Людмила Волынская - Осенняя сказка

– А женщин каких-нибудь постарше у тебя нет? – с надеждой взглянула на подругу Лидка, с жалкой надеждой.

– Женщины постарше от меня, как от чумы шарахаются. Неужели и я когда-нибудь такой грымзой стану? – Соня даже поежилась от этой мысли. – Лучше молодой умереть.

– Что ты несешь?! – ужаснулась Лидка.

– А что? – в свою очередь изумилась Соня. – Мало я видела, как мужики от старых кошелок нос воротят?

– От своих не воротят, – с непоколебимым видом изрекла Лидка.

– Нет у меня своих, – развела руками Соня.

– Будут.

– Твои слова да Богу в уши. Ладно, Лидок. Позвоню, поговорю. Только… зря ты, по-моему, это затеяла. Если дело до развода дойдет, тебя ведь ни с чем оставят.

– А я к ним и пришла ни с чем, – мрачно ответила Лидка. Вчерашнее откровение свекрови вмиг осадило ее амбиции и притязания.

– Ты хоть понимаешь, какую петлю затягиваешь на своей шее? С кем ты хочешь в гордость играть? С жизнью? Она, милая, и не таким рога обламывала. Усмири гордыню свою, – пропела Соня то ли в шутку, то ли всерьез. – Впрочем, тебе виднее. Всем нам тошно. Каждому по-своему. И у тебя, поверь, далеко не наихудший вариант тошноты. Счастье – птица завтрашнего дня. День сегодняшний она посещает крайне редко, да и не задерживается в нем почему-то. Чирикнет, разбередит душу и упорхнет. И ни поймать ее, ни в клетку посадить никому пока не удалось.

– Я не хуже тебя все понимаю, – с раздражением ответила Лидка. – Я его и не искала, счастья этого. Я и сейчас его не хочу. Я хочу просто жить. Без кур, без кроликов и без маман.

– И без денег, – с безмятежным спокойствием припечатала Соня. Нечем было Лидке крыть эту карту, потому и промолчала.

Коротко кивнув, Соня вздохнула.

– Наша песня хороша, начинай сначала. И сколько бы ты ее ни начинала, вся твоя песенка будет сводиться к деньгам. На дудке играют те, у кого деньги есть. А те, у кого их нет, под эту дудку и поют, и пляшут. А плясать под чужую дудку всегда тошно, кто бы тебе на ней не играл. Все мы это понимаем, но изменить ничего не можем.

– Ты, кажется, согласилась. Зачем ты опять завелась? – недовольно поморщилась Лидка.

– А затем, что одна ты в любом случае жить не будешь, – Соня налегла грудью на стол и вся подалась к Лидке. – И еще неизвестно, что тебе этот Акакий Акакиевич на своей дудке сыграет.

– Кто? – Лидка удивленно уставилась на подругу.

– Это я так, – улыбнулась Соня. – Аркадий Аркадиевич Нестеров, шестидесяти лет отроду. Холост и, насколько мне известно, таковым всегда и был. Но двухкомнатная квартирка у него все же имеется, и довольно приличная, заметь, квартирка. То история отдельная, родственники помогли.

– Еще неизвестно, согласится ли он, – с сомнением вставила Лидка.

– Смотря, каким боком подмазаться, – махнув рукой, перебила ее Соня. – Впрочем, будешь вести себя правильно, в дурах не останешься. Мужик, он и в шестьдесят – не баба. Захочется ему своим шестидесятником возле твоего тридцатника погреться, может, еще и под твою дудку спляшет.

– Да он мне в отцы годится, – с негодованием ответила Лидка.

– Ладно, давай-ка мы с тобой сегодня поднатужимся да поднажмем, – игнорируя возмущение подруги, сказала Соня. – Заеду я к нему вечерком. Потом тебе домой позвоню.

– И как я с тобой разговаривать буду?

– Как Штирлиц. Говорить буду я, а ты молчи да на ус мотай.

Так же молча и усердно они трудились вторую половину дня. Да и расстались, как обычно. Домой ей возвращаться не хотелось. Всем своим естеством ощущая, как ее подхватила невидимая волна, она была не в силах ей опираться, к какому бы берегу ее ни прибило. Все зависело сейчас от одного единственного незнакомого ей человека. А может быть, от Бога.

Пытаясь справиться с нарастающим напряжением, весь вечер Лидка хваталась то за одно, то за другое. Вдобавок ко всему Иван вернулся с работы вовремя. Но Лидка особой радости не проявила. Оба чувствовали себя скованно и неуютно. Ели они молча, не отрываясь от экрана телевизора. Лидке было безразлично, что смотреть, лишь бы ее не трогали.

Соня позвонила поздно, когда развеянное хлопотами напряжение начало спадать. Совладав с волнением, Лидка сняла трубку, совершенно не представляя, как будет говорить. Говорила Соня, да и то кратко:

– Он согласен. На сколько захочешь. Никого не водить, в квартире не сорить. Проспект Возрождения 9, шестая квартира. Если решишь, завтра сутра можешь привезти свои вещи. Только не задерживайся, роботы невпроворот будет. Договорились?

– Договорились, – словно эхо повторила Лидка.

В трубке послышались гудки.

Иван вопросительно посмотрел на Лидку, а свекровь – тут как тут.

– Кто звонил?

– Соня, – ответила Лидка, не собираясь вдаваться в подробности.

Но свекровь именно подробности-то интересовали, потому что из этого разговора она ничего выудить не смогла.

– Чего это Соня так поздно вздумала звонить? – недоуменно пожала она плечами.

Даже Ивана кольнула такая бесцеремонность.

– Значит, надо. Что в этом странного? – недовольно проворчал он.

– Уж и слова вам не скажи, – обижено поджала губы свекровь. – Спросить нельзя.

– Тебя это касается? – повысил тон Иван.

– Зато тебя касается, – свекровь зло сверкнула глазами в его сторону. – У меня от мужа секретов не было.

– У меня тоже нет, – парировала Лидка.

– Оно и видно, – не думала униматься свекровь. – За весь вечер и двух слов не сказала. Кого после этого домой потянет?

– Можно подумать, меня тянет, – огрызнулась Лидка.

Свекровь откровенно враждебным взглядом смерила ее с ног до головы.

– Что-то раньше ты не жаловалась, – бросила она камень в Лидкин огород.

– А кто меня спрашивал? – вызывающе ударила Лидка тем же по тому же месту. Откровенно вызывающе.

– Так ведь никто тебя здесь и не держит, – ехидно съязвила свекровь. На свою голову съязвила.

– Я в этом не сомневаюсь, – Лидка смерила спокойным взглядом свою вторую маму. – Того и гляди, к тетке отправят.

– Что вы из-за ерунды завелись? – Иван попытался сгладить углы обострившейся ситуации.

– Я с этой ерундой пять лет живу! – в сердцах крикнула Лидка. – Словно в тюрьме какой-то!

– Это мне же в моем доме рот затыкают?! – негодующе крикнула свекровь.

– Да я сама здесь рта не открывала! – не в силах совладать с обидой, кричала Лидка. – Как же, от доброты вашей нос воротить! Как мама сказала, так и должно быть! Пять лет, как служанкой помыкали, потому и терпели здесь голь перекатную!

– Лида, Лида,… – недовольно поморщился Иван. – Думай, что говоришь.

– Зачем ей думать?! – тотчас ухватилась за его слова свекровь. – Забыла уже, как я ее уму-разуму учила?! Ни тебе приготовить, ни тебе по хозяйству управиться!

Даже в пылу своего гнева Лидка понимала, что в этом свекровь права. И не хотелось несправедливо обижать человека. Но понимала Лидка, что палку этой самой справедливости свекровь давно уже перегнула на свою сторону. Ни к чему это препирательство. Свекровь и сама все понимает, а Иван вряд ли разберется в бабьих заморочках. А если разберется, мама рано или поздно склонит-таки его на свою сторону. Родная кровь… Свои позиции свекровь будет отстаивать на том простом основании, что в своем двору всякая собака лает. Вот и лаяла.