Сергей Макаров - Хроники Ландвика. Тёмные времена

Улыбка, с которой, незнакомец повернулся к монаху, вышла кривой и зловещей. Да и было ли это улыбкой? Однажды Уриилу довелось повстречать человека, с изрубленным лицом, и кривые разрезы около его рта, были куда больше похожими на улыбку. Шрамы остаются не только от ударов, но и от слов, – поэтому монах благоразумно смолчал.

– Моё имя Ронэ Барбаду, но в этих краях меня называют Виконтом. Я сын фермера, возглавившего крестьянское восстание, в Унылом Яру, восемь лет назад. Милостью богов, наш добрый король заменил смертную казнь пятнадцатью годами рудников, однако указал, что не один дархам из королевской казны не пойдёт на пропитание негодяя. Позже, он смилостивился настолько, что согласился принять меня на службу, сроком на пятнадцать лет, с тем, что большая часть моего жалованье пойдет на ту гнусную пайку, что в турских рудниках называют человеческой пищей. После ареста отца, его бывшие приятели в насмешку стали называть его графом. Для них, склонивших голову, был непонятен, диковинный крестьянин, пошедший против Короны. Им привыкшим жить в рабстве, одна мысль о свободе, вызывала тошноту и несварение желудка.

Я нечего не знаю о сострадание, ибо оно мне не ведомо….

Замолчав, Ронэ Барбаду отвязал от пояса бурдюк для воды и потряс его перед лицом. Нахмурившись, он отвинтил пробку и сделал несколько мощных глотков. Пленник, бессвязно бормоча, оставался стоять на коленях, опустив голову, словно его интересовало, исключительно происходящее на земле. Бросив задумчивый взгляд в сторону реки, Виконт вздохнул.

– Ладно, парень. Хочешь исповедовать этого ублюдка, валяй. Только сперва ты сходишь за водой и разожжёшь огонь. Надеюсь, мои сапоги успеют просохнуть, прежде чем ты поймешь бесполезность своей затеи.

Молодой жрец, в благодарность склонил курчавую голову, укрытую капюшоном и спешным шагом, направился к реке. Уже на пологом, илистом берегу, Уриил как следует рассмотрел бурдюк, прикидывая его немалый вес. Кожа, обтягивавшая сосуд была покрыта пятнами запекшейся крови, и молодой жрец старательно вытер их чистой, речной водой. Вернувшись, Уриил увидел, что Виконт успевший привязать пленённого к дереву, сидит немного поодаль, вытянув перед собой уставшие ноги.

На заготовку сухих веток не ушло много времени и вскоре к великому удовлетворению Барбаду в небольшой ложбинке, на берегу реки Тайи заплясал огонёк.

– Мне было шестнадцать, когда я попросился на службу к королю Олину, храни боги его бессмертную душу. Я был готов к работам в конюшне или кузнице. Что ещё могут доверить сыну фермера, предавшего короля? И видишь, кем я стал? Не смотри так на меня, монах, раньше я не был таким красавцем.– Ронэ Барбаду коснулся шрамов, украшавших его раскрасневшееся лицо, и покачал головой.

– Короли не прощают…

– В чём провинился этот человек? – спросил Уриил, чтобы прервать затянувшееся молчание, во время которого предавшийся воспоминаниям Виконт, задумчиво играл желваками.

– Его зовут Харл, он убил свою семью. Уничтожил весь род от мала до велика. Даже собаку не пощадил. Зиму ублюдок провёл на своей одинокой ферме, поедая родственников. С приходом весны, когда на ферме не осталось даже крыс, Харл подался к соседям, но к тому времени охотники уже обнаружили в горах странные кости.

Когда его маленькая тайна была раскрыта, он бежал и скрывался до тех пор, пока я его не выследил.

Барбаду пожал широкими плечами, как бы удивляясь простоте собственной истории, и замолчал.

– Исповедуй, коли ещё хочешь, мои сапоги почти просохли.

*****

– Тебя зовут Харл? – Даргамец сидел неподвижно, его веки были закрыты и если бы не подрагивающая грудь, его вполне можно было принять за мертвеца. Как и большинство людей его племени, он был невысок и коренаст, а тёмные, блестящие кудри уже лет пятнадцать украшала благородная седина. Когда он открыл глаза, белки его глаз показались Уриилу болезненно жёлтыми. Это было что-то среднее между глазами обычного человека и глазами животного.

– Да. – прошептал он. Таково моё имя.

– Так говори, Харл, если тебе есть, что сказать, боги внемлют твоим словам.

Уриил очертил даргамца священным знамением и слегка коснулся груди пленника, в том месте, где под изодранной рубашкой пока ещё билось тёплое сердце.

– И если собираешься сказать ложь, то лучше смолчи вовсе.

Даргамец закашлялся, и на его лице расцвела кривая ухмылка.

– Я не боюсь гнева богов, жрец, ибо я уже проклят. Мне не пировать с праотцами моего рода и предо мной не откроются врата в Чертог Предков. Я хочу поведать тебе о Чёрном Властелине, наделившем меня Даром Вечного Голода, о демоне, бродящем в горах. – Харл судорожно закашлялся, а так как он не имел возможности прикрыть рот связанными руками, его рубашка украсилась свежими сгустками крови.

Глядя на Уриила, сложно было предположить, что внутри хрупкого, с виду, юноши, таится поистине железное хладнокровие. Его, истинного сына акрийских степей не смущали и уж тем более не пугали россказни о демонах и голосах, призывающих свою жертву совершить зло. О подобных вещах жрец слышал на каждой исповеди, а вот число тех, кто безоговорочно принимал собственную вину, было довольно ничтожно.

– Я прошу только об одном… – даргамец впился в лицо Уриила жутким взглядом своих нездоровых глаз, читая мысли жреца, с той же убийственной простотой, как другие люди читают рукописи.

– Ты можешь сомневаться в каждом моём слове, но ты должен пообещать мне, что после моей казни ты сходишь на то место, с которого началась моя история.

– О чём ты? – спросил Уриил, не желая спешить с обещаниями. С места, где они сидели, ему не было видно Виконта, зато он прекрасно слышал, как работали его мощные челюсти, перемалывающие жёсткое солёное мясо, излюбленное дорожное лакомство шакатанцев.

– Я из древнего охотничьего рода, и знаком с этими горами не хуже, чем иные знакомы со вкусом ячменного эля в придорожном трактире. Боги! Я совсем забыл его вкус.– Харл грязно выругался, что в его понимании вполне соответствовало духу исповеди, и продолжил более тихим голосом. Скорее всего, он опасался, привлечь внимания своего тюремщика и отправиться в последний путь, так и не закончив своей прощальной речи.

– Если ты когда нибудь встретишь людей знававших меня в прежние времена, они поведают тебе, что ещё с младых ногтей я был ублюдком и негодяем.

Даргамец усмехнулся, но от внимательного взора Уриила, не ускользнула затаённая боль, проскользнувшая в его взгляде. Один краткий миг глаза Харла казались почти нормальными, но спустя мгновение, его взгляд вновь наполнился звериным блеском.