Эльдар Ахадов - Люблю и помню

Как всегда…

Влюбился мешок картошки в корзину с цветами. Но между ними встало мусорное ведро.

«Он мой!» – сказало оно корзине и добавило с нежностью: «Разве ты не знаешь, что в нём половина картошки уже сгнило?» Идёт горемычная корзина цветов и чуть не плачет. А навстречу ей – ящик пива и ящик водки. Заметили они корзину, погнались за ней. Бежит бедная корзина, кричит: «Спасите! Помогите!» Выскочил из-за угла геройский мешок картошки, набросился на ящики и обоих поколотил. Ликуют цветы, радуется корзина. Достались оба злых ящика большому мусорному контейнеру… А рядом, в том самом мусорном ведре лежало то, что осталось от мешка с картошкой…

Корзина вернулась к ведру и отдала ему все свои цветы в обмен на то, что нём лежало. Ведро долго смеялось над глупой корзиной. Прошло время. Теперь в корзине растёт много картошки – есть там и цветы, есть и клубни. А в мусорном ведре давно уже ничего нет.

Выросли у мамы-зайчихи три сыночка-зайчика. Все ласковые, послушные заи-паиньки. У каждого свои особенности. Старшенький – умница, глазоньки большие, лоб – не лоб, а лбище, такой выдающийся. За то его и прозвали Лобзаем. Средненькому – купаться нравилось, в баньке родился. Оттого и прозвали Банзаем. А младшенький – страсть как любил, чтоб ему спинку терли. Вот если никто не потрёт, тогда он у деревца встанет и сам трется об него спинкой. И нарекли его за это Терзаем.

Собрались братья Лобзай, Банзай и Терзай жениться. Позвала мама сваху Восвоясю и муженька её, дяденьку Восвояся, тоже позвала. Стали думать-гадать: к кому свататься.

Ну, со старшим всё решилось легко, у него уже была подружка хорошая, соседская – Борзая. В бору родилась, лес любила, да и нравился ей жених давно, сама часто в гости звала:

– Иди ко мне, Лобзай!

Он сразу и шёл, не перечил. Мягкий Лобзай, добрый, отзывчивый. Борзая с ним что хотела, то и делала.

Банзаю маленькая пухленькая Ползая досталась в жёнушки. За росточек небольшой её таким имечком и наградили, половинкой. Банзай со свадьбой тянуть не стал. Такой он нетерпеливый. Подошёл, спросил:

– Вы Ползая?

– Да, а что?

– Разрешите на вас жениться?

Вот и весь сказ. Эти двое как поженились, тут же новую баньку отстроили.

Остался горемыка-младшенький. Ни одна зайка не хотела идти замуж за Терзая. Ну, и что, что он на вид кроткий: имя-то какое грозное! Выйдешь за такого, а вдруг он терзать начнёт?

Мама-зайчиха со свахой Восвоясей разругалась от огорчения и отправила их обоих с дяденькой Восвоясем согласно их прозвищу – то есть восвояси. А сама объявления расклеила на всех деревьях лесных и столбах придорожных: «Молодому, красивому воспитанному заиньке срочно требуется невеста. Обращаться под ракитовый кустик к маме».

И вот однажды пришло письмо. Из кроличьей деревеньки:

«Здравствуйте, уважаемые зайчики! Хочу замуж. Краля».

За невестой отправилась вся родня: и брат Лобзай с Борзаей, и брат Банзай с Ползаей, и мама, и Терзай. Назад глянули: старые Восвояси тоже вслед за ними шкондыбают. Всем любопытно: что там за невеста?

Пришли. Краля рада всем. Хлопочет. Угощает капустой, потчует морковкой, яблочки свежие принесла. Песенки спела. Стихотворение прочитала. Про любовь. Всем она понравилась. Ну, Терзай! Повезло тебе! Оставайся!

Вдруг из другой комнатки крольчонок выбежал и – к Крале:

– Мама, мамочка! А мне можно яблочко?

Следом ещё, и ещё, и ещё крольчата. Прыгают, кричат, к маме своей ластятся. Видно, соскучились одни в соседней комнатке прятаться. Не дождались, когда гости уйдут. Села Краля за стол, голову повинную опустила и тихо заплакала.

Хотели Восвояси возмутиться, только Терзай никому не дал слова сказать, обнял крольчонка и говорит:

– Ешь, маленький, не бойся, я тебе и братикам твоим, и сестричкам твоим из леса много разных вкусностей принесу: и ягод, и травки свежей, и коры…

Улыбнулся Терзай Крале, а она – ему. Остальные гости переглянулись и вышли тихонечко, чтобы счастью не мешать.

Жил-был ураганный ветер. Вот уж кто шалить любил, силищу свою показывать: то урну перевернет, то камушками да песком в окна кидается, то зонтики из рук вырывает. Ох, и натерпелись от него, ох, и на него наворчались!

А потом начал он слабеть, смирнеть, стихать, еле шевелиться, и, однажды, исчез. Только записку оставил. Заметила записку туча. Отправила за ней пару дождичков. Те, как прочитали записку – так расплакались, что все буковки на бумаге расплылись и пропали. Очень уж впечатлительные они были: чуть что – сразу в слёзы. А когда дождики сообщили туче о том, что там прочитали, она тоже сразу нахмурилась, громыхнула с горя и объявила:

– Слушайте все! Этой ночью все мы, кто есть, понесли большую потерю. От нас ушел ветер… Был он громким, озорным, творил большие дела, а ушел скромно, стараясь никому не помешать, никого не потревожить. Оставил записку. Просил устроить похороны, как подобает…

И туча разрыдалась.

Березка от услышанного в себя прийти не может, стоит, как вкопанная. Вспоминает, как вчера ещё он ей листочки ласкал, как шептал что-то нежное-нежное… Ах!…

Воробьи-непоседы чирикают, обсуждают:

– Ну, и что-что-что что ушёл! Как ушёл, так и вернётся!..

Туча так глянула на них, что они тут же и разлетелись кто куда.

Начали ветер хоронить. Гроб заказали, музыку, венки. От товарищей, от соседей, от соратников, всё, как положено. Где кладбище, правда, никто толком не знает, да, и где сам виновник события… впрочем, о нем плохого не вспоминали, это ж ветер: ну, что у него в голове может быть?! Попросил похоронить, значит, надо уважить.

Пошли куда глаза глядят: кто в лес, кто по дрова. Тележку с пустым гробом далеко слышно. Подходят к морю. Море тихое – ветра же нет. Куда дальше идти?

Вдруг вдали потемнело море. Движется по нему что-то – быстро-быстро. Опомниться не успели, а оно уже тут. Воду мутит, волнами играет, со скалы прыгает! Так это ж ветер!

Опять туча нахмурилась:

– Ах, так ты нас уважаешь? Что за безобразие! Опять подшутил?!

А в ответ слышится:

– Не сердитесь, пожалуйста. Меня дедушка прислал к вам, а на словах просил передать, что он помнит о каждом и что всех очень-очень-очень любит. А ещё он приказал мне служить вам, как служил ещё дедушкин дедушка, как все-все ветры, слушаться вас, помогать вам, петь для вас, развлекать, чтобы скучно не было, чтобы улыбались всегда.

– Как ему там? – прошелестела березка, затрепетав в ожидании ответа, и вдруг почувствовала, как кто-то невидимый целует каждый её листочек, нежно-нежно… Вот так…

Жил-был поцелуй. И было у него множество родных братьев и сестёр. Весной и летом все они порхали с цветка на цветок по лугам, лесам, садам и паркам, всюду, где были цветы. Они с удовольствием ночевали в клумбах и даже просто в букетах, которые кто-нибудь дарил кому-то… В пору осеннего листопада ветер срывал прощальные поцелуи с деревьев вместе с листочками. А зимой морозные свежие поцелуи разлетались по всему свету, словно искрящиеся снежинки.