Валентина Ива - Зерна судьбы

Утро Владимира Казимировича уничтожающе пульсировало в больной голове и ломоте во всём теле. Рвотные позывы и иссушающая жажда одновременно терзали его плоть, а когда взор воткнулся в сверкающее, бьющее в глаза яркостью, зеркало в ванной комнате, Владимир Казимирович обомлел. Он протер глаза и, проведя по голове, обнаружил в руке свои волосы. Нервными движениями, пытаясь ощупать голову, он снимал и снимал прядь за прядью и волосы исчезали, обнажая неровный череп.

– Это возмездие, – хрипло прошептал он, – Моя поездка в Чернобыль – вот её результат. Зачем я курил на улице около общежития, меня выворачивает наизнанку, я просто подыхаю, это передоз радиации, – мысли рвались и брызгали как шкворчащие капли на раскаленном масле в перегретой сковородке, – Сколько мне осталось? Если такая реакция и так молниеносно опадают волосы, то жить мне осталось немного. Рвотные позывы возобновились. Жующие боли в области сердца жамкнули несколько раз и отпустили. Ужас обуял Владимира Казимировича, и он заплакал.

Вот таким растерзанным и готовящимся уходить в мир иной, его и застала вернувшаяся жена. Обнаружив в лице её полное равнодушие и даже ненависть, Владимир Казимирович опешил.

– Я же умираю! Ты что не понимаешь? Тупое ты создание. Ты что не видишь, что волосы разом выпали. Я переоблучился в командировке. У тебя есть голова на плечах? – его слипающиеся губы издавали странные причмокивания, забавно звучащие в тишине квартиры, как будто лягушки перепрыгивали с одного листа кувшинки на другой.

Жена молча собиралась на работу и искры ненависти в её взоре не иссякали, а наоборот сверкали всё ярче. Она даже посмеивалась злорадно и иронично.

– Ты не понимаешь! – крик Владимира Казимировича, такой скорбный и безнадёжный, вывел жену из себя. Надевая пальто около двери, она злобно прошипела: – Ничего с тобой не случиться! Скотина! Жри водку дальше! Я депилятором твою башку тупую намазала, – и вылетела вон, оглушительно хлопнув дверью.

Доктор наук, профессор Владимир Казимирович Петерсон присел на кресло и несколько мгновений переваривал сказанное. Потом никак не мог понять – радоваться ему или негодовать? Принял душ. Вышел посвежевший и даже чуточку бодрый и подумал, что не станет приходить в бешенство, хотя такой позыв был и ещё какой. Никто и никогда не доводил его до такой слепой и безумной ярости как жена Юлия Ивановна, но, несмотря на последний её поступок, радость вновь обретённой жизни победила драматично-трагичное впечатление от гнусной женской мести. Видимо более сильные семейные распри ожидали его впереди.

Ирина Петровна с ужасом взирала на клокастую неровно остриженную голову коллеги и не нашла ничего лучше, чем осушить свой бокал до дна.

– Ужас! – всё, что она смогла вымолвить, зажёвывая крепкий напиток апельсиновой долькой. Её широко открытые глаза отражали последствия женской мести.

Живительная сила коньяка медленно распространилась по организму, и они, посмотрев друг на друга, принялись хохотать. Оказывается, не так всё плохо, как кажется с первого взгляда. Нужно просто посмотреть на проблему еще раз и с другой стороны, и всё станет на свои места. Так, как в этот вечер, после Учёного совета, Ирина Петровна не смеялась никогда.

Многострадальный кафедральный собор святых апостолов Петра и Павла – лютеранский собор в Москве, главный собор региональной Евангелическо-лютеранской церкви Европейской части России дожил до наших дней перемолотый историей страны, так же, как и многие другие храмы. Ему несказанно повезло. Он частично остался жив в отличие от многих других павших страшной смертью и сейчас, в отреставрированном виде, возвышается в Старосадском, а прежде Космодомианском переулке. Несмотря на скромность и даже некий аскетизм, в нём присутствует величественность, что и понятно, так как расположен на месте усадьбы Лопухиных, у которых немецкая община выкупила поместье.

Лопухины, как известно – княжеский и дворянский род, ветвь Сорокоумовых-Глебовых. В родословных сказках показан Михаил Сорокоум – боярин при Иване Калите, живший якобы в начале XIV веке. Праправнук Михаила Сорокоума стал Варфоломеем Григорьевичем Глебовым, у которого было два сына: Есип – по прозвищу Лапоть, ставший родоначальником Лаптевых, и Василий – по прозвищу Лопух, ставший родоначальником Лопухиных.

Усадеб у Лопухиных по Москве было немало, так что одной больше, одной меньше, это не принципиально. И король Пруссии, и император Александр 1 вложили свои деньги в перестройку купленного дома под церковь. В 1819 году эта новая постройка уже была освящена, и даже, говорят, что 4 мая 1843 года в церкви состоялся органный концерт Ференца Листа. О судьбе кафедрального оргȧна особый рассказ, но сейчас Тамара Николаевна, в прошлом историк-искусствовед, любовалась внутренним простором собора и понимала, что восхищает он не только верующих, но простых жителей Москвы великолепными органными концертами, а также выступлением хоров и сольными исполнениями.

Тамара Николаевна Никольская пригласила свою подругу Ольгу Васильевну Шестопалову на 4й международный фестиваль духовной музыки «Адвент», где ожидался Минин-хор, который обещал всех потрясти Рождественской джазовой мессой. Вся музыка относительно современная, что и привлекло Тамару Николаевну 1950 года рождения, почувствовать нечто новое, созвучное её душе, никогда ею не слышанное. Быть может это станет для неё открытием самобытного и уникального горизонта в познании современных спиричуэлов в старинном соборе.

Всё-таки спиричуэл – духовные песни афроамериканцев. Тамара Николаевна об этом читала давно, еще в школе. Жанр спиричуэлс в США в качестве модифицированных невольнических песен афроамериканцев американского Юга. Источником негритянских спиричуэлс являются духовные гимны, завезённые в Америку белыми переселенцами. Тематику спиричуэлс составляли библейские ветхозаветные сюжеты.

Расположившись на боковых сидениях, так сказать в партере собора, Тамара Николаевна немного посплетничала со своей старой подругой Ольгой Васильевной на предмет поведения выросших детей и внуков, их характера и темперамента, а также тех отличий в поведении нынешнего поколения от предыдущего, которые ни в какие ворота, соответственно, не лезут. Понимая всю бесплодность этих сетований, тем не менее, после промывания косточек непослушным на душе стало легче и это главное. Удивительно: помелешь языком о наболевшем и на время исцеляешься, волшебное действие словесной медитации.

Коке Ольмедо из Эквадора забил в барабан, и месса началась. Руки дирижера с такой страстью взмывали вверх, что Тамара Николаевна опасалась, что в один прекрасный момент он взлетит под купол собора, зацепится за люстру, вышибет окно и сгинет. Голоса смешались с музыкой рояля, контрабаса и ударных инструментов. Тамаре Николаевне всё происходящее слышалось какофонией. Она вспомнила рассказ своего бывшего начальника, который в 90-тые годы, когда приоткрылись железные занавесы, отправился в Америку к многочисленным еврейским друзьям, которые слиняли из России ещё в 70-е годы. Посетив в Нью-Йорке богослужение в католическом соборе и будучи малость подшофе, он был потрясён местным джазом, отплясывающими прихожанами под сводами собора и слезами счастья и умиления последних от любви к богу. Что-то такое и нынче, спустя 25 лет, приплыло в Москву, но, понятное дело, мы вечно в чем-то отстаём. Она отвлеклась от лиц хора и стала рассматривать публику. Её подруга Ольга уже сладко спала, прижавшись к её плечу, и Тамара Николаевна обнаружила, что спящая не одинока. Напротив спала еще одна дама, потрясшая Тамару Николаевну всем своим обликом.