатлений, добрались на теплоходе до дома. Больше с Гошей мы уже никуда не ходили. А он так и продолжает бродить по тайге. В одиночку. Месяцами. Может быть, все-таки, когда-нибудь, синяя птица сжалится, и подарит ему удачу…

Шла середина сентября. С севера тянуло прохладным, насыщенным лесными запахами, воздухом. Небесная синева нависала над освещенными низким послеобеденным солнцем сопками. Яркими осенними красками выделялись наряды кустов и деревьев. Путь лежал по лесовозной дороге с глубокими глинистыми колеями с грязной водой. Резиновые сапоги скользили на неровностях. Приходилось двигаться посередине, иногда перескакивая на обочину, чтобы обойти разлившуюся лужу.

Собачки мои куда-то исчезли. Может быть, за зайцем погнались, может, подняли с лежки коз. Было тихо, но в любой момент мог взлететь рябчик или появиться другая дичь. Старенькую, но с очень кучным боем, одностволку я держал в руках наготове. Тем не менее, вовремя среагировать на появившегося из-за поворота дороги глухаря не успел. Точнее, уже вскинув ружье и поймав в прицел птицу, услышал выстрел и сам стрелять не стал. Но тот, впереди, промазал. Огромный петух облетел большую лиственницу и спокойно ушел вниз по пади, скрывшись за группой кедров.

Через короткое время на дороге появился охотник. Это был Валера, мой давний приятель и сосед по даче, человек основательный и рассудительный. У него в руках тоже находилась одностволка. Только моя «тулка» была шестнадцатого калибра, а его «ижевка» – двадцать восьмого. Мы поздоровались, подосадовали по поводу улетевшего глухаря и решили вместе перекусить. С утра каждый из нас намотал по сопкам немало километров, и подоспело время отдохнуть.

Добытого Валерой еще утром рябчика выпотрошили, посолили, обмазали глиной и запекли в углях. У меня добычи сегодня не было, но имелось сало и пара картошек к нему. Кусочки, нанизанные на березовые прутики, поскворчав и зарумянясь на огне, заняли свое место на нашем импровизированном столе. Да, в общем, все блюда получились исключительно вкусными!

Никуда не торопясь, мы сидели у костра, наслаждаясь отдыхом, смакуя приготовленные деликатесы и ведя неспешную же беседу. Вспомнив удачные и не очень дни своих прошедших охот, пришли к общему мнению, что дичи в тайге стало явно меньше. Обсудив эту злободневную для нас тему, единодушно решили, что виноваты, конечно же, лесозаготовители, вырубившие уже значительную часть окрестных лесов и распугавшие зверя. Затем немного прошлись по общим знакомым и сравнили их житейские проблемы со своими. Сошлись во взглядах, что женщины – это неизбежное зло, что хорошего начальства не бывает, и справедливости в этом мире тоже нет.

Через некоторое время беседа плавно перетекла на прочитанную литературу. За классику мы оба брались не раз, но безуспешно. Пытались одолеть и Достоевского, но пришли к единому мнению, что на него совершенно не стоит тратить время. Мне в те годы больше нравились Бред Гарт и Фенимор Купер, Валера тогда сильно увлекался Джеком Лондоном и, особенно, его северными рассказами.

Прибежали мои запыхавшиеся собаки. Получив по куску хлеба, они аккуратно его съели и улеглись по сторонам, высунув длинные языки. Все, наконец, обговорив, мы с Валерой какое-то время молча посидели у огня, подкидывая в догорающий костер мелкие веточки и глядя, как радостно их охватывают языки пламени. Выпив еще по одной кружке крепкого, сладкого и ароматного чая с почками черной смородины, поднялись. Пожелав друг другу «ни пуха, ни пера», отправились, каждый своей дорогой, дальше на «промысел».

И было нам тогда по одиннадцать лет…

– А вот еще был случай, – державший речь затянулся сигаретой и сунул оказавшуюся рядом большую еловую ветку в затухающий костер.

Пламя, облизав добычу, сразу вспыхнуло и осветило неровные очертания силуэтов деревьев из окружавшего их леса. Огромные звезды сверху стали не такими яркими и близкими, как пару секунд назад. Желтые искры, уходя неровным потоком вверх и в сторону, сливались с ними, образуя причудливый разноцветный рисунок. Находившийся рядом горный хребет, у самого подножия которого они расположились на ночь, черной громадиной нависал, казалось, прямо над ними. Лишь белые заснеженные края вершин, поднимавшихся на трехкилометровую высоту, заметно выделялись на фоне более темного небосклона.

– Был у нас егерь один, чудик еще тот! – речь Михалыча, как обычно, не страдала отсутствием нецензурной лексики, но филигранное умение художественно и в меру обставлять изложение редкими, но точными идиомами и междометиями, придавало ей особый колорит.

– Что-то там он окончил, МГУ, кажется. Технарем, по физике или что-то похожее. Или не окончил – кто сейчас вспомнит? Решил, в общем, он из столицы свалить и жизнь настоящую себе устроить. Ну, бзик у него такой был. Единение с природой, вред от цивилизации и все такое, – рассказчик помолчал, глядя в костер.

–А может, просто говорил всем так, а на самом деле просто достали его, тоже бывает. Толком парнишка ничего не знал, не умел, но взяли его в заповедник – на кордонах ведь никуда не денешься, все на виду, жить захочешь – обтешешься. Студентом его прозвали. Конечно, нам тогда всем пришлось постараться, чтоб хоть от части городской дури его избавить. Худо-бедно, но пару лет парень отработал, притерся малость и отпуск, наконец, решил взять. И что? Так и будем в сухую слушать? Горло уже совсем пересохло, а никто даже не пошевелится!

Колька, парень лет двадцати пяти, самый молодой в компании, кивнул, поднялся и молча направился к столу. Через минуту все сидели с налитыми на треть кружками и немудреной закусью из хлеба, сала и лука в руках.