Макс Койфман - Три повести под одной крышей

Миша не раз задумывался: «откуда я?», «зачем я?», «куда я?» Вот только ответы приходили не сразу. А те, что задерживались в уголочках памяти, выглядели скудными, спорными и зыбкими. Может, потому что с его прошлым, когда он утопал в облаках табачного дыма или забывался в очередном запое, было далеко непросто отыскать своё место в жизни. Мишу перестали замечать, обходили стороной. Но он ни на кого не жаловался, никого не винил, никому не возражал; а если и был недоволен, то только собой.

Как-то очнувшись после очередного запоя, Миша увидел себя в чёрной оправе зеркала и ужаснулся: такой ничтожный, никому не нужный! А ведь у него есть любимая жена и двое чудесных детей! Он готов был бежать. Вот только куда? От кого? От матери со слезами и с седыми прядями, которые он не всегда замечал? От жены? От детей? От щемящей пустоты? День-другой назад он бы ещё сказал: «На зеркало неча пенять, коли рожа крива». Согласившись с русской пословицей, что сам во всём виноват, теперь он погрузился в книги, надеясь найти в них смысл жизни, но всякий раз утверждался в своей ненужности и пустоте. Прочитанные им книги были подчёркнуты, исписаны заметками и вопросами на полях. Чем больше он копался в книгах, тем ближе приходил к мысли о Всемирном Творце. Подталкивали к Нему и творения Паскаля, Шопенгауэра, Канта, Толстого, Достоевского, Бердяева, Владимира Соловьёва. Миша ошеломлял знакомых познаниями в философии, живописи, литературе. Но почему-то ни Аристотель, ни Платон, ни Конфуций, ни другие именитые философы и мастера слова так и не вывели его на Путь Истины… Миша уже верил, что есть Бог, Творец Вселенной и молил Его:

«Господи, открой мне дорогу, по которой я бы мог идти, никуда не сворачивая, творя добро, раздавая тепло. Хватит мук, боли, заблуждений, Господи. Я устал. Очень устал!»

Но в «Дневнике» подросток Миша также написал: «Утверждают, что всё, что видится в этом мире, создал Бог. Ему поклоняются, Его просят, чтобы Он ниспослал на землю радость. Но что же Он делает? Почему у одних людей много счастья, а у других его нет? Ведь Бог должен был сотворить людей одинаковыми, если Он справедливый. Так почему же Он, помимо умных и добрых людей, спустил на землю ещё и людей глупых, ничтожных, которым ничего не стоит кого-то огорчить, унизить, обидеть или убить? Неужели без несчастья не может быть обычного человеческого счастья? Не слишком ли это жестокая логика? Тогда стоило ли вообще появляться жизни на Земле? Ведь человек, в сущности, становится игрушкой судьбы. А я бы хотел стать человеком счастливым, чтобы радость не затмевали ни слёзы, ни боль, ни горе. Я хотел бы прожить свою жизнь так, чтобы не было жалко умирать. Чтобы смерть не доставляла столько мучений, страданий и мук. Может, люди всё-таки поднимутся до той ступени, когда они поймут, что жизнь надо прожить по-людски, не принося боль ни себе, ни другим. О, как бы хотелось очутиться среди таких людей: благородных, красивых, достойных, чистых и нужных. А где же Он – Всемогущий, Всесильный, Всезнающий? И есть ли Он вообще? И если Он есть, то я ненавижу Его – этого садиста, заставляющего людей так мучиться и страдать. Но и атеизм, которым «засоряют» наши мозги, – это вера либо заблудших, либо животных в облике человека…»

Читая «Дневник» ещё несозревшего подростка, я, по правде сказать, насторожился, ужаснулся – уж больно резкими казались эти крамольные мысли. Даже подумалось, стоит ли об этом рассказывать. Но порассуждав, я всё же решил оставить эту запись, поскольку с годами именно Всевышний займёт главное место в жизни пастора Миши Григоряна…

Уже в четыре года этот необычный мальчик читал соседям двора газету «Правда». Дедушка с бабушкой таяли от радости, соседи удивлялись и аплодировали, все были уверены, что это растёт счастливый человек, беззаботно счастливый. Но мудрые старики-армяне ошиблись на этот раз. Оказывается, «вундеркинды» задумываются над сложными вопросами жизни, а это трудная и неблагодарная работа, просто мука иногда. А между тем, Миша рос, закончил школу, химико-технологический институт, трижды пытался поступить во ВГИК, чтобы стать кинорежиссёром. Но и здесь он столкнулся с жестокостью жизни и несправедливостью. В поисках правды и истины он очутился в «объятиях» Библии. Однако и эта Книга далась ему далеко не сразу. Особенно её Ветхий Завет, где было немало спорного и противоречивого. Он читал её, черкая красным карандашом на полях: «Нет!», «Не согласен», «Слишком жестоко!». Когда же Миша дотянулся до Нового Завета, всё прояснилось: он поверил в Бога. В Бога, Который полюбил его, жалкого, падшего, ничтожного грешника. Бог называл Себя Отцом, позволил Мише обращаться к Нему на «Ты», как к Отцу, от Которого впервые услышал:

«Сын мой, Я не оставлю тебя, Я не покину тебя; Я люблю тебя».

Мише стало не по себе. Он плакал, повторяя:

«Неужели, Отец, я наконец-то нашёл Тебя, Который не бросит меня, как оставил нас когда-то с мамой мой земной отец!?»

Но Миша нашёл не только Отца. До него стали доходить ответы на вопросы, которые так долго терзали душу: «откуда я?», «зачем я?», «куда я?». Он понял, что величайшая привилегия христианина в том, что он никогда не может быть один, что с ним всегда рядом Он, Творец, любящий Бог. И Миша доверился Тому, Кто открыл ему глаза и разрешил называть Его Отцом. Думаете, что Миша ошибся? Может быть. Но его к Нему никто не тянул, не гнал. Он пришёл к Нему сам, в чём потом ни разу не усомнился, не пожалел и не раскаялся. Если раньше Миша считал себя «вундеркиндом», интеллектуалом, а многих других – серой толпой, то теперь каждая душа, какой бы несчастной и убогой она ни казалась, была для него подарком судьбы. Другой бы, может, прошёл мимо униженных и обиженных судьбой людей, а он – нет.

«Мой Отец взращивает во мне любовь ко всем, независимо от их языка, цвета кожи, положения в обществе и места проживания». Миша почувствовал себя нужным человеком. «Он увидел единого Бога для всех людей. Увидел он и единого дьявола, которому мы всё ещё позволяем терзать наши души. Для него важно верить и знать, что он – дитя Божие. Что он – наследник Царства Небесного. Что он принадлежит к „роду избранному, царственному священству“, что Он никогда „не оставит и не покинет его“».

Миша как бы заново увидел свет: он стал больше видеть, больше думать, больше ощущать и понимать. Ему казалось, что люди, как и он, должны чувствовать то прекрасное, что живёт рядом с ними. Что эта божественная красота и в тонкой веточке, и в маленьком листочке, и в ресничке младенца, и в капельках дождя, и в притихшем ручейке, и в звонкой песне соловья, и в таинственной лазури небесного свода, и в роскоши заката. Если же они не видят красоты Его величия, творения, не чувствуют Его тепла от золотого солнечного света, то это ужасно и страшно.