Сергей Макаров - Хроники Ландвика. Тёмные времена

Во время того разговора колдун поведал мне, что он вовсе не одинок, в горах у него есть друзья, но его друзья голодны, а оттого несчастны. Поняв наконец, что от меня требуется, я поднял на уши всю семью и к следующему вечеру всё съестное, что обнаружилось в моём доме было погружено в телегу, запряжённую двумя лошадьми. Сыновья управлялись с коровами, старики плелись позади, с небольшим стадом коз, а жена ехала рядом со мной, и даже ночь не могла скрыть её презрения.

В сумраке передвигаться через горы всегда непросто, но если тебе предстоит проделать это с глупым, испуганным стадом, подбадривая дряхлых стариков, взятых тобою в погонщики, то твой путь несладок вдвойне.

Каким-то чудом мы всё таки добрались до мёртвого озера немногим глубже полуночи, когда мягкий свет луны полоскал округу молочным, бледным сиянием. Распалив костёр, я велел сыновьям вооружиться луками и защищать стадо от хищников, готовых польститься на манящий запах еды, исходящий из каравана. Я же взял с собой лишь короткий нож в голенище сапога, догадываясь, что хищника к которому я направлялся не пугала сталь, и я мог покуситься на его жизнь не более, чем оса обозлившаяся на медведя.

Колдун сидел на прежнем самом месте, грея костлявые пальца, в чёрных отблесках проклятого пламени, а на его губах играла поганая улыбка.

«Твой дар в долине, о, Хозяин Гор», запальчиво произнёс я. « Теперь ты сможешь накормить своих друзей, и воистину велика будет их благодарность, но и она не сравнится с твоей щедростью, если ты примешь решение даровать свободу, измученному грешнику».

Колдун снова протянул мне чащу, но в этот раз её чернота была абсолютной. Серебреные узоры, если они когда то и украшали её матовую поверхность, стёрлись тысячелетиями застолий.

«Твой дар принят. Иди с миром, сын блудного народа» – усмехнулся колдун, глядя мне в спину. И впервые, с момента нашей первой встречи, почувствовав себя почти неплохо, я летел вниз окрылённый надеждами, как любой человек, которому наконец выпала счастливая карта.

Моя радость была недолгой, потому как, когда я спустился к мёртвому озера, не одно живое существо не ждало меня там, чтобы разделить со мной чувства, переполнявшие меня изнутри. Почти блаженная радость сменилась липким ужасом, когда до меня дошло чем будет потчевать своих безликих друзей, здешний хозяин.

Не помня себя, я рванул обратно в горы, туда, где под холодным небом коптился чёрный, бездымный огонёк. Только на месте, которое я покинул, около часа назад, лежал толстый слой пыли, а круглый камень, служивший колдуну стулом, рассыпался в прах.

Я орал до хрипоты, стараясь перекричать ветер, но ответом мне служили лишь насмешливые крики ночных птиц. После нескольких дней безрезультатных поисков, отчасти из за того, что силы почти покинули меня, я всё же вернулся домой, где мне едва не перегрыз горло собственный пёс.

Глупое животное, должно быть обезумело от голода и одиночества, подкравшегося к нему с нашим уходом, а может его пронял запах трусливой подлости, сочившийся из моих пор, берёзовым соком. Я зарезал пса ножом, хранившимся в голенище и в его последнем взгляде, обращённом ко мне, застыл справедливый укор.

Перед лицом Богов, я обрек себя грязным животным, не помнящим чести, а в его собачьем сердце оказалось гораздо больше человечности, чем во мне. Я не мог более оставаться в пустом доме, где даже стены нашептывали мне о мучениях, которым я подверг близких мне людей, и о том, что моей шее самое место в объятиях петли.

Я слонялся от дома к дому, заглядывая в окна и воруя кур, пока мои действия не обрели чёткой цели, я решил отыскать Хозяина Гор и вогнать несколько сантиметров серебра в его почерневшее сердце. Я бы нашёл там верную смерть, но предки в Чертогах Вечности, не упрекнули бы меня в трусости, а ныне живущие глядишь вновь стали бы называть детей моим проклятым именем. Только лживые слухи расходятся быстрей ветра и вести обо мне достигли самого короля, чей благородный дух был справедливо возмущен моими деяниями и тем же днём ваш скромный слуга, был заочно приговорен к казни, через повешенье.

Моим чаяньям уже не суждено сбыться и те несколько рассветов, что мне остались, я встречу с глубокой, душевной болью, от которой меня спасёт лишь петля.

– Я не жду, что мои слова станут оправданием или спасением для моей собственной души, но тешу себя блаженной надеждой висельника, что они могут спасти жизнь кому нибудь другому, быть может, ещё более обреченному, чем я.

Харл замолчал, и по взгляду его помутневших глаз было понятно, что воспоминания унесли его, гораздо дальше, чем может увести людей самый искусный оратор, в те закоулки разума, куда не могли забраться призраки прошлого. Зарождающийся день, обещал принести массу сюрпризов.

Несмотря на то, что большая часть континента приняла Чогот, в качестве основного языка, в Шакатане ещё можно повстречать места, сохранившие свои исторические имена. Это вполне можно было сказать и о горной цепи Шапаллох, что в переводе с древнеэльфийского, трактовалось не иначе как Вечные Горы.

Недаром горы носили своё зычное имя, ибо они выглядели старыми ещё на заре человечества, когда первые люди Шакатана поклонялись Богам, населявшим, их белоснежные пики. Некоторые из вершин, вздымающиеся над высокогорным ландшафтом действительно могли показаться величественными столпами, подпирающими грозными небеса.

У людей короткая память и никто уже достоверно не помнил, кто из королей первым заложил славную традицию ссылать неугодных «в горы на тартуры», но с тех пор утекло много воды и «турские каменоломни», обросли собственной историей.

Если когда-то Вечные Горы и были щедры к людям, то те счастливые дни давно миновали, и несчастным узникам приходилось вгрызаться в суровый гранит, проникая в тёмные недра глубже и глубже, пока драгоценная жила не блеснет при тусклом свете масляной лампы и суровый надсмотрщик не разрешит сделать перерыв.

Прокладчиками или проходчиками, назначали осужденных за особо тяжкие преступления, и мало кому из этого контингента удавалось дождаться свободы. Слишком уж изнурительным был их труд, и скудна пища, а прорубленные в горах тоннели нередко обрушивались, обрывая бесконечный, монотонный стук кирки, который означал, что ещё один рудокоп отправился на рандеву с бородатым рудничным богом Хайялой.

В восточных рудниках в основном шли работы по добыче прозрачно белой или же нежно синей «Слезы Гор», как в этих местах именовали яхонтовые залежи, тогда как в западных шахтах преобладали красноватые как закат и зеленые как весенняя трава бериллы.