Елена Полярная - Таблетки для души. Истории для тех, кто странствует в поисках счастья

Зажмурившись от досады, она пыталась понять, почему все пошло не так?

Ответ могла дать только принцесса, сумевшая встретить и потерять любовь всей своей жизни за один день. Что хотела героиня Одри Хепберн, отправляясь в «кинопутешествие»? Просто посмотреть город. Что хочет Анна? То, что получила принцесса. Значит? Завтра она просто смотрит достопримечательности. Кроме того, если даже любовь не случится, крайне глупо уезжать из Рима, не увидев Ватикан, Колизей, Помпеи, фонтан Треви…

Помпеи «придавили» ее повседневной трагичностью. Кухни с потухшими очагами, кладовки, внутренние дворики… Проходить мимо руин домов, где любили, женились, рожали и воспитывали детей, всегда страшно. И ничего не меняется, сколько бы лет ни прошло.

Возвращаясь к вокзалу, с которого отправлялась электричка в Рим, Анна набрела на беломраморный собор, вытянутый готическими пиками к небу, как распростертая рука, взывающая о помощи. Из открытых дверей плыла торжественная, убеждающая в вечности органная пастораль.

В соборе шло венчание… Прохладные вековые скамейки с высокими резными спинками, помнящие прадедов жениха и невесты, позволили наблюдать церемонию незамеченной.

Анна впитывала удивительное зрелище. Коленопреклоненная пара светилась детской чистотой и всепоглощающей страстью. О, эти итальянцы! Неповторимая нация.

До возвращения в Москву оставалось три дня.

Утомленная экскурсией и духотой электрички, не доходя до отеля, Анна толкнула дверь небольшой овощной лавки.

– Антонио! – звучно пропела в глубь магазина пышногрудая продавщица, как только Анна попыталась объяснить, что хочет купить черешню.

Дверь, ведущая во внутренний двор, распахнулась, захлестнув сумрак помещения волнами солнца. В пролете, гибко опираясь на косяк, в розовом нимбе преломленных лучей стоял… Нет, не Джо Брэдли.

Смуглый, высокий римлянин, как будто сошедший с картины Микеланджело. Отступив назад, чтобы не ослепнуть, Анна попыталась поймать ухнувшее в пятки сердце.

– Синьора русская? – бархатный голос брал в плен молниеносно.

Молодой итальянец выбирал глянцево-черную черешню по ягодке. Смеясь глазами юного олимпийца, сильными тонкими пальцами гладил пушистую кожицу персиков, предлагая истекающий солнцем фрукт:

– Персик – это плод любви… Синьора когда-нибудь пробовала итальянскую любовь на вкус? Не смущайтесь, синьора, это подарок от фирмы.

Наивный провокатор неплохо говорил по-русски. Время летело, надо было срочно придумать, как продлить это сумасшествие.

– Антонио, – Анна впервые произнесла сочное имя, осторожно впитывая с языка его вкус. – Можно организовать доставку в номер? Раз у вас такой солидный магазин.

Загадочно улыбнувшись, Антонио упаковал увесистый сверток.

– О, синьора, мы продаем наши фрукты даже в Москве! Я специально выучил русский. У нас семейный бизнес, и я не продавец.

– Хвастлив, как итальянец, – вздохнула Анна. – Но такой обворожительный…

Проводив Анну до дверей номера, Антонио вежливо отказался войти, предложив встретиться вечером в кафе напротив.

Рим – идеальные декорации для любви. И надо было только отдаться в руки судьбе. Все случилось, как грезилось. Целых три дня абсолютной любви, намного лучше, чем один, как у принцессы Анны. И пусть Антонио – не журналист, а продавец черешни, милый лжец, рассказывающий легенды о семейном бизнесе в России. Но что это меняет, когда есть всего три дня?

В аэропорту она улыбалась загадочной улыбкой Моны Лизы, получившей приз.

Она была современной женщиной и не собиралась, как принцесса Анна, – «увезти только воспоминания об этой встрече и хранить их всю жизнь».

«В жизни каждой девушки должны быть римские каникулы». Милая бабушка, римские каникулы уже прошли. Но жизнь не закончилась. И надо срочно писать новый сценарий с новым героем. А в том, что он будет, она не сомневалась.

Через два месяца Анна, светясь от счастья, сообщила матери, что та скоро станет бабушкой. Ночью ей приснились черные локоны дочурки…

Новый герой уже вошел в ее жизнь и диктовал свой неповторимый сценарий, такой далекий от Рима, его помпезности и вечности. Сценарий, в котором итальянские каникулы скоро станут стертыми воспоминаниями, как кадры старой киноленты.

***

Всю ночь за окном сыпал нудный дождь, обрывая последние листья. Под эти звуки так приятно было нежиться в кровати, прячась от действительности.

Утренний звонок прорвался сквозь дрему, разрушая до боли знакомый сон: рвущийся в небо храм и она – невеста, – парящая в белоснежном кружевном облаке. Разочарованно дотянулась до телефона: еще бы минута сна, и она увидела, кто рядом.

– Анна? – голос Антонио, издалека еле слышный, оглушил.

– Пронто? – прошептала Анна от неожиданности.

– Анна, выучила язык? Прекрасно! Встретимся в итальянском ресторане. Я сегодня буду знакомить тебя с папой.

– Антонио, – перепугано закричала она, вдруг представив, что сейчас разговор прервется. – Ты где?

– Я во Внуково. Анна, это Антонио, почему ты молчишь, Анна?

Она улыбалась, обнимая округлившийся живот.

– Я не молчу. Я просто забыла сказать тебе главное: «В жизни каждой девушки обязательно должны быть римские каникулы!»

Скандалить Юлька умела профессионально. И как талантливый актер душу вкладывает в любимую роль, так и Юлька самозабвенно отдавалась выяснению отношений, получая в процессе ругани огромный заряд энергии и бешеный драйв, несравнимый ни с одним удовольствием в её жизни.

Как в тихом семейном союзе начальника планового отдела и преподавателя философии выросло такое вулканическое детище – для всех оставалось загадкой. Сталкиваться с Юлькой «на узкой дорожке» боялись все. Но в этот раз скандал явно не клеился.

В пылу «сражения» Юлька металась по веранде, хватала то полотенце, то блюдце, как последний аргумент… Конечно, эффектнее было бы швырнуть блюдце об пол так, чтобы осколки со звоном брызнули во все стороны… Может, тогда мать хоть ухом повела бы. Но блюдце было от нового сервиза, который рознить жалко. А мать… сидела как непробиваемый истукан, ослепший и оглохший.

Устав и убедившись в бесполезности прилагаемых усилий, Юлька, хлопнув калиткой, побежала делиться горем к Насте, через речушку, делившую садовый кооператив на две половинки.