Арина Крючкова - Обрывки газет

ОП давно уже не те… начинавшие семь лет назад в новой инкарнации музыканты. ОП – это мелодия тысяч душ со всех концов нашей необъятной родины. Очень хочется, чтобы состав группы, уезжая полным сил и энергии, а возвращаясь без всего этого, всё-таки не возвращался пустым. Ведь из каждого города Толя, Катя, Настя, Ваня, Сержа и Лёша увозят не только уставших себя и инструменты, но и безусловную любовь аудитории.

Всем тем, кто со мною здесь и сейчас.

Иногда собственная жизнь кажется мне жутко скучной. Не в сравнении с чьей-то, да и вообще не в сравнении – просто я порой могла бы жить в десятки раз быстрее, и, оглядываясь с высоты этой воображаемой скорости на реальную, я чувствую, что ползу.

Я, честно, не люблю сравнения, но удивительность собственной жизни познаю только тогда, когда мне на неё указывают другие. Байрон, Шелли и Кольридж были прекрасными поэтами, исторически относимыми к одному периоду и одной школе. О них читают общие лекции. Они были знакомы. Все трое черпали вдохновение в путешествиях, но тогда как Байрон был лордом, а Шелли – хоть и бедным, но баронетом, Кольридж – десятый сын девонского пастора. И пока первые отправлялись в путь на кораблях, дороги Кольриджа были проложены между книжных строк. Будь я завистливой, я бы жутко завидовала Кольриджу: как я ни люблю читать, книжных строк мне недостаточно.

В конце 2016 я влюбилась в музыканта. Всеми правдами и неправдами мне хотелось быть с ним рядом, и я придумывала самые разные способы делать это: брала у него интервью, мирила с группой, в которой он играл задолго до того, и даже сочинила тур. Сначала я свела его со знакомыми музыкантами в Рязани и Тамбове, и мы съездили в эти города. Потому у меня появилась идея фикс – добраться до Перми, и мы набили точек на пути к этой цели. Тур состоялся в мои школьные каникулы, был не особо удачным (хотя в Перми я стояла на входе, ставила печати «оплачено», и туда действительно пришло много народу, а в Кирове, где вход был бесплатным, собрался целый зал).

Самое главное – в Перми моя подруга Катя Дроздова, к которой я так стремилась попасть, познакомила меня со своим другом Владом, а он – со своей подругой Катей. Той самой Катей, что через месяц стояла у меня на кухне (это было её первое путешествие) и убеждала издать книжку, на мои протесты в духе «а кто её верстать будет…» отвечая: «Я! Я научусь!» Той самой Катей, которая вдохновляет меня изо дня в день, умеет и нежно утешить, и решительно пнуть работать. Той самой Катей, которой покупают билеты в Москву, желая сделать мне сюрприз: завязав глаза, вложить в мою ладонь её ладонь, а потом вызвать нам общее такси до дома.

За ту неделю я успела побывать на концертах в четырёх городах. Всю дорогу было очень холодно, чем дальше – тем хуже; тем временем я ходила в катастрофически драных джинсах на капроновые колготки и рубашке на футболку. Для сравнения, сейчас я не то что в –30° в таком виде не выйду, даже в –5°. Во Владимире мы жались по магазинчикам и ночевали в самой дешёвой стрёмной съёмной квартире. У меня бзик на чистоте, мне страшно было принимать ванну, которую неизвестно-кто-неизвестно-когда, и Тоби положил на дно свою футболку и надел на меня свои носки. Хорошо, что ни один из нас тогда не знал, что ткань не спасает от грибка ногтей, или чего я там боялась.

В Нижнем Новгороде мы ночевали два часа в закрытом Макдональдсе на вокзале (вокруг кипела уборка, но нам разрешили остаться) и шесть – в сидячке очень красивого нового поезда. Настолько красивого и нового, что даже в туалетах там не пахло и было чисто, как в хорошем отеле. Концерт давали в единственном в России храме макаронного монстра – бога пастафарианцев. Меня забавлял местный жаргон и географические названия: «Я на свободе, еду на стрелку». А ещё было очень здорово кататься на фуникулёре из Нижнего в Бар, и я никак не могла поверить, что эти подвесные фургончики для кого-то – часть ежедневного пути на работу. (Три года спустя я увидела самолёт-маршрутку на Алтае).

В Кирове у Тоби был друг, который занимался покупкой квартир в строящихся домах, их отделкой и перепродажей. У него как раз была готовая квартира: нам притащили надувной матрас, бельё и два стула. Чтобы сварить себе пюрешку доширак, пришлось купить в ближайшем супермаркете кипятильник (и пакет батончиков рот-фронт – последнее, на что у нас оставались деньги). А ванна была вся в строительной грязи, но я это обнаружила, когда уже туда залезла, а Тоби и его рюкзак со всеми футболками были в магазине.

На самом деле Киров был хорош. Например, мы почему-то без денег до вечера гуляли, ели и даже катались на колесе обозрения – за красивые глаза в ворохе заснеженных ресниц, наверное. А вечером Тоби не только заплатили гонорар в пять тысяч, но и сообщили, что нас будут кормить. В итоге мы сидели с шеф-поваром ресторана и обсуждали нюансы приготовления салата «Цезарь» в монастырях Черногории [8] Замените салат «Айсберг» на квашенную капусту, черри – на вяленые томаты, вместо пармезана потрите самый дешёвый сыр, который обычно плавят на тостах, в качестве жареной курочки используйте вот ту странную из столовских бутербродов, которая на вкус как плохая ветчина, заправьте всё это майонезом вместо уксуса и украсьте хлебушком крупными кусками – сушить до сухарей вовсе не стоит. Возможно, вам нравится «Цезарь» с перепелиным яйцом? Положите куриное. Целиком, резать не надо. То, что у вас получится, будет немного вкуснее, чем «Цезарь» из столовой монастыря в Черногории. . Есть было неловко, потому что на самом деле концерт вышел убыточным: собравшаяся аудитория школьников не отбила бар, потому что заказывала в лучшем случае чай, а потом засидевшиеся гости прожгли кальяном диван.

Следующая ночь прошла в поезде до Перми. Утром я набрала в термос какого-то дикого на вкус кипятка: казалось, что он настаивался на мышиных трупах. Я сидела с соответствующим вкусу лицом в поезде и пыталась пить это, когда нам объявили, что мы доехали. И на вокзале оказалась Катя – моя Катя, с которой я переписывалась ежедневно уже несколько лет. В Перми мы ходили на конфетную фабрику, пили восхитительный ореховый какао, ночевали с Владовой кошкой-инопланетянкой и ели борщ его мамы. Я впервые увидела знаменитую планировку, когда между кухней и ванной окно, и пробовала легендарную местную шаурму ростом почти с меня.

На обратной дороге я сутки решала пробники ЕГЭ по математике и ни разу не ела, а потом мы не могли выйти из поезда и попасть на вокзал, потому что утром в Питере взорвали метро, и мы – мальчик с гитарой и девочка с рюкзаком – выглядели, по мнению охраны, как заправские террористы.