Эльдар Ахадов - Люблю и помню

Одному мальчику очень, очень-очень-очень-очень-очень-преочень нравилась девочка из параллельного класса. И ему очень хотелось, чтобы она его тоже хотя бы немножечко полюбила. Но девочка его не любила. Совсем. Это была ужасно честная девочка, когда дело касалось таких вопросов, поэтому она сразу сказала мальчику всю правду и тут же сбежала с уроков с другими мальчишками в кино, где в темноте можно гыгыкать, грызть семечки на пол и просто потихоньку баловаться, щипаться и тискаться.

Мальчик грустил. Он всё ждал чего-то, надеялся на что-то. От билетов в кино на следующий раз девочка отказалась. Ответила, что собирается учить уроки и торопится домой. Мальчик поверил. Любящие всегда верят. На самом деле девочка зашла за угол дома и побежала к речке, до самого вечера она то бросала камушки-«блинчики» по воде, то качалась на качелях, то ела мороженое в парке – с теми же прогульщиками-одноклассниками.

Вот так они и жили. Когда начались вечеринки с танцами, девочка танцевала со всеми, кроме него. Куда бы он ни приглашал её – в театр, в цирк, в музей или даже на концерт её самой обожаемой рок-группы, она непременно находила повод не идти с ним никуда. Каждый день он приносил ей свежий букет цветов, но она даже в руки их не брала. Тогда он стал складывать эти букеты у порога её квартиры. Она просыпалась, открывала дверь, видела на пороге цветы и с тяжким вздохом выносила их на помойку.

Одноклассники сначала дразнили его. Потом подшучивали. Потом жалели.

Потом махнули рукой. Ему все говорили одно и то же: «Уймись, она не любит тебя. У тебя нет ни одного шанса из миллиона.» А он печально кивал головой и всё равно любил девочку. Сердцу ведь не прикажешь.

И вот однажды летом все ребята поехали в загородный лагерь. Лето стояло сухое и жаркое. В ближнем лесу от жары прежде времени осыпались почти все земляничные цветы, и потому в положенный срок никто не смог найти ни единой ягодки. Как-то раз в столовой мальчик нечаянно услышал, как девочка громко делилась с подружкой своей мечтой поесть земляники. Хотя бы кружечку. Или горсточку даже.

В этот же день мальчик исчез. Его искали всю ночь, звали. Не нашли. И на вторые сутки о нём ничего не было известно. Только повариха сообщила начальству, что из столовой исчезло большое эмалированное ведро. Ничего не дали поиски мальчика и на третий день.

На рассвете четвертого дня в большой спальной комнате, где ночевали девочки, с тихим скрипом открылась дверь, и из предутреннего тумана появился мальчик с большим эмалированным ведром в руках. По комнате стал растекаться ароматный земляничный дух. Мальчик тихонько босиком прошел к девочкиной кровати и поставил возле неё ведро, доверху наполненное земляникой. Девочка спала и блаженно улыбалась чему-то во сне. Мальчик наклонился над её лицом. Ему нестерпимо хотелось поцеловать девочку.

Но тут, одна из девчонок в комнате проснулась и, заметив посреди помещения кого-то непонятного в грязной одежде, да ещё с ведром, спросонья и с перепуга закричала диким-предиким голосом. Через мгновение мальчик исчез.

Ни боли от укусов насекомых и ссадин, ни голода от трехдневных скитаний, ничего кроме счастья, ничего кроме любви мальчик не чувствовал. Он бежал в ободранной грязной одежде по тропинке, ведущей к лесу, и блаженно улыбался всему на свете. Улыбался точно такой же улыбкой, какой улыбалась во сне его девочка…

Была у моей бабушки старшая сестра Нафися. Разница в возрасте у них такая, что в ту пору, о которой речь пойдёт, моей бабушки ещё и в помине не было. Жила Нафися в доме родителей своих в старинной татарской деревне Шмалак, росла красавицей: косы густые до пят, брови тонкие, как тетива натянутого лука, глаза крупные, выразительные, загляденье. И вот исполнилось ей пятнадцать лет: для татарской деревни – самый невестин возраст.

А тут как раз к тому времени поселилась в Шмалаке большая крестьянская семья, из Турции переехали. И в семье той – аж, девять родных братьев! Посватался к Нафисе старший брат. Выдали её замуж. Пришла невестка в новую семью, всем по душе пришлась: и свекрови, и свекру, и золовкам, и восьми деверям. Да, и как иначе: и внимательная ко всем, и хозяйственная, и работящая, и улыбчивая, и скромница. А когда увидел её впервые младший брат её мужа, второй по старшинству, Яхья, так и оборвалось у парня сердце: «Ах, какая же красавица брату досталась! Вот ведь как повезло! Как жаль, что не мне…»

Но что теперь поделаешь? Знать, судьба такая. Вздохнул Яхья, опустил глаза и стал жить дальше. Только мимо Нафиси старался не проходить лишний раз и не смотреть на неё даже издали. Зачем сердце тревожить? Пусть брат будет с ней счастлив и спокоен. В семье Нафиси уже появился первенец, сын, когда случилось большое несчастье: её муж сильно простудился, долго болел и, к несчастью, умер. Не стало в молодой семье кормильца. Айнетдин, отец Нафиси, пришёл к сватьям и говорит:

– Семья у вас большая, малых детишек много, всех кормить, всех на ноги поднимать надо… Трудно вам будет ещё и молодой вдове с ребенком помогать. А у нас семья небольшая, малых детушеки вовсе нет. Спасибо вам за ласку и заботу о Нафисе. Заберу я, наверное, дочку и внука к себе. Отвечают мужнины родители Айнетдину:

– Это мы вас благодарить должны за то, что такую дочь вырастили, воспитали! С тех пор, как вошла она в наш дом, в нём словно светлее стало. Родной нам стала Нафися. Не отпустим мы её! Она теперь – член нашей семьи! По древнему восточному обычаю: если чья-то жена становится вдовой, то на ней обязан жениться брат покойного. Жениться и заботиться о ней и её детях. Поглядите, сколько у нас сыновей!

Переглянулись со своими родителями восемь братьев. Забилось сердце Яхьи сильно-сильно: вот-вот от волнения из груди выскочит…

Так они и поженились. Оказывается, и Нафися к Яхье давно уже была неравнодушна, только виду не показывала. Первый муж был старше её, а с Яхьёй они были ровесниками, понимали и чувствовали друг друга с полуслова. Прожили Яхья и Нафися жизнь долгую и всегда, до самой старости, до последнего своего дня, трогательно заботились друг о друге. Бывало, достанется Яхье яблочко: он к жене идёт, половинку ей отдаст обязательно. А найдётся у Нафиси кусочек хлебушка: она бежит, зовёт, ищет Яхью, вдруг муж проголодался? Им было уже под сто лет, а спать они вместе ложились, согревали друг друга.

Обнимутся, бывало, старенькие, как голубки, и спят. Дожили Нафися и Яхья на свете белом до ста двух лет и покинули Шмалак в один год…

Люди спрашивали иногда бабушку Нафису и дедушку Яхью: что же вас до сей поры рядом держит? Что продлевает вам жизнь? А они переглянутся между собой, улыбнутся друг другу и отвечают: – Мәхәббәт.