Виктор Акатов - Пепел Чернобыля. Дневник ликвидатора. Роман в четырех частях

– Оперировали, вот еду четвертый раз. До того лечился в Воробьевке в 87-ом и семь лет назад тоже. А ты?

– Шестой. Но все на Каширке. Теперь, наверное, надолго. Или… Вот, только надо документы выправить, чтобы моей любимой женушке пенсию после меня прибавили. Сказали, вышлют бумаги, а я решил сам съездить, а то мало ли что. Вдруг времени осталось немного…

Неожиданное возвращение

В вагоне стало тихо. Все опять прильнули к окнам, хотя там ничего необычного не было: лес, столбы, насыпь. Видимо, говорить никому больше не хотелось.

Так бывает: затронут тему, а она вон как выплеснется. А всем хочется покоя. Зачем своей бедой других нагружать. У них своих проблем, хоть отбавляй, и для них они важнее любого чужого горя. Всякому своя болячка больней. Как у Бунина:

Хотя у Бунина – « мужского страданья ». Он это написал в дни сильнейшей депрессии, и в принципе верно для любого человека.

Люди преодолевают всякие напасти. Целыми гроздьями, одна за другой они сваливаются, превращая жизнь в беспросветную суету. И человек несет этот крест, который сам на себя взвалил. Зачем ему чужие проблемы?

Оттого мне стало неловко, что Николай и я потревожили попутчиков нашим разговором. Жаль, что и день начался с безрадостных чернобыльских воспоминаний, от которых все эти годы старался убегать. Ведь я родился в тех местах, там прошло моё детство. А потом эта трагедия. И слышать и думать об этом мучительно. Даже по прошествии почти двадцати лет.

Чтобы как-то разрядить ставшую натянутой обстановку, я пригласил Николая выйти в тамбур подымить, хотя сам не курю уже много лет. Вышли и погрузились в воспоминания, как друзья, не встречавшиеся целую вечность, почти до Москвы…

Только увидев, что уже проехали Мытищи, вернулись в вагон. Все были с нами очень приветливы, говорили, что волновались, куда мы делись, выглядывали в тамбур, там ли мы, что пора собираться, скоро Москва. Только «начальник» молчал, смотрел в окно, изредка косо поглядывая на нас.

Он первым вышел из вагона, насупившись, не сказав никому ни слова. Остальные очень трогательно прощались с нами.

Мы с Николаем собирались неспешно. Вышли на перрон, опять закурили, разговорились. Только решили идти к вокзалу, глядим, «начальник» возвращается. Подумали, наверно что-то забыл. Но он не стал заходить в вагон. Подошел, потоптался возле нас, потом вдруг говорит Николаю:

– Меня Василием Игнатьевичем зовут. Ты, Николай, того… Не держи зла… Знаешь… Иногда надо хорошо по мозгам получить… Вот мой адресок, – и он протянул Николаю вырванный из записной книжки лист. – На Каширке своей не задерживайся. Загубят. Приезжай к нам в Ветлугу. С женой. Здоровее мест нет на Земле. Поверь, не зря туда из Кирова переселился. Тоже кое-что прошел… Ну, и в Семипалатинске… На травах наших, родниках, на меду, в баньке мы из тебя всю эту дурь и злость чернобыльскую выведем, чтоб тебе и другим не мешала. А если помрешь, что ж делать. На природе-матушке помереть лучше, чем в больничной клетке. Чистым перед Богом предстанешь.

И не прощаясь, Василий Игнатьевич резко развернулся и пошел к вокзалу уверенной неторопливой походкой человека, только что совершившего важное и доброе дело.

23 августа 2005 года

Когда я первый раз зашёл в эту палату, видимо, так устал от беготни по этажам, оформления и размещения, что поставив вещи у входа, сразу присел отдышаться. И снова полезли разные мысли в голову: «Вот опять эта больница, как сказал Николай, „ последнее пристанище “. Нет. Такого не должно быть! Неужели жизнь может скоро закончиться? Господи, не дай Бог!» По коже пробежал озноб, как будто окунули в прорубь. – «Нет, нет, нет! Не хо-чу! Ещё много надо сделать! Не могу, не имею права! Позже, позже! Значительно позже-е-е! Лет хотя бы через десять!» И громко крикнул самому себе:

Или размазня?.. Я резко встал и начал делать одно упражнение, которое всегда делаю в минуты отчаяния, когда в голову начинают просачиваться черные мысли. Это упражнение из системы японского целителя начала прошлого века Кацудзо Ниши. Надо встать на колени, сесть на пятки, положить руки на бедра и, наклоняясь всем телом из стороны в сторону, вправо и влево, на каждом наклоне максимально возможно втягивать живот к позвоночнику. Таких наклонов надо сделать шестьдесят.

Я чуть изменил это упражнение, добавив в него психологический момент: в такт с наклонами стал громко говорить: «Я буду/ жить/ сто двадцать/ лет!». Говорить надо бодро, уверенно, представлять себя при этом молодым и здоровым. На полу это упражнение я обычно делал по утрам. А когда днем настигали страхи, сомнения, депрессия, либо посещали темные мысли, как сейчас, делал упражнение стоя и громко, вызывающе, как будто назло кому-то, кричал, меняя ударные слова: « Ябуду / жить / сто двадцать / лет! / Я буду/ жить / сто двадцать лет! / Я буду / жить/ сто двадцать / лет! / Я буду/ жить/ сто двадцать лет!» И так далее… Конечно 120 лет не проживу. Просто эта цифра – образ, удачно вплелась в ритм. Уныние и нездоровые мысли после этого, как правило, исчезали. Вот и сейчас, выполнив двадцать повторов, с хандрой справился.

Напутствие

Аккуратно разложил вещи в шкафу. Поставил на верхней полке фотографии родителей и сына Андрея с женой и дочкой. Вынул из чемодана иконки. Мне их подарила ещё перед операцией моя соседка по площадке, Гретта Витальевна, приглядывающая за квартирой в моё отсутствие. Весьма бодрая, жизнерадостная старушка, несмотря на свои восемьдесят два года.

Вот у кого надо поучиться присутствию духа в любой ситуации. Когда давала мне иконки, сказала: «Возьми, Петр Валентинович. Не можешь молиться, не молись. Говори с ними. Пусть иконки будут с тобой, оберегают тебя. А я буду молиться за твоё спасение. Кто ж за тебя помолится. При живых жене и сыне остаться одному. Нехорошо бобылем жить. Я буду молиться, чтобы кто нашел тебя». Вспомнил я Гретту Витальевну и на душе стало легче. Вот человек – даже на расстоянии поддерживает!

Расставил на нижней полке иконки. Попытался помолиться, получилось искусственно. « Ум ищет божества, а сердце не находит » 18 18 Строка из стихотворения А. С. Пушкина «Безверие». . Неискренне. Не буду больше молиться, пусть стоят. Затем сел за стол, вынул из чемодана весь свой скарб, книжки, что взял с собой, газеты, журналы, сложил на столе. На широкий подоконник положил несколько пакетиков с овощами и фруктами, купленными утром у метро «Каширская».