Дмитрий Вержуцкий - Фарт и другие рассказы

© Дмитрий Вержуцкий, 2020

ISBN 978-5-0051-5180-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Солнце уже совсем скрылось за плотной стеной деревьев, но темнота еще не пришла. Лишь по краям поляны в подлеске только-только появились и начали осваиваться вечерние сумерки.

За ужином Лева непривычно молчал и, судя по сдвинутым бровям и заторможенной реакции на происходящее вокруг, о чем-то усиленно думал. Давно его зная, я сразу определил, что мой приятель снова что-то затевает. Прикинув расклад, решил пока не приставать с лишними расспросами. Раз уж у Левы возникла новая идея, то ей надо дать возможность созреть.

Народ, а в основном это были студенты, сидел под навесом за длинным столом, сколоченном из толстых кедровых плах. Все что-то рассказывали, вспоминали дневные перипетии, беззлобно поддевали друг друга, искренне хохотали и развлекались разными другими способами. Бак картошки с тушенкой уже опустел, и присутствовавшие неторопливо попивали чаек и отдыхали после завершившегося дня.

Два парня из Владивостока периодически хлопали себя по рукам и коленям, вслух громко считая убиенных за сегодня комаров. С утра они поспорили на завтрашний компот, кто больше их наколотит. У обоих счет приближался к третьей тысяче. На другом конце стола девчонка из Кишинева вдохновенно вспоминала все новые подробности о ее недавней встрече на тропе с настоящим медведем. Уже не раз слышавшие эту историю, сидевшие поблизости ахали и охали, прикидывая – что же с ними во время практики случалось такого, о чем можно было бы тоже рассказать.

В тот день зоологи не ходили на дальние площадки. Собранный на ближнем трансекте послеобеденный материал получилось разобрать как раз к ужину. Все насекомые, многоножки, паучки и прочие мелкие «козявки» были распределены по систематическим группам, подсчитаны и взвешены на торсионных весах. Затем их разложили по ватным матрасикам или флакончикам из-под пенициллина с фиксатором – этиловым спиртом пополам с формалином. Этикетки сделаны, рабочие тетради заполнены, и – редкий случай – после ужина мы оказались свободны. Чаще вечером приходилось еще час-два проводить в лаборатории.

Это было нормально и привычно в полевых командировках Института географии. Здесь все подчинялось одной главной задаче – получить как можно больше данных о природе за короткий сезон экспедиционного выезда. На таежном стационаре работали климатологи, геоморфологи, геоботаники, гидрологи и другие специалисты, объединяемые географической наукой. За каждым сотрудником закреплялись несколько студентов, проходящих практику, приехавших из разных ВУЗов страны.

Время от времени таежный стационар посещали унылые затяжные дожди. Такие дни назывались «актированными», и народ, сидя по палаткам, играя в карты и шахматы, быстро начинал тосковать по привычному ритму полевой жизни. Начальство и остальные научные сотрудники с каждым днем все больше скучнели, Выскакивая под дождь по утрам, они вглядывались в небо, сереющее рваными клочьями между крон пихт и кедров, в надежде обнаружить среди туч долгожданные синие просветы. После таких вынужденных сбоев в работе, приходилось вставать в пять утра, вкалывать весь день, и еще оставаться вечеровать допоздна в лаборатории.

Метрах в ста за баней, на самой окраине полевого лагеря, в свое время студенты из Риги оборудовали «кафе». С пяток гигантских разлапистых кедров, расположившихся широким полукругом, смыкались кронами и служили неплохой защитой от несильного дождя. По центру утоптанной во время танцев полянки находилось обложенное речными камнями кострище. По окружности располагались четыре широких и длинных скамейки со спинками, также срубленные из больших кедровых плах. Перед ними на толстые чурки ставили миски с сахаром-рафинадом, дешевыми конфетами, мелким рижским, слегка горьковатым, печеньем. К столу подавали традиционный кофе, сваренный в пузатом медном кофейнике, тоже привезенном когда-то из Прибалтики.

Кофе разливали по кружкам, о чем-то рассказывали или обсуждали, спорили, загадывали загадки, играли в разные игры, пели песни. Иногда удавалось поймать хорошую музыку приемником «Спидола» – неизменным спутником геологов и полевиков в экспедициях Академии Наук. Изредка, особенно в промозглую погоду, в кофе добавлялся и спиртик. Народ здесь собирался молодой, время от времени из освещенного круга на какое-то время исчезали парочки, уединяясь в палатках.

В зоологической группе в этот год не получилось со студентами-биологами. Начальник, большой и кудрявый мэнээс Володя, буквально в последние дни перед выездом успел собрать кого смог по друзьям-знакомым-соседям. Иркутский Академгородок снабдил его тремя четырнадцатилетними шалопаями-школьниками и парой длинных девиц чуть постарше из физкультурного техникума.

С таким вот контингентом Володя отчаянно пытался выполнить все намеченные на сезон планы. Мы с Левой жили с родителями в соседних панельных «хрущевках» и учились в одном классе. У Славика папа числился замдиректора какого-то института. Их семья занимала большую квартиру в кирпичном профессорском доме. Набирался знаний Славик в другой школе, в центре города. В принципе, он был неплохим парнем, и мы с ним ладили, хотя и близко не сходились.

В тот вечер Лева куда-то исчез. Меня не особенно беспокоило его отсутствие – мало ли, может, к кому в гости зашел или спать пораньше завалился после ужина. Мы со Славиком, намазавшись, как и все, из тюбиков репеллентом «Дэта» от комаров, устроились в кафе на конце дальней лавки, слушая окружающих. Студентки-латышки в этот вечер много пели на своем красивом незнакомом языке, в основном что-то протяжное и лирическое. Воздух, насыщенный сильным ароматом пихты, привычно гудел висящей в воздухе взвесью из бесчисленной кровососущей братии. То и дело над костром стремительным угловатым полетом проносились небольшие летучие мыши-ночницы.

Ближе к полуночи все начали расходиться, ушли и мы. Левы в палатке не было. Забравшись в ватные спальные мешки, мы со Славиком прикончили сотню успевших залететь под москитный полог комаров, задули свечку, рассказали на ночь друг другу по страшной истории и быстро уснули. Спалось нам тогда по молодости и на свежем воздухе всегда хорошо. Но утром на наших широких нарах, застеленных пихтовым лапником, Левы снова не оказалось. Нетронутый спальник говорил, что он и не появлялся. Это уже было тревожно и непонятно.

Возле кухонного навеса с ветки лиственницы на толстой проволоке свисал кусок рельса. Рядом, на сыромятном ремешке находился подвешенный на гвоздь полуметровый отрезок толстой арматуры. Дежурные по кухне дважды били ею по рельсу минут за пятнадцать до начала завтрака, обеда или ужина. Это называлось «первый блям». Когда еда была совсем готова, в рельс стучали уже трижды. В полусотне метров в большом рубленном доме с пристроями по сторонам располагалась лаборатория, за ней, огибая крупные кедры и пихты, разбегались две тропки, вдоль которых нестройно белели жилые палатки. В них, чаще по двое или по трое, жили специалисты и студенты.