Андрей Бычков - Все ярче и ярче
- Название:Все ярче и ярче
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:978-5-00165-266-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Андрей Бычков - Все ярче и ярче краткое содержание
Новые, не публиковавшиеся ранее отдельным изданием, рассказы Андрея Бычкова отличают яркое и парадоксальное видение реальности, неизменная витальная сила и неудержимая дерзкая мощь письма.
«Творчество Андрея Бычкова несомненно представляет собой уникальное и крайне интересное явление в современной русской литературе», – писал об авторе Юрий Мамлеев.
Все ярче и ярче - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Маленькая, худощавая, она изогнулась к зеркалу, словно бы удивляясь неправильному изображению себя, поправила прическу, и вот уже опять стояла перед ними, прижав маленькую сумочку к груди, и как – то неловко, виновато улыбаясь, видимо, ждала, когда же ее пригласят в комнату к ученику, пока жена все разражалась и разражалась своим бархатным цветущим баритоном и возбужденно хохотала, покрывая баритон рассказами о майской чепухе, пока, наконец, и он не снял очки и не сказал:
– Ну… пора бы и познакомиться с учеником.
За окном была уже майская ночь, сквозь свежую листву светился кристалл супермаркета. Виртуальные тени размыкались на виртуальной стене. Им было наплевать на реализм. Образы клубились и восставали из ничего. Образы жили сами по себе. Но сейчас они с удивлением оглядывались на своего адепта. Почему он лежит именно так, положив под голову руки, как лежат в старинных кинофильмах? Он вспоминает об этой маленькой, странной, испуганной слегка учительнице? Здесь, в этом моменте, образы тешили сами себя, словно напоминая, что реальны только они и что скоро это все пройдет.
Он уже засыпал. Из – за стены доносилось звуки грустной казачьей песни, и словно бы стена была прозрачна, маленькая женщина с птичьей головой сидела рядом с учеником. И он сейчас и был ее учеником. А образы снисходительно посмеивались, что они, образы, все же взяли свое, и что присущая им свобода остается нетронутой, хотя им было и слегка грустно, что их адепт опять привязывается к жизни… Он повернулся на правый бок и вздохнул, утыкаясь в потную подмышку жены.
Не для меня придет весна,
Не для меня Дон ра – золье – ется…
Сон, распоротый пополам, голое тело, пустынный лунный пейзаж, и этот черный куст посреди безжизненной пустыни, и эта влажная красная ночь, которая каждый раз его порождает, маленький новый троллейбус в синем блестящем плаще, праздный, бессмысленный, лишь бы никто никогда его не узнал, маленький троллейбус, который любит сосать эскимо, любит лизать языками пламени, заклинать в Варанаси, что никакой он не Ом, засидевшийся в комнатах, живущий, как на Луне, где он собирает и разбирает потухшие кратеры, дайте – ка, мои миленькие, я вас разберу, дайте – ка, мои миленькие, я вас соберу, а вам не больно? а вам хорошо?.. черный куст развевается на ветру, черный куст горит холодным медленным пламенем, и поднимается черный медленный дым, невозмутимые клубы над голубыми скорбящими голубями, в шароварах с лампасами…
Во второй раз учительница пришла в понедельник. В какой – то момент ему показалось, что она что – то хочет ему сказать, как будто она пришла не к его сыну, и что она почему – то вынуждена разыгрывать этот спектакль, в котором ему отведена всего лишь роль сидения за стеной, где он может только догадываться, что же происходит на сцене.
Жены не было дома. И после урока, он, вместо того, чтобы подать учительнице пальто, вдруг предложил ей выпить чаю.
И она согласилась.
Он налил пуэр, положил бисквит с малиновым вареньем и попытался слегка поколдовать, рассказывая, что сам он питается только сыром, корой дубового дерева, обшивкой старых «фольсвагенов»… Она насмешливо заулыбалась, помешивая ложечкой чай. И он почему – то подумал, что эта женщина, в отличие от его жены, сможет его понять. Возникла пауза, учительница молчала. И, чтобы избежать неловкости молчания, он продолжал врать, теперь уже что – то про сирень, что работал когда – то на фабрике по изготовлению сирени, которую никакими тестами не отличить от настоящей, что они чеканили резиновую сирень на голубых станках… Она, по – прежнему, молчала, и теперь, как ему показалось, как – то грустно. Потом, откинув челку, посмотрела ему прямо в глаза. Он смутился, и, оборвав поток бессмысленностей, спросил, как – то скучно спросил, где она живет? Она ответила, что в Строгино. И ему до боли вдруг захотелось спросить ее – одна ? Он знал, что это было бы неправильно, и что его желание было выше его цели.
– Вас там кто – то ждет? – все же сказал он.
Она посмотрела на часы:
– Да… У меня уже меня следующий урок.
– Конечно, – сказал он тоном этой несомненной, захватывающей его снова, неизбежности. – Извините, что задержал вас.
Она улыбнулась, как – то болезненно, как ему показалось. И мысленно он уже корил себя, что с этими фразами про сыр и резиновую сирень он вел себя, как идиот.
Когда она ушла, он еще долго сидел в кресле, в своей комнате, и уверял себя, что она совсем не понравилась ему, что у нее все же довольно тонкий узкий нос, отчего она и похожа на сороку, да и челка ей ни к чему, и не такие уж и серые глаза… Но женщина уже снова брала осторожно, двумя пальчиками, бисквит и, как – то смешно растягивала губы, и насмешливо слизывала варенье, и смотрела совсем как та маленькая девочка, из пятого или из шестого, которая знает про того мальчика в среднем ряду все – все – все…
В четверг учительница не пришла. И в следующий понедельник тоже. Он спросил у жены. Она ответила, что Гриша отказался. Что его сын по – прежнему ненавидит пение. И май как бы застрял в апреле. В холодном полупрозрачном воздухе зелененькие листики оказались словно бы запаянными в стекле. Жена рассуждала про электромобиль. Что будущее за электромобилем «Тесла». А он, глядя в окно на бесконечные штрихи дождя, думал, что ему, в общем – то, все равно, что все в его жизни уже было.
Продавщица встретила его с откровенной усмешкой. Он спросил, как поживают кролики. Она загадочно ответила, что хорошо. И предложила ему новые фломастеры, как будто кроликом был именно он, как будто он разгрызал эти фломастеры острыми зубцами и проглатывал. И он даже испытал странное удовлетворение, распечатывая предложенную коробку, отвинчивая колпачки и вдыхая резкий ацетонный запах.
– Голова не кружится?
– Нет, – сказал он, – как сирень.
Она посмотрела на него в упор. Он помолча л, а потом спросил:
– Во сколько вы заканчиваете?
– В семь.
– Выпьем кофе?
– Не против.
– Я зайду без пяти.
В шесть он положил в багажник два тонких провода, электродрель и удлинитель на пятнадцать метров. Положил желтые резиновые перчатки, коробку с саморезами, два ножа и выпуклые защитные очки. Вернулся за гвоздями и… почему – то взял с полки французские духи, которые собирался подарить на день рождения директорше.
В половине седьмого он уже сидел в кабине. И на лобовом стекле, как на экране, разворачивались образы, в которые все еще не хотелось верить.
Безразличная весна, словно бы не желающая видеть его по ту сторону экрана, весна, которая придет не для него, а ведь если бы захотела, то могла бы и прийти, хотя бы ради того, чтобы задержать его в этом отчаянном моменте, где «до» и «после» еще не принадлежат сами себе, где «до» и «после» пока еще только, как клубящиеся части чего – то несуществующего, не нашедшего своего необратимого пристанища, всего лишь только еще шевелящиеся, блуждающие в какой – то непонятной, бестелесной тьме.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: