Вера Позднякова - Дома моей души

Теперь я понимаю, почему раньше хлеб назывался буханкой, а сейчас булкой. Теперь он и выглядит как булка перед дородной, почти в два раза выше и шире буханкой, мягкой, хрустящей, ароматной. Ароматом настоящего русского хлеба, вымешанного руками.

Но вот моя утренняя работа закончилась, и мама отпускает меня погулять. Скорее в сарай, к моим фантикам! Как они там!

Глава 3

К ино и рубль

Скорее, скорее в сарай, проверить свои сокровища, как они там.

Чтобы не толочься дома, и не мешать родителям, мы перемещались в свои сараи, которые были практически открыты весь день. И, по сути, являлись нашими резиденциями. Мы ходили друг к другу в гости, хвастались куклами и иногда менялись фантиками, когда у кого-то появлялись новые.

Мы не знали, что такое детский сад, хотя таковой в нашем густонаселенном Затоне имелся. Нас, детей, его не посещавших было значительно больше. И все наши попытки бесхозных детей проникнуть на его территорию пресекались работниками детсада. Хоть бы одним глазком взглянуть! Как там?

Это мне удалось значительно позже, когда родилась моя младшая сестра, и в мою обязанность вошло, забирать её оттуда. Но табу так крепко въелось в мои мозги, что я не смела двинуться дальше порога. Так этот детский сад остался одной из нераскрытых тайн моего детства.

Однако наша жизнь, детей, предоставленных самим себе, нашими мамками, занятыми младшими детьми или работой по дому, была перегружена интересными событиями. Были дела и поважнее, чем наши набеги на детсад. А фантики!

Это, всего лишь, была дань тогдашнему модному у девчонок увлечению. Насколько я помню, ни один фантик тех времен не поразил меня своей красотой.

Они появятся значительно позже, красивые, красочные, яркие. Впрочем, это, второе поколение фантиков дожило до наших дней. Вполне заслуженно. Короче, о тогдашних фантиках мне вспомнить нечего.

Зато игра в «Фанты»! Она всегда впечатляла меня своим вступлением. Выбранный ведущий торжественно говорил:

«Вам барыня прислала голик, да веник, да триста рублей денег. Велела не смеяться, не улыбаться. Да и нет не говорите, чёрно с белым не берите. Вы поедете на бал?»

Да?– начинал он тут же спрашивать.

Дальше ведущий задавал вопросы, на каверзность которых ему хватало фантазии. Многие срезались сразу же на первом, вы поедете на бал? Особенно малышня, от трех до пяти. Мы пятилетки и старше смотрели на них свысока.

Некоторые из старших проходили все вопросы ведущего и, по правилам, сменяли его, когда тот иссякал.

Никогда и ни над кем мы не смеялись. Мы были добры друг к другу. Ведь эти малыши были наши младшие братья и сестры. Фанты- задания проигравшим были простенькие, кукарекнуть, мяукнуть, и ничем не отложились в моей памяти.

Мы уже смутно понимали слово «барыня», а голик 3 3 Голик – веник из прутьев еще знали точно. Не у всех тогда были веники. В семье моей взрослой подруги семечки мели уж точно голиками. Сейчас все знают слово «барыня», а «голик»? Я сомневаюсь. Насчет голика к лучшему. А вот насчет барынь, не знаю. Вот оно, назад в будущее.

Игры сменяли друг друга, включая «Прятки», со знаменитой считалкой «На золотом крыльце сидели….».

Игра «День и ночь» была мне также по душе. Вот где уж мы старались покривляться и изогнуться. От души. Помню своё искреннее удивление, когда один новенький мальчишка стоял, как вкопанный. На наши вопросы, посыпавшиеся на него, он ответил, чего зазря напрягаться. Мы его не поняли. А он уже тогда всё осмысливал по-своему. Мы же были полны здорового коллективизма, в лучшем смысле этого слова.

По сути, у нас было истинное, детство, если учесть современную теорию, что время измеряется количеством информации. Тогда мы, дошколята имели её мало, и были наивны, в первородном значении этого слова, хотя такое благо, как радио уже имелось почти в каждой простой семье, параллельно с персональным сараем. А собраний, являвшихся источником всех новых знаний, мы дошколята еще не посещали. Хотя, вот мы-то как раз горели любопытством на этот счет, пытаясь увязаться за родителями, нехотя собирающимися на них.

Слова: телевизор, холодильник, стиральная машина, персональный компьютер и прочие, означающие блага современной цивилизации, были еще впереди. И взрослым и старикам тоже. Эти слова еще для нас не родились, как и сами предметы.

Впрочем, слово персональный тогда нам было ни к чему. Нам вполне хватало слова «наш».

Уф! Обед и игры сменились вечером. И вот тут-то!

Случались такие вечера, которых я ждала с таким же трепетом, как раньше папиной булочки.

Уже сразу после ужина, я смотрела на маму с нетерпением конькобежца на старте. И мама никогда не забывала про меня. Она доставала из комода рубль и давала его мне.

В дверь заглядывала моя лучшая подруга. Я уже была одета и дергала её за руку. Скорее.

По дороге шли такие же счастливчики, как мы. Мы почти бежали.

«Кино! Кино! Кино! Кино! Оно на радость нам дано!»

А перефразируя Маяковского, я бы сейчас сказала так:

–Мы говорим Клуб, подразумеваем Кино!

– Мы говорим Кино, подразумеваем Клуб!

Это было самое значительное сооружение нашего посёлка. Оно стояло на высоком яру. Окна его фойе ярко светились. Клуб был еще и самым высоким сооружением нашего Затона. Он был самым-самым и родным с тех пор, как я спала в нем на сцене и учила буквы по лозунгу «Слава КПСС». Я мчалась впереди поспешающей за мной подруги, не обращая внимания ни на какие преграды в виде снежных накатов. Вот и тамбур, холодный, но ярко освещенный. Как находить в зигзагах очереди её хвост и спрашивать последнего, я уже знала. Вскоре прибегала моя подруга. Мы шли в очереди к маленькому окошку кассы, а волнение не унималось, вдруг не хватит на шесть, а позже уже нельзя, не пустят. Но вот билеты у подруги в руках. Дверь в фойе открывается и нас, счастливцев, начинают пропускать внутрь. Все мои усилия было направлено на то, чтобы встать на цыпочки, проходя мимо билетерши и стать выше, чтобы меня не уличили во младости лет. Я уже не маленький ребенок. Я почти дошкольница. Все билетерши хорошо нас знали и улыбались при виде нашего тандема. Мы мчались через фойе в зал и искали свои места. Но чаще всего, билет у нас был один. Подруга садилась, а я взбиралась к ней на колени. Чтобы мне было лучше видно, говорила она. Случалось, когда народу было немного, мы сидели рядом, и никто мне не мешал видеть экран.

Иногда билетов не хватало. Но и тогда нам по-своему везло. Когда начинался обязательный перед фильмом киножурнал, начинали продавать билеты входные, т.е. без мест и нас запускали в фойе, где мы ожидали конца журнала.

И вот дверь в зал распахивается. Свет в нём загорается на минуту, высвечивая ярко освещенный кумач с золотыми, такими родными, буквами «Слава КПСС», и гаснет. Мы бежим к замеченному нами свободному месту или ищем, как бы притулиться у одной из дверей выхода или в простенке между ними, жалея, что на это потрачены драгоценные минуты уже идущего фильма. Стоять просто в проходе было нельзя, мы могли счастливцам с билетами в задних рядах заслонить экран.