Макс Койфман - Три повести под одной крышей

Когда Миша стал христианином, для многих друзей это было непонятно: кого-то это удивило; кого-то это напугало; кому-то стало жалко, что потеряли хорошего человека, с которым теперь не покуришь, не опорожнишь лишнюю чарку; кто-то даже предложил Мише обратиться к толковому психиатру. Но больше было тех, кого страшило, как грубо Миша отзывался об атеизме. И это когда нам ещё со школьной скамьи внушали, что «религия – опиум для народа». Не понимали Мишу и дома, и в семье, и на работе. Но были и те, кто сочувствовал ему, кто волновался, кто надеялся и верил, что Миша обязательно отыщет своё место в жизни. И искренне радовались, когда это произошло.

Из всех религий, с которыми Миша столкнулся при знакомстве с литературой, он выбрал «самую нелогичную, самую глупую», по мирским понятиям – христианство. Если другие религии учили ненавидеть врага своего (отвечать «оком за око», «зубом за зуб»), то Иисус Христос говорил: «Не противься злому… Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас, молитесь за обижающих и гонящих вас…»

Миша Григорян как-то сразу привлёк моё внимание: молодой, забавный, весёлый… С ним я лучше понимал наш неуёмный, полный доброты и противоречий мир. Меня радовало, что его душа полна поиском жизни и желанием дарить людям добро. Сегодня в глаза бросается пышная седая шевелюра, белая борода, умный внимательный взгляд и доверительная мягкая улыбка…

Обычно набожный человек сверяет свои ежедневные поступки и дела с постулатами веры, с её моральными принципами. И в этом ему помогает проповедь, которая не может быть оторвана от действительности. Она как бы ведёт братьев и сестёр по жизни, поддерживая и ободряя их в добрых делах и поступках. Она призвана не дать человеку оступиться, совершить зло, впасть в грех. А если это, не дай Бог, случится, истинная проповедь не оставляет его наедине с самим собой, а помогает раскаяться, исправиться, вернуться на Путь Истины.

Мне не раз приходилось видеть, как проповеди пастора Миши Григоряна захватывали верующих, он как бы призывал их больше думать, лучше распоряжаться своими мыслями, быть в своих действиях более уверенным, решительным. Его слушатели лучше видели своё место в жизни, лучше понимали, что каждый из них – это, прежде всего, венец Творения, совершеннейшее создание и на небе, и на земле. Просветлённый религиозный человек со спокойной совестью и твёрдой верой – это счастливый человек, душевно здоровый, умеющий подняться над «суетой сует» – мелочностью бытия. Ежедневное обращение к Богу и с Богом делает его таковым. В этом смысле мне думается, что он чувствует себя намного богаче тех, кто правит миром без Бога в душе, богат материально и даже кичится своим неверием. Такие мысли приходят в голову, когда присутствуешь на его проповеди и видишь просветлённые лица его паствы. Вот почему Мише важно, чтобы его проповедь, его слово помогало человеку глубже заглянуть в душу, лучше понять и увидеть то, что было прежде скрыто от него. Неся Слово Божье в люди, Миша всегда помнил, что «цена одной души дороже всех сокровищ мира». Его сердце готово простить и помочь каждому сменить зло на добро. В этом (и только в этом!) он видит своё призвание и назначение, предначертанное ему Господом Богом…

Когда Фрида возвращалась к нашей переписке, она обратила внимание, как размашисто передано мною содержание книги «Лакмусовая канарейка». Наверное, это было связано с тем, что она, как я заметил, стала чаще задумываться о религии, которая должна быть носителем добра, тепла, желания жить, работать и растить детей. Именно в этом она хотела видеть религию, будь то религия иудеев, христиан, мусульман или другой веры исповедания.

«Макс, одно я знаю точно, что человек должен делать добро и верить в него. Без веры и сострадания жить трудно. Если человек пришёл в синагогу, к раввину, пусть тот поговорит с ним так, чтобы он поверил ему, только тогда наша религия будет жить! Хотя по сути своей я атеистка, правда, не такая упрямая и твёрдая, как прежде… После смерти моей младшей сестры Гали во мне что-то изменилось, я даже повесила мезузу на дверях. Если миллионы людей верят, не могут же они все быть не правы… И ещё я хотела бы добавить: пишите скорей про Вашего друга-пастыря, ведь он, наверное, такой, каким должен быть истинный служитель Бога…»

«Живя в Америке больше четверти века, я поняла, что каждый человек волен делать то, что он считает важным и нужным для себя. Хочет он перейти в другую религию – пусть переходит! От этого никто не пострадает! Но считаю, еврей, который отрёкся от своей веры – просто слабый человек!.. Язнаю, что у каждого человека свой путь в религию. Но если ты еврей, то должен помнить, что твои предки столько выстрадали, что грех – всё это забыть. Да и Ваша жена, насколько мне известно, тоже придерживается такого же мнения. Главное, чтобы ты оставался человеком и не предавал мать, которая тебя родила…»

«Макс, мне стыдно писать Вам о том, что мне с Лёвой, моим мужем, пришлось пережить из-за обряда обрезания. Лёва родился за четыре месяца до того, как немцы и румыны захватили Тульчин. Они при поддержке местных полицаев поначалу загнали евреев в гетто, а четыре месяца спустя – в село Печора. В бывшую усадьбу графа Потоцкого, которая из здравницы для больных туберкулёзом превратилась в печально известный лагерь смерти „Мёртвая петля“. Там Лёвину маму вместе с другими несчастными узниками лагеря не то заживо закопали в каком-то овраге, не то утопили в Буге. А младенца Лёву узники передавали из рук в руки, пока Красная армия не принесла свободу тем, кому повезло выжить в этом страшном лагере смерти! О каком обряде обрезания можно было тогда думать, если каждый день мог стать для них последним…»

Из писем я знал, что Лёва Вайсман любил жизнь, работу, был замечательным отцом и прекрасным дедом. Он знал своих родителей лишь по рассказам деда Наума, бабули Рухл и их дочери Полины, которым повезло выжить в лагере «Мёртвая петля». Теперь одного внука зовут Боря, в память о Лёвином отце, другого Руслан, он назван в честь бабушки Рухл (по её первой букве). А их правнука назвали в память о Лёве. Бережно хранили память семьи, жили дружно, мирно, часто выезжали на то место, где румыны и полицаи отправили на тот свет тысячи ни в чём не повинных евреев.

Когда румыны и полицаи вели к месту гибели очередную группу узников из лагеря «Мёртвая петля», писала Фрида, была среди них и Роза со своим четырёхмесячным малышом Лёвой – её будущим мужем. Проходя мимо густых кустов, она, зажмурившись от ужаса, бросила туда своего мальчика, надеясь, что кто-нибудь его подберёт. За теми кустами пряталась Поля, младшая сестра Розы, восьми лет. Наблюдавшая, куда ведут её старшую сестру, она и подобрала Лёву и – в лагерь.