Людмила Андреева - Розы славы и любви

– Понимаешь, Миша. Мама очень нервничает.

– А чего ей нервничать? Я же – не даю повода… – буркнул он.

– Она думает совсем иначе… – отец потер подбородок. – Ты давно дружишь с девочкой?..

– Нет. – Миша покраснел. – Так мама из-за Люси весь этот сыр-бор затеяла?.. – отец неопределенно пожал плечами. – Она – хорошая девчонка и только. Ей нравятся мои песни…

– А тебе? Тебе-то что в ней нравится?.. «Она – хорошая девчонка и только…» – передразнил отец сына. – Если б было «…и только…» то думаю, ты не привел бы ее домой…

– …и мама не забила бы тревогу!.. – закончил за отца фразу Миша. – Хорошо, больше не буду ее приглашать домой, если вам это не нравится.

– Я совсем не это имел в виду… – попытался возразить отец.

– А что же? – Мишино лицо все горело пунцовой краской. – Другие ребята девчат давно в кино водят, на дискотеки ходят… а я – пару раз привел девчонку домой, из-за того, что на улице стоять и ждать, когда вернется кто-то из ее родителей – холодно… из-за этого и разгорелся весь сыр-бор!..

– А что, ключей у нее своих нет, что ли?.. – удивился отец.

– Ну, забывала она их на столике, в прихожей. С кем этого не бывает?!

– Раз такое дело – я ничего в этом предосудительного не вижу. Человека надо выручать, конечно… – отец глубоко вздохнул. – Я только, что, хочу сказать… – он снова задумчиво потер подбородок. – Ты у меня – понятливый парень. Мне очень не хочется, чтобы мой сын, потом жалел или стыдился своих поступков. Понимаешь, – он бросил взгляд на сына, который сидел неподалеку от него и внимательно разглядывал рисунок висящего на стене ковра. – Иногда так случается, что сиюминутное довлеет над всем, что выстраивается на горизонте. В такие-то моменты, надо делать осознанный выбор, который и определяет наше будущее.

– Это я знаю… но, какое отношение твои слова имеют ко мне?.. – не понял Миша.

– Самое прямое. Ибо это, сиюминутное – может перечеркнуть напрочь все твои планы… Короче, прежде чем что-либо сделать, ты должен все основательно взвесить и решать – что тебе выбирать…

– Папа, ты так говоришь, будто Люся угрожает моей независимости… – догадался Миша. – Но, между нами – ничего такого… Во всяком случае, я не думал даже…

– А когда подумаешь, как говорит мама, – будет уже слишком поздно…

– Ну, знаешь, папа… – вспыхнул Миша, – Я не маленький давно…

– Маленький ты, или нет, – это одно, но у тебя сейчас очень сложный и противоречивый возраст, да и опыта житейского – маловато. Так что, надо бы прислушиваться и к старшим… А то, особенно в такое время, – все оставляется побоку. Сам был молодым…

– Извини папа, но со своим опытом – я как-нибудь сам разберусь. Мне кажется, я вам никогда не давал повода думать вот так… – в явной обиде, Миша все никак не мог найти подходящего слова, чтобы передать обуревающие им чувства. – Как бы вы ни хотели, а за меня мою жизнь – вы, все равно, прожить не сможете! Это только мое право, это только моя жизнь! Даже если и совершу в ней ошибки – это будут только мои ошибки! Мои!.. я не хочу быть рафинированным мальчиком!.. Не хочу быть ни маменькиным, ни папенькиным сыночком! Это моя жизнь и я, ее проживу так, как надо мне! – он вскочил с кресла и выбежал из комнаты, оставив отца сидеть на диване.

Минут через пять, Иван постучался в дверь сыновней комнаты и открыл ее.

– Миш, ладно, не дуйся. Ты у меня – мировой парень, и я – горжусь тобой!.. – он прошел в комнату и сел на кровать рядом с угрюмо молчавшим сыном. – Просто нам с мамой, как впрочем, и тебе – потом, будет очень жаль, если ты не достигнешь своей цели. …Ты ведь знаешь, что нам – твои мечты – не безразличны! – обняв его за плечи добавил: – Мы верим, что ты – обязательно добьешься успеха, что у тебя – все получится!..

Миша по-детски, молча прильнул к отцу, разглядывавшему противоположную стену, сплошь заклеенную вырезками из различных журналов. Пестрый калейдоскоп перед глазами – от всевозможных моделей машин, до любимого ансамбля «Биттлз». В самом центре находилась старая афиша Владимира Высоцкого… Помнится, Иван сам, несколько лет назад, привез ее из Москвы. Тогда, находясь проездом в столице, он совершенно случайно наткнулся на своего приятеля, с которым служил на Балтике. Тот оказался знаком, чуть ли не со всем столичным бомондом (по крайней мере, он так утверждал…) – как же, работал в театре осветителем. Комнатка старого холостяка была буквально завешана афишами знаменитостей. Они лежали, валялись, стояли свернутые в рулоны… вот, и позаимствовал на радость сыну, который слушал его песни.

– Пап ты правда думаешь, что у меня все получится?

– А как же иначе? Ты у нас – упорный!.. Если чего захочешь – всего добьешься! – отец хмыкнул. – Помню тебе годика три было. У тебя игрушка закатилась под диван, и ты довольно долго пыхтел, стараясь ее достать. Наверное, больше получаса возился. Другой ребенок, на твоем месте, давно бы в рев ударился. Помогите, мол… А ты – нет. Я уж хотел обнаружить себя и помочь, я за тобой из-под прикрытых век наблюдал, дремал до этого. Но ты, как-то смекнул – пошлепал на кухню и приволок веник, которым после нескольких безуспешных попыток и зацепил игрушку.

Миша улыбнулся. Ему нравилось, когда кто-то из старших вспоминал, каким он был бутузом. В этих рассказах он выглядел непосредственным и с характером, и чего скрывать – нравился себе. Будь у него брат, то он бы не прочь понянчится с таким деятельным малышом. Ему казалось, что с таким человечком и особых хлопот не должно было быть. Мише нравилась самостоятельность, и не нравилось, когда, как мама сегодня, указывали – что ему надо делать, а что – нет. Это самое больное его место. Обидно, что тут Мишины желания и потребности не учитывались вовсе… «Черт возьми, – думал он в такие моменты, – другие ребята вовсю с девчонками развлекаются!.. А, что я – рыжий, что ли?..»

Когда Миша впервые из школы проводил Люсю до дому. Сам не заметил, как за разговором – увлекся, время пролетело незаметно. С ней интересно и не скучно. Не то что, когда они пару раз шли из школы втроем – Таня увязалась подобно хвостику за ними. Вот уж кто, как кроме себя самого, никого и не слышал. Да и, пожалуй, ей этого и не надо было. Зациклившись на Мишиной «известности и славе», она без умолку тараторила о разных знаменитостях и их лаврах, которые, как он подозревал, не давали ей покоя. Им с Люсей только и оставалось помалкивать, слушая Танины излияния на эту тему. Эти две девчонки до того разные, что его симпатии стократно перевешивали в Люсину пользу. Хотя, он должен признать, что Таня внешне кажется более привлекательнее. Хрупкая, с утонченными чертами лица, напоминает барышню с картины кисти художника девятнадцатого века. Ее навитые иссиня черные локоны обрамляют овал лица с белоснежной шелковистой кожей, до которой так и хочется дотронуться… «Ей бы еще утонченные манеры и Люсину деликатность, – размышлял Миша над поведением этих двух девушек. – Может, тогда бы, она и подходила на мой идеал…» Люсины тощие косички не шли ни в какое сравнение. Простоватое, широкоскулое лицо, на котором значительно выделяются лишь большущие светло-коричневые глазищи с загнутыми к верху длинными ресницами. Широкие брови вразлет и пухлые детские губы… нет, конечно, Люся никак не подходит на его идеал. Но, зато, с ней можно поговорить обо всем на свете. Абсолютно обо всем без исключения. И одно это, дает значительные преимущества в ее пользу. «Смуглянка» – так Миша называет Люсю про себя. Обе девчонки – худенькие, одного роста, но Люся рядом с Таней, кажется, внешне – тяжеловесней, что ли… но, в конце концов, для Миши это не имеет значения. Он же не собирается жениться, как видно подумала мама и забила тревогу… У него вся жизнь – впереди!.. «…надейся и жди!..» – хмыкнул про себя Миша.