Мария Махоша - Заметки на полях жизни. Земное

И вдруг…

Ножка кресла с хрустом подломилась. Катя упала очень некрасиво, придавила модельную ногу креслом, закричала. Борис, младший сын Фрола Ивановича, давно безответно влюблённой в кузину Екатерину, отвергающую инцест категорически, кинулся её поднимать, подхватил на руки, уложил на диван, который заботливо освободили для болезной гости. Красота щиколоток с косточками была безвозвратно на этот вечер испорчена содранной в кровь пяткой.

"Дёрнул же чёрт подумать такое. Типун мне на язык или на всю голову!" – сокрушалась Нюша, пока бежала на кухню за аптечкой.

– Зелёнка? Нюша, ты мне ногу ЗЕЛЁНКОЙ намазала? Ничего лучше придумать не могла? Бесцветного ничего не нашлось в доме, из 21 века чего-нибудь? – негодовала Катерина, увидев насыщенного изумрудного цвета пятку, которую, к тому же, жутко защипало.

– Лучше зелёнки ничего не придумали пока в веках, – уверила Нюша.

– Зачем, зачем, зачем! Назло ведь делаешь? Что, мне мало? Разукрасила ещё этой зелёной дрянью, неделю потом не смоется. Мне в Тай возвращаться. Как я там на пляже с зелёной пяткой буду рассекать? Влад со мной близко ходить не будет! – причитала Катька, пока Нюша бинтовала ей ступню, а Вера заботливо гладила по голове.

Гости поспешно покинули комнату под предлогами пудрения носов, перекуров и постановки чайника. Тётя Алла заботливо укатила Фрола Ивановича в кресле и наушники ещё ему надела с любимым Аркадием Северным. Итальянский муж Веры всё понял без перевода. Они с Борисом как раз тренировали русский язык в обмен на итальянский, увлеклись, и по сути им уже никто не был нужен. Они удалились на лестничную площадку, практиковать. Все благоразумно оставили сестёр ругаться без свидетелей – год девчонки не виделись, соскучились, пусть общаются.

– Не будет близко, так пошли его, если он такой идиот, чтобы из-за такой мелочи париться, – посоветовала сестре средняя, Вера. – Зелёная пятка ему не подходит! А что будет, когда постареешь? Выбросит на помойку?

– Для этого придумали пластическую хирургию. Я не постарею, – твёрдо уверила Катя, хотя сама в это совсем не верила.

Старшие сёстры переглянулись и покачали головами.

– Вот, послушай старших – не придумали. Когда любит, так с любой пяткой любит, и с морщинами, и даже с животиком. Вадим подлец редкостный, и твои крики сейчас тому подтверждение. Да и отмокнет зелёнка за пару часов в солёном море-океане.

– Ага, слушай вас. Одна в Италии коровам хвосты крутит, детям носы вытирает и даже отдыхать ездит только раз в год. Другая в дыре этой застряла зачем-то, а я хоть успешная и счастливая.

– То-то и видно. Кислота из тебя, успешной, так и брызжет, как бы стены не разъела! – обиделась Вера. – Я тебя сколько зову в гости? Приезжай, посмотри, как современная ферма там, в Италии, устроена, чтобы хвосты тебе не мерещились.

– Катюш, ты правда последние годы злющая такая, хуже, чем в детстве была. Может быть, гормоны и щитовидку проверить? – предложила Нюша, зубами разорвав бинт, чтобы зафиксировать узелком.

– Вот я не пойму, мне это точно говорит женщина, которая зелёнку с бинтом за панацею держит? Может, ещё и корпию щиплешь по ночам? На себя посмотри – располнела, как будто тебе все сорок! И это ты сама с собой делаешь, никто тебя ж не заставляет! Могла бы работать. Фролу Ивановичу сиделка ведь не нужна постоянная, он всё может сам, не как мама! Даже ходит понемногу. За что я тебе только деньги перевожу?

– Я пробовала. У него вроде как навык самообслуживания сохранён, но таблетки забывает пить. Есть забывает тоже. Будет сидеть плакать, что встать не может, а окажется, что ослабел, потому что не ел. А деньги ты не переводи, я справлюсь, правда. Я подрабатываю, работы, правда, много.

– Ну так оплати сиделку ему.

– Чужие руки добрыми не будут. Мы лучше так. А ты кончай злобствовать, а то мы терпим-терпим, а и обидеться можем. Если у тебя мужик козёл, это не повод всем портить праздник, – терпеливо убеждала Нюша, ни слова не говоря о том, что за всё время ни разу не видела пенсии Фрола Ивановича, сама зарабатывает и на него, болезного, и на себя.

Они бы, наверное, до утра ругались, если бы Борис не принёс Нюше её телефон, поющий: "Who Wants to Live Forever" с взволнованным мужским голосом в динамике:

– Анна Андреевна, помоги. Скрутило бабушку нашу опять, – просил мужчина. – Уколи, пожалуйста, пожалей старушку.

– Скажи ему, что у нас праздник, тебе некогда! – сказала громко Катя. – Мы к тебе раз в год приезжаем!

– А вы почаще приезжайте, – улыбнулась Нюша и вышла говорить в коридор.

– Опять Семёновна? – спросил Фрол Иванович, когда Анна Андреевна вернулась к гостям, которые к тому времени снова стянулись к столу, к салатам и жидкостям, тут же осёкся и стал бормотать что-то невнятное.

С момента ареста Фрол Иванович понял, что самая лучшая, самая безопасная и выгодная роль в жизни – играть полоумного старика. Никому из медработников ты не интересен по старости, называют они это деменцией, и за неё всё тебе прощается. А обычные люди начинают сюсюкать с тобой как с малым дитём, по пять раз объяснять и всячески выражать уважение. Детям, наверное, такое идиотическое обращение терпеть сложно, а вот старикам вполне – старикам скучно, готовы играть и играть. Получалось, что постареть и сойти с ума в обществе что-то, чего достигают самые уважаемые люди, и Фрол Иванович с удовольствием вступил в их ряды. Несмотря на то, что реального помутнения сознания было у старика случаев по пальцам перечесть, он с гордостью играл в жизни привычную роль взбалмошного старикана, и сам уже порой терялся, где правда, где вымысел. Нюша знала его хорошо, инвалидное кресло держала для приёма дорогих гостей и позволяла чудить и с врачами, и с гостями так, как ему заблагорассудится – пожил человек, имеет право на любую дурь.

– Ага. Подняла опять тяжёлое. Побегу, я мигом.

– Я вообще-то ногу повредила у тебя дома. Не смей меня бросать из-за какой-то бабульки! – кричала Катя. Нюша быстро скрылась за дверью, даже не дослушав.

– Что ж ты, девка, от года к году всё несчастнее и несчастнее? – спросил Катю Фрол Иванович, когда дверь захлопнулась. – Вот я тебя помню совсем дитём ещё, и всегда тебе мало было. Куклу купят тебе лучшую – причёска не нравится, ревёшь. Велосипед – синий, мальчишечий, ревёшь. Платье как у принцессы – рюшей не хватило для счастья. Думал, в бабах успокоишься, а ты ещё хуже стала. Злее. Мне кажется иногда, свернёшься в кресле своём клубком, зашипишь и змеёй обернёшься.

– У меня стандарты просто высокие, дядя Фрол, не то что у некоторых.

– Это ты про Нюшу, что ль?

Дверной звонок издал звук, похожий на свисток, и, прервав их, в квартиру ввалились Борис с итальянским мужем Вероники, и следом ещё какой-то приличного вида мужик в дорогущих джинсах.