Нина Кромина - Красная косынка. Сборник рассказов

Мечта о новых стульях не покидала хозяйку этой некогда весьма уютной и чистенькой квартирки.

Каждый вечер, садясь на стул с картиной известного мастера, она бросала молящий взгляд на любящего супруга. Увы, поглощенный новыми играми на новом планшетнике, муж совершенно не интересовался стульями и не обращал внимания на выражение глаз жены.

Но однажды, вспомнив, что у дамы его сердца приближается юбилейная дата и, очевидно, она захочет пригласить гостей, решился….

Купленные стулья, ножки отдельно, сиденья и спинки также, словно занимательное Лего, надолго отвлекли хозяина дома от его обычных привязанностей. Закрыв дверь от подрастающего поколения на все возможные замки, включая ручку от швабры “Золушка”, он колдовал. Довольная жена с любовью поглядывала на супруга и поглаживала нежную кожаную обивку, надеясь, что стулья надолго сохранят свой первозданный вид. Она думала, что их гладкая поверхность будет легко очищаться водой и прочими моющими средствами. Она думала, как приятно будут обрадованы гости, когда им предложат новенькие, все как на подбор итальянские стулья, как комфортно разместятся за праздничным столом.

И вот стулья расставлены вокруг стола…и вдруг…"Золушка" падает, двери распахиваются. Розовощёкий и довольный возвращается с прогулки внук. В руках у него подобранные на улице палки. Вооружён и очень опасен…

С наслаждением и яростью он втыкает воображаемые мечи в противников.… Увы, не подготовленные к сече враги, не могут оказать должного сопротивления. Сидения издают тихие звуки и лопаются. Одно, другое, третье…

Вошедшая за ребёнком мама тихо, с ласковой грустью и полуулыбкой на уставшем лице тянет:

– Матюша…

Хозяйка отворачивает голову и что-то сосредоточенно разглядывает за окном.

Отец ребёнка гневно вспыхивает:

– Матвей!

Хозяин дома, оторвавшись от любования итальянским дизайном, берёт внука за руку и, обладая неоспоримым авторитетом у малыша, уводит его из комнаты.

Не проходит и минуты, как они возвращаются.

Ребёнок подходит к бабушке, берёт её за руку и говорит:

– Прости, пожалуйста. Мне дедушка объяснил, и я теперь знаю, что мир хрупок.

Трофеи

Маргарита Владимировна стояла у окна, с тревогой ожидая Надю: ругала себя за то, что дала волю немощи и не пошла с внучкой в магазин. Она боялась, что к Наде опять пристанут мальчишки, будут смеяться над ней, обижать. Надя, которая и в раннем детстве была упитанной и крупной девочкой, за последний год изменилась, грудь у нее выросла так, что вся одежда оказалась мала и даже зеленое, в разноцветный горошек платье, недавно купленное на вырост, с трудом вмещало новое Надино тело. Надя не понимала, что она уже не девочка, но и не была готова считать себя женщиной: по-прежнему ходила, загребая ногами, давала сдачи мальчишкам, усаживаясь перед телевизором, жевала булочки, конфеты или просто куски хлеба, посыпанные сахаром. Одно время Маргарита Владимировна просила Надю не есть столько сладкого, пыталась объяснить ей, что это вредно для здоровья, да и денег у них на лакомства нет. Но убедить в чем-то Надю, которая всегда настаивала на своем, она, конечно, не могла, знала, все обязательно закончится истерикой: сначала Надя заплачет, потом закричит, повалится на пол, начнет стучать ногами, биться головой. Ее лицо, и без того некрасивое, станет звериным, изо рта потекут слюни, потом Надя потеряет сознание, и тогда скорая, уколы…

По-прежнему вглядываясь в просвет между домами, думала Маргарита Владимировна о том, как в такой благополучной семье могла родиться больная девочка. И еще она думала о том, что скоро не сможет уберечь Надю от дворовых мальчишек, которые когда-нибудь уволокут ее в какую-нибудь подворотню… И вообще, как Надя будет жить, когда Маргарита Владимировна жить уже не будет?

Наконец увидев за окном Надю, Маргарита Владимировна поспешила к входной двери. Открыла замок и вышла на лестничную площадку, глядя в пролет. Поднимаясь по лестнице, Надя громко, с одышкой дышала. Но лифтом она не пользовалась, боялась. Кажется, это было единственное, в чем Маргарита Владимировна сумела убедить внучку. Хотя, конечно, тут помог случай: как-то Надя с бабушкой застряли в лифте между этажами и просидели в нем несколько часов. Теперь Надю беспокоило даже его приближение.

Увидев бабушку, Надя радостно забасила:

– Все, ба, хватит копейки считать. На работу устраиваюсь. Какой-то мужчина, спускавшийся с верхнего этажа, с усмешкой посмотрел на них.

– На работу? Да кто же возьмет инвалида на работу?! – возопила Маргарита Владимировна, одновременно испуганно глядя на незнакомца и уже подталкивая Надю к двери. Ей вдруг стало очень холодно, и на какое-то время она будто остолбенела: перед ней вставала проблема, с которой она не знала, как справиться.

– Халид с рынка! – Надя протянула бабушке руку, согнутую в локте. – На, пощупай мои мускулы.

И тут же принялась взволнованно-радостно рассказывать о том, как она зашла на рынок и стояла там возле прилавка с выпечкой, глядя на булочки. И как к ней подошел важный толстогубый толстяк и спросил, любит ли она сладкое, потом велел одному молодому парню дать ей всякой сдобы с собой и пригласил завтра выходить на работу.

– Ба, ставь чайник. Сейчас поедим! – возбужденно почти кричала внучка, и Маргарита Владимировна уже боялась, как бы у Нади не начался припадок.

Стараясь не показывать внучке свой страх, как всегда, спокойно Маргарита Владимировна сказала:

– Надюша, он пошутил.

– Да ну тебя! Всегда ты так, – нахмурившись и топнув ногой, сердито сказала Надя.

И по лицу Нади сквозняком прошла первая судорога.

Маргарита Владимировна, конечно, знала, сколько ни говори, ни убеждай внучку, все будет только раздражать Надю, поэтому с упавшим сердцем, думая только о том, как бы не разрыдаться, прошла в свою комнату, там легла на постель и, уткнувшись в подушку, тихо заплакала. Она слышала, как за стеной шумел чайник и ее внучка напевала что-то веселое.

Маргарита Владимировна проплакала всю ночь. Она понимала, что не сможет теперь уберечь Надю от этой жизни. Она давно свыклась со своей долей, с тем, что уже десять лет живет без мужа, дочери, с больной от рождения внучкой. Привыкла к тому, что раз в год ей приходится ходить в органы опеки и выкупать там Надю, вкладывая в карман инспекторши скромный конверт с деньгами. Давно примирилась с тем, что в этой новой жизни, которая совсем немногих озолотила, убив при этом многих, для нее не осталось ничего более-менее ценного от той старой жизни, которая, может, и казалась порой скудной, но всегда воспринималась Маргаритой Владимировной как счастье.

И теперь здесь у Маргариты Владимировны оставалась только Надежда. Она была в ее жизни всем: последней любовью, последней радостью и вообще последним, ради чего ей стоило, нет, ради чего она была обязана жить и ради чего она клеила вечерами бесконечные коробочки для какой-то компании, надеясь получить добавку к пенсии и как-то избежать интерната, в который социальные тетки пытались упечь Надю.