Вадим Панджариди - Журналист по знаку зодиака

Доктор немного помолчал. Потом снова разлил горилку по стопкам, но выпил один, не приглашая Катаева. Очевидно, воспоминания ему были неприятны.

– Меня арестовали. Я до сих пор не могу понять, зачем им надо было вешать этот грабеж именно на меня? У меня же алиби было. В тот вечер я был у подруги, ночевал у нее, ну, сами понимаете. Но слушать меня, значит, никто не хотел. Никаких терок с опером тем у меня никогда в жизни не было. То есть нечего нам с ним было делить, значит. Следак тоже ничего слушать не хотел. Адвоката мне предоставили дежурного – откуда у бабки деньги? Он сначала уговаривал меня, чтобы я признался. Убеждал, что в первый раз получу по минимуму. А на зоне – амнистия за хорошее поведение, и так далее. И, короче, годика через полтора-два на свободу с чистой совестью. Типа, помни, что тебя ждут дома… А там вся жизнь впереди. Про судимость, значит, никто и не узнает. Я не согласился. Тогда меня стали прессовать.

Он помолчал и снова продолжил:

– А что я? Пацаном был зеленым. Подписал «чистуху». Короче, дали мне ровно столько, сколько просил прокурор – четыре года «строгача». Возможно, потому, что я долго был в несознанке, а на суде все отрицал. Это их и обозлило.

Наступила пауза. Оба опять молчали.

– Поэтому я ненавижу эту власть, точнее не саму власть, хотя она тоже говно, а тех, кто ей служит, тех, кто за лишнюю звезду на погонах готов не только невинного человека засадить в тюрягу, а мать родную продать. И еще. Я понял, значит, что ворон ворону глаз не выклюет, что милиция, прокуратура, суд, адвокаты – все это одно целое, как Змей Горыныч – сучье существо с несколькими жадными головами, готовыми все сожрать. И рубить эти головы бесполезно, надо сразу бить в сердце, – он так сжал в руке рюмку, что та треснула, и осколки с остатками водки рассыпались по скатерти. Он вытер руки салфеткой. Затем опять замолчал.

Катаев смотрел на него, пытаясь понять, чем же он, простой редактор, заслужил такую милость: слушать исповедь не кого-нибудь, а самого Доктора, реального хозяина города, человека с самой гуманной в мире кличкой, но искалечившего между тем не одну человеческую жизнь.

– Сейчас с этой страной меня ничто не связывает, – продолжил Доктор, – она для меня – способ выкачивания бабла, и больше ничего. Возможно, это и не патриотично. Но уезжать отсюда я не собираюсь, значит, работать надо в России, а отдыхать там, в Европе или Африке, – он замолчал, словно прокручивал в голове все, что только что сказал. – Закусывайте, Михаил…

– Иванович, – напомнил Катаев.

Доктор снова сделал жест рукой. Официантка поставила перед ними по тарелке горячего борща.

– Бабка умерла, значит, не дождавшись меня, – продолжил свой рассказ Скляренко. – Дом отошел каким-то дальним родственникам, я их даже не знаю. Когда я освободился, мне некуда было идти. Но помогли связи, полученные на зоне. Я ведь в тюрьме-то выжил благодаря тому, что меня опекал смотрящий. Он уже старый был, значит, с ним однажды приступ случился сердечный, а я хоть и недоученный, но врач. Помог ему вернуться с того света. Откачал я его, короче. Отсюда, значит, и погоняло свое получил – Доктор. Он мне его присвоил. Хотя в школе меня Хохлом звали. А я на Украине-то отродясь не был, все больше по Европам. Потом в санчасть Филин, смотрящий, меня устроил лепилой. Фельдшером то есть. Нет, я, конечно, не жалею, что стал тем, кем стал. Но это я теперь не жалею. А раньше, бывало, подумаю, что стал бандитом…

Наступила пауза.

– Да, кто на зону попал, тому обратной дороги нет. Зона ломает все.

Они снова выпили.

– Но это все предыстория, так сказать – прелюдия. Почитаете – поймете. Теперь к делу. Вот здесь все документы, точнее копии, – он протянул Катаеву тяжелую пластиковую папку, – посмотрите. Да, единственные условия, которые я хочу сразу обозначить: это, во-первых, чтобы все действующие лица нашего, как бы это сказать, произведения, что ли, были показаны под своими именами и должностями в полный рост. Сейчас они все впереди на лихих конях: один из этих козлов, значит, стал заместителем прокурора нашего края, второй – начальник районного УВД в Прикамске, в депутаты лезет, конкурент, значит, мой. Третий – один из главных судей в соседней области. Их так и называют – шахтерская мафия. И второе: чтобы главы из нашей книги были опубликованы в вашей газете по мере написания книги. Типа рекламы, что ли. Иными словами, значит, я хочу им отомстить. Как там, в Библии, время разбрасывать камни, время собирать камни. Короче, они должны ответить за свое. Пусть каждому воздастся по заслугам.

Катаев удивился тому, что грешный бандит знает Писание. Все-таки Библия – это святое. Или действительно все в этом мире перевернулось с ног на голову, раз бандит, начитавшись Библии, готов публично обосрать полицию и прокуроров? А кто должен тогда сидеть в тюрьме?

Катаев заметил, что речь и манера говорить у Владимира Скляренко отличались от того словесного и напыщенного бреда, которым изъяснялись остальные прикамские бандиты-бизнесмены и некоторые депутаты, хотя и у него проскальзывали слова-паразиты. Но, как бы там ни было, образование, хоть и незаконченное, чувствовалось.

Доктор между тем опять разлил горилку по стопкам:

– Ну, давайте. Ваше здоровье.

Они чокнулись, закусили густым борщом. Некоторое время молчали.

– Понимаете, Михаил Иванович, я не граф Монте-Кристо, и то, что я хочу сделать, – совсем не месть обманутого и обиженного человека. Я хочу сказать правду. И добьюсь этого, уверяю вас.

– Я понимаю. Но почему бы вам не пойти, скажем так, традиционным методом? – осторожно сказал Катаев. – Вы поняли, о чем я говорю?

– Конечно. Понимаете, я не хочу их смерти или еще чего-то. Точнее, я хочу уничтожить их морально. Я хочу, чтобы в них плевались и тыкали пальцами. Как в прокаженных, значит. И я это сделаю. Они заслужили это. А если их грохнуть, то они останутся героями, знаете, такими непримиримыми борцами с преступностью. Как настоящие менты. Похоронят их с почестями, салют и все такое. Я, может быть, и простил бы их – все равно есть Божий суд, как говорят, он самый главный. Будут там гореть в аду. Но ведь они, сучары, жизнь-то не только мне поломали, а еще многим другим. Это я, сильный и богатый, могу отомстить, а остальные просто не могут этого сделать. И еще. Если их убьют, то все подозрения сразу падут на меня. Я отмажусь, конечно. Но мне сейчас этого не надо. Там, в прокуратуре, тоже не дураки сидят, сразу поймут, откуда дует ветер. А у меня, значит, выборы в краевую Думу. Я хоть и бандит, но считаю, что я нисколько не хуже тех козлов, кто сидит там и учит нас жить. Там такая блядва… – махнул Доктор рукой. – Да вы и сами знаете это не хуже меня. Только я не скрываю своего прошлого. И за свои грехи я давно ответил. По закону.