Джабраил Алиев - Два друга – недруга: Есенин плюс Мариенгоф

© Джабраил Алиев, 2021

ISBN 978-5-0053-6143-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Два друга – недруга: Есенин плюс Мариенгоф

Почему я решил написать о дружбе Сергея Есенина с Анатолием Мариенгофом?

С творчеством Есенина я познакомился, когда учился где – то в 8 классе.

После этого, стало интересно, узнать как жил поэт и какое у него было окружение. И начал очень скрупулезно изучать биографии писателей, которые входили в литературную группировку под изысканно модным названием «имажинизм».

Хотелось узнать, какую роль в ней играл Есенин, с кем он дружил, а с кем возможно и враждовал.

И оказалось, что как не крути, а лучшим другом и… одновременно недругом Есенина все-таки был и остался поэт, прозаик и драматург Анатолий Борисович Мариенгоф.

Без малого четыре года они дружили, пока не случилась между ними очень серьезная размолвка в конце 1923 года.

И главная причина: пресловутый имажинизм.

Воспоминания Мариенгофа о Есенине после гибели последнего, очень многим близким и знакомым поэта не понравились.

Чем руководствовался Анатолий Борисович, когда писал свои мемуары совершенно невозможно понять.

Так случилось, что мне довелось увидеться и поговорить в 1984 году с известным писателем Леонидом Леоновым, который дружил в свое время с Есениным.

Я тогда служил в армии, и было мне 19 лет. Группа писателей приехала выступать перед солдатами. Когда я увидел Леонова, не поверил своим глазам. Еще бы: ведь это был именно тот человек, который являлся когда- то другом самого Есенина.

Так как я был комсоргом, и тоже должен был принимать участие в приеме гостей, то и попросил (пользуясь, случаем) Леонида Максимовича рассказать о его дружбе с Есениным. Но он не особо был расположен к воспоминаниям.

Однако когда я сказал, что мы будем отмечать в 1985 году 90 – летие поэта у нас в полку и поэтому хотелось бы узнать какие-то свежие интересные факты, он согласился.

На самом деле это было не так. В армии не отмечают юбилеи поэтов. Но я пошел на хитрость: слишком велико было желание услышать свежие рассказы из жизни Сергея Есенина.

Я приготовил блокнот, и многое тогда записал.

Писатель предупредил, что знал Есенина близко только с 1923 по 1925 год.

– А Мариенгофа, – спросил я.

– Этого человека я знал до конца его жизни. Дружбы у нас не было, но при встречах обязательно здоровались и о чем – нибудь разговаривали, чаще о литературе.

Беседа наша длилась без малого 2 часа.

Я выразил глубокую благодарность Леониду Леонову, за то, что он мне тогда юнцу, уделил свое время. Ему ведь было уже 85 лет.

* * *

Спустя десять лет состоялась еще одна интересная встреча с человеком, который очень близко знал Есенина.

В 1994 году я приехал в Москву, чтобы узнать условия творческого конкурса для поступления в Литературный институт.

Я находился во дворе института, когда там появились трое: двое мужчин и женщина преклонных лет в инвалидной коляске.

Оказалось что эта маленькая полноватая старушка, бывшая гражданская жена Есенина Надежда Давыдовна Вольпин (было ей уже 93 года). Она тоже в с1919 по 1923 год входила в группу имажинистов и писала стихи. Впоследствии стала переводчицей.

В 1924 году Вольпин родила сына от Есенина, который стал потом выдающемся математиком.

Я подошел к ней, поздоровался и мы разговорились.

Не надеясь на удачу, я все-таки попросил ее рассказать о дружбе с Есениным.

Надежда Вольпин мягко заулыбалась и спросила:

– А вам очень надо?

– Конечно, – взволнованно отвечал я.

– Через десять дней буду здесь опять по делу, приходите, я расскажу немного о себе, и о Есенине.

В тот день помню, Надежду Вольпин привезли на «Волге».

Она шла своим ходом, но очень медленно. Ее бережно поддерживал под руку водитель и еще одна пожилая женщина (оказалось, что это последняя супруга ее сына).

Полчаса она пробыла в архивном отделе, а я дожидался ее в коридоре. Наконец она появилась с какой – то папкой в руках и кивнула мне. Мы, уединились, в свободной аудитории, чтобы никто не мешал. Я стал расспрашивать в основном о Есенине и Мариенгофе.

И она охотно рассказывала.

– Это была, на мой взгляд, немного странная дружба, – сказала она.

– Почему?

– Они были очень разные по характеру, нередко ссорились, но тут, же и мирились. В милицию попадали несколько раз. Были взбалмошными и очень хулиганистыми. Часто на литературных вечерах Есенин и Мариенгоф спорили с Маяковским, и кажется, получали от этого удовольствие.

Так же хулиганил и поэт Вадим Шершеневич. Он тоже дружил с ними. Мог красиво говорить, и все время любил остро шутить, а иногда даже грубо посмеяться над кем нибудь.

– А вы любили Есенина?

Он засмеялась старческим, дребезжащим смехом.

– Да. Но он сам, кажется, больше всего любил только Миклашевскую. Многие считают, что Зинаиду Райх. Нет, мне лично показалось именно Миклашевскую. А еще была у него хорошая знакомая Екатерина Эйгес. С ней он тоже какое-то время тесно дружил, и отношения у них были близкие. Но, я на него не в обиде. Ему действительно нравились красивые женщины, а я красавицей никогда не была. Даже в молодости.

Она замолчала, продолжая улыбаться. Но молчала только несколько секунд. А потом снова стала увлеченно рассказывать.

Так я и узнал много нового о дружбе этих двух разных поэтов, таких необыкновенных и можно сказать даже загадочных.

Вот такая состоялась удивительная встреча.

* * *

А потом когда уже учился в Литературном институте, познакомился (тоже случайно) с ректором высших литературных курсов поэтом Валентином Сорокиным.

Оказалась что в 60 – 70 годах он был хорошо знаком с поэтом – имажинистом Рюриком Ивневым, который в свою очередь также был другом Есенина. На просьбу рассказать о Рюрике Ивневе Валентин Васильевич помолчал (видимо размышляя, стоит или нет) потом усмехнулся и кивнул:

– Хорошо. Заходи через пару дней, поговорим.

Когда я постучался к нему в кабинет, он пил кофе.

Сорокин поведал, что он даже некоторое время жил у Рюрика Ивнева.

– Это когда не было еще своего жилья, – уточнил он. Рюрик Ивнев был человек спокойный. Я бы даже сказал тихий, но в тоже время себе на уме. Не пьянствовал и не скандалил, и кушал почему – то мало, видимо оттого и был чрезмерно худой. Но относился к своему окружению уважительно, за это и его тоже уважали. Про Есенина и Мариенгофа рассказывал много.

– А про кого больше? – поинтересовался я

– Пожалуй, про Есенина. Говорил, что Мариенгоф был слегка высокомерен. Анатолий считал, что он на одной ступени стоит по таланту с Есениным. Мог, что угодно сочинить о человеке ради личной выгоды, и ради заработка. А вот Рюрик Ивнев не считал себя сильным писателем (он писал и прозу), и спокойно к этому относился. Вот такой он был откровенный и честный имажинист Рюрик Ивнев, – с улыбкой констатировал Валентин Сорокин.