Татьяна Дмитриева - Наш Армагеддон

А вот ночью все страхи вылезли из подсознания, и я сижу, курю и ищу ответы на свои вопросы.

Так. Я, похоже, знаю когда, как и кто капает мне на мозги, лишая сна и сводя с ума. Осталось решить, что с этим делать. Предположим, мне удастся светом очистить свою ауру. И что дальше? Бедная, разделенная со своим ангелом и пребывающая во мраке душа – куда она подастся? Снова к малышу? Мы уже однажды видели, как наш малыш, всегда спокойный и уравновешенный, ночью кричал, метался по кроватке, от стенки к стенке, и отбивался, не известно от кого. Нет, я не могу так подставлять ни его, ни дочь, которая эту кашу и заварила. Что же делать? Мне нужно как-то договориться с тем, кем стал Андрей после смерти. Пришла подсказка: «Да упокой, Господи, его душу!». Вот именно. Нужно сделать так, чтобы Господь принял его душу. Но как это сделать? И примет ли Господь душу самоубийцы?

Я пыталась вспомнить все, что я читала о разделенных душах и способах их «умиротворения». Какие-то обрывки знаний вперемежку с информацией из дешевых фильмов ужасов. И параллельно «смотрела» фильм из жизни Андрея. Нужно досмотреть его до конца. Может, в нем я найду ответы на свои вопросы.

***

Я познакомилась с Андреем вскоре после рождения внука. Дочь с малышом только что выписались из роддома, и я отвезла их к себе в деревню. В их квартире едва закончился ремонт, их вещи были свалены у меня, в общем, бардак был изрядный. Оставив их в деревне, я поехала в город отмывать квартиру после ремонта. Для мужской работы по сборке и расстановке мебели отец моего внука, Михалыч, пригласил Андрея. Молодой мужчина слегка за тридцать был мастером на все руки, делал все быстро, но как-то слишком суетливо. Была в его движениях какая-то нервозность, а если что-то шло не так, он просто начинал паниковать. Сверло ли сломалось, или при сборке что-то не совпадало, он волновался так, что от него искры летели.

Михалыча он уважал и был привязан к нему больше, чем сын к отцу. Алена рассказывала, что именно Михалыч помог Андрею в трудную минуту, вытащил из какой-то заварушки (чуть ли не из тюрьмы) и помог создать свой бизнес – купить грузовик и собрать бригаду для переездов. Немудреный бизнес шел хорошо, расторопных ребят рекомендовали друзьям и знакомым. Конечно, не Бог весть что, но жить было можно. Андрей был не просто обязан Михалычу по гроб жизни, он его почитал, он верил ему безусловно и советовался по любому поводу. Алене он уже помогал освобождать квартиру, поэтому помнил, что где стояло. Волнение Андрея я сначала объясняла себе желанием угодить Михалычу, который попросил помочь своим дальним родственникам.

Мы никогда не распространялись о том, кто отец нашего малыша, по уже понятным всем причинам. Был он не молод, давно женат, не совсем здоров, как говорится «силен умом, но слаб телесно». Будучи инженером, мозги Михалыч имел необыкновенные, в них постоянно рождались новые проекты, которые он, к тому же, всегда реализовывал. Деньги к нему легко приходили и так же стремительно уходили. Алена говорила, что он добрый, как Дед Мороз. Я бы назвала это иначе – мудрость. Умная доброта.

Вокруг него вечно кормились десятки людей. Так уж получалось, что если жизнь его пересекалась с людьми проблемными, он тут же подключался к решению их проблем: кого-то устраивал на работу, помогал платить за учебу или открывать свое дело, лечил, выручал из беды и даже носил передачи в тюрьму едва знакомому мужику, потому что «больше некому». Иногда его кидали, и он выплачивал чужие кредиты, по которым поручился, но всегда прощал и находил оправдания тем, кто его подвел. Может быть, потому и приходили к нему деньги, что умел помогать без расчета на дивиденды и благодарности. Люди платили ему любовью, он, как магнит, притягивал к себе и больших боссов и бывших детдомовцев.

К числу последних относился и Андрей. Они с сестрой рано осиротели, после детдома Андрей попал в армию и отрубил в Чечне не один срок, потом долго не мог адаптироваться, пока жизнь не столкнула его с Михалычем. И с тех пор большего авторитета для него в жизни не было. Ко мне он отнесся сразу хорошо, видимо, тень «родственника» падала и на меня. Несмотря на нервозность, был он как-то невероятно открыт, на вопросы отвечал с обнаженной искренностью. Это мне импонировало. Меня тоже можно спросить о чем угодно, и я отвечу именно то, что думаю. Жизнь так и не научила меня врать. Но тайна отцовства была чужой, а это – святое, и я молчала.

Изредка мы выходили на балкон покурить, и, конечно, болтали. Я никогда не встречала человека, которого так интересовало бы мнение старших. Возможно, сказывалась нехватка материнской любви и заботы. За этот день я многое узнала об Андрее. Стала понятна и причина его нервозности. Он собирал детскую кроватку, а в это время его девушка делала аборт. Запсихуешь, пожалуй. Андрей недоумевал: у его женщины есть муж, хоть и гражданский, живут – не бедствуют, а рожать не хочет. А Алена одна, и родила.

– Андрей, ты не сравнивай. Твоей девчонке чуть больше восемнадцати, а моей дочери уже тридцадчик. И не одна она, у них я есть. Знаешь, она два раза замужем была, и не беременела. А тут – Бог дал. От таких даров не отказываются.

– Да, моя Валька еще сама ребенок. Если родит – на меня повесит, а сама будет хвостом крутить. А мне работать надо.

– Не факт. Может быть, она бы хорошей матерью стала.

– Да какая из нее мать! Балованная она.

– А мать ее не помогла бы?

– Там мамаша такая же. Она-то ее и настроила.

Он поднес сигарету ко рту, и мой взгляд отметил шрам на его запястье. Я отвела взгляд. Парень явно резал вены. Печально. Андрей понял, что я заметила, и показал вторую руку. Там был такой же шрам. Да, психика у него явно хромает. Понятно, что не каждая женщина захочет родить от него ребенка. После того, как он показал мне вторую руку, молчать было неловко.

– Старые раны? Плен?

– Нет, мирная жизнь пострашнее оказалась. Осуждаете?

– Я никогда никого не осуждаю. Это – твой выбор. Просто поверь мне – выбор не самый удачный. Я уже давно живу на свете и знаю, что то, что сегодня кажется трагедией, завтра окажется просто толчком к новой жизни.

– Что не делается, все – к лучшему? – вопрос прозвучал несколько иронично.

– Я бы сказала пожестче. Это не мои слова, но я их на своей шкуре проверила: «Все, что не убивает, делает нас сильнее».

– Красивая фраза. Но не для того, кто много убивал. Да, меня не убили. Но я стал психом. Я даже не пью, потому что, стоит выпить, я зверею, мне нужно подраться, а дерусь я до смерти. Вот и боюсь сам себя.

– У тебя есть крыша над головой, работа, любимая женщина. Расслабься. Может, время все сотрет?

– Вот вы говорите «любимая женщина». А я знаю, что она меня бросит. Что тогда?