Ирина Мальцева - Лабиринты любви

– Ну и что? Вот вы с отцом любили друг друга, между вами страсть была. А я вышла за Вовку, потому что никому другому не нужна-а-а-а… – Ленка заревела.

Ну что мне оставалось делать? В утешении дочь не нуждалась, другого мужа я не могла ей предложить. До слез было жалко и её, и Вовку. Он по моей милости оказался без вины виноватым. Что теперь будет?

Весна как-то быстро перетекла в лето, лето – в осень. Я по-прежнему все силы отдавала работе, игнорируя появляющиеся возможности вновь обрести семейное счастье. Домой я приходила поздно и с замиранием сердца открывала дверь. Боялась, что увижу ссорящихся молодых, споткнусь о собранные Вовкины чемоданы. Но пока все было тихо, мирно, и я молилась, чтобы Ленка забеременела и перестала думать о влюбленности. Я частенько разглядывала лицо Владимира незаметно для него и пробовала угадать, устраивает ли его семейная жизнь. Иногда он замечал мой взгляд, тотчас же отзывался улыбкой, шутил, и я не понимала, как можно было не любить такого человека.

Ничего особенного у нас не происходило, если не считать, что Владимир прочно завоевал наши с Васькой сердца. Мальчишка часами мог простаивать рядом, пока зять копался в машине, готовил обед или налаживал капающий кран. Вовка принимал обожание младшего брата жены, потихоньку приучал к мужской работе по дому, не жалел времени, чтобы сходить с ним на футбол, на аттракционы или просто посидеть рядом, когда тот старательно учил уроки.

И опять я ничего не заметила. Уже в который раз! Десять лет назад я не заметила, как отдалился от меня первый муж, и очнулась, когда он собрал вещи и ушел от меня. Год назад я не заметила, какую опасность представлял для Ленки мой второй супруг, и только мой ранний приход с работы положил конец противостоянию дочери и отставника. Сейчас я тоже ничего не замечала, пока однажды Ленка не вернулась домой. Ни в семь, ни в девять, ни в двенадцать часов ночи.

Это была страшная ночь для меня, Владимира и даже Васьки, который как встал у балкона, откуда просматривается дорожка к нашему дому, так часов до трех ночи не сдвинулся с места. Зато мы с зятем до седьмого пота бегали по району, обошли и обзвонили всех друзей и знакомых, побывали в трех отделениях милиции, двух приемных покоях и напугали, наверное, всех ночных сторожей, неожиданно появляясь перед ними в расхристанном виде.

На следующее утро я писала заявление о пропаже дочери, когда зазвонил мой сотовый. Ленка сообщала, что с ней все в порядке, она жива, здорова, скоро придет домой. Силы оставили меня, и я на трясущихся от усталости и переживаний ногах поплелась домой, чтобы сообщить «радостную» весть Владимиру.

Но Ленка появилась дома на четвертый день. И только для того, чтобы собрать свои вещи. У порога её ждал, как она нам объявила, жених.

– Ты соображаешь? – зашипела я на неё. – Какой жених, у тебя муж…

– Вова, – высунулась из шифоньера Ленка, – я развожусь с тобой. Ты извини, что все так вышло, но я полюбила другого.

– Другой – это он? – кивнула я в сторону стоящего у порога молодого мужика.

– Да, – подняв бровки, ухмыльнулась Ленка. – Тебя что-то не устраивает? А-а-а-а, поняла! Не тот выбор, да? Пусть, но это мой выбор!

– Лен, давай я тебе помогу.

Вовка взял из рук жены ком одежды, положил в кресло, а потом начал аккуратно складывать в большую спортивную сумку. Ленка металась по квартире, хватая то одно, то другое, а Вовка, не говоря ни слова, паковал вещи. Через час с небольшим Ленка с женихом исчезли, а квартиру накрыла такая тишина, что хотелось собрать весь имеющийся в доме хрусталь и грохнуть об пол. И чтобы в мелкие осколки, в пыль.

Наш маленький рай кончился. Все, чему я так радовалась, рухнуло в одночасье. Ленка с видом победителя ушла, не обернувшись ни на съежившегося в углу дивана Ваську, ни на меня, ни на мужа, который через силу приводил в порядок квартиру после погрома, устроенного сбежавшей женой. Наверное, где-то жизнь продолжалась, но в нашей квартире она замерла надолго.

Все последующие дни и недели были похожи своей тусклостью, молчанием и нежеланием о чем-то думать, что-то делать.

Дочь за это время позвонила дважды. В первый раз, чтобы похвастаться, какое счастье свалилось на неё, второй для того, чтобы сообщить о дне развода.

Вовка, казалось, меньше нас с Васькой переживал её уход. Без истерик и суеты он продолжал заботиться о нас, решать с Васькой задачки, подвозить меня на работу и с работы, готовить завтраки и ужины. Вот только похудел он сильно, да уголки глаз как-то печально опустились. Глядя на него, мне хотелось плакать, а иногда я готова была разыскать Елену и притащить её домой. Но я понимала, что это бесполезно.

Вечером, накануне развода, я завела разговор с зятем.

– Я соглашусь на развод, – без всякого выражения сказал он. – Если она с тем… счастлива, зачем настаивать…

– Да она горячку порет, – начала я.

– А любовь и должна быть горячей, а не как у нас – чуть теплой.

Потом посмотрел на меня виновато и ушел к себе.

На следующий день после развода я пила кофе на кухне в одиночестве. Из комнаты Володи не доносилось ни звука, хотя пора было на работу, Васька тоже спал, потому что привык, что по утрам его будит не мать, а Володя.

Я понимала, что зятю сейчас трудно показаться мне на глаза, да и я чувствовала себя очень виноватой и перед ним, и перед дочерью. Стараясь не шуметь, я поставила чашку в мойку, собрала сумку и к выходу. Глянув на себя в зеркало, и автоматически отметив, что выгляжу не лучшим образом, сунула в сумку косметичку, решив «нарисовать лицо» перед началом работы.

Весь день я была сама не своя, путалась в документах, напрочь забыла о важных звонках, несколько раз порывалась съездить домой, поглядеть, что там и как. Честно сказать, в тот момент я переживала гораздо сильнее, чем после разрыва со своими мужьями. Там было больше злости, ревности, а здесь…

Здесь было что-то другое, но что, я не могла пока понять. Одно знала наверняка: я не хочу, чтобы Володя от нас уходил. Ни я, ни Васька не сможем без него, и дело тут не в том, что зять отлично готовит, взял на себя большую часть бытовых проблем, а потому что без него нам станет холодно и тоскливо. Пропадет чувство защищенности, желание спешить домой. Жить без Вовкиной солнечной улыбки, без его ласковых глаз, без его шуток и розыгрышей, если он уйдет…

А, собственно, ему и идти некуда. Опять к старшей сестре, у которой тридцать шесть квадратов на пятерых? А если не к ней, то куда? Я не могла допустить, чтобы Вовка мыкался по съемным квартирам. Пусть поживет у нас, а там видно будет. Ленка может жить, где угодно и с кем угодно, но Володю мы не отпустим, ведь он нам не чужой.

Эта мысль меня немного успокоила, и я смогла провести важное совещание и ничего не напутать, хотя несколько раз ловила на себе удивленные взгляды коллег. Но часа в четыре сердце как в тиски схватило, будто почуяло неладное. Бросила все дела, в машину и домой. Перед рынком в пробку попала, начала нервничать. Схватила сотовый, звоню зятю – не доступен. Я чуть из машины не выскочила, да на мое счастье впереди машины пошли живей, и вскоре я была у дома. Выбираясь из машины, молилась об одном: успеть!