Вячеслав Вертинский - Откровение от Утешителя, или Дневник сумасшедшего

Не выдержал этого и он, Ведающий: у него уже не было сил – смотреть на эту вакханалию, и он…. Он поломал этот праздник, это пиршество Сатаны, превратившись из стороннего наблюдателя в того, кем был всегда – в Воина Света. Он почувствовал, что сможет это сделать, и сделал. В нём проснулась такая злость, которую уже невозможно было сдержать: чаша его терпения переполнилась до краёв, и достаточно было всего одной капли, всего одной….

И она упала. Упала вместе со словом, прозвучавшим в голове Ведающего, как гром, как удар колокола: «Руби!», и тут он всё понял…. Он рубил неистово, нещадно и остервенело, нанося удары по обнажённой плоти Демона, унижавшего Её и оскорблявшего её Душу. Он рубил, даже не задумываясь над тем, что Она изменяет ему: просто уже невозможно было смотреть на это распятие, тем более, что измена уже произошла и грех содеян. Да, измена – произошла, но праздник был испорчен.

А тот, кто был с ней в это время, ни как не мог понять, что с ним происходит? Почему – всё не так, как всегда? Почему у него, искушенного в этом деле человека, ничего не получается как хотелось бы? Откуда эта слабость, перерастающая в неуверенность и страх, откуда? Что с ним случилось вдруг, с великим ловеласом, на глазах теряющим свою силу? И тут он тоже испытал стыд. Не угрызение совести, нет, именно стыд, стыд перед ней за свою слабость… (и не мудрено, ибо, откуда ему было знать, что в это время они были не одни).

Пиршество ещё продолжалось какое-то время, но всё уже было похоже ни на праздничное застолье, а на доедание объедков с праздничного стола, и теперь оставалось только одно – поскорее со всем этим покончить.

Недоумению Демона тоже не было предела. Никто в этом замкнутом пространстве (в том числе и Он), не понимал, что же произошло, и кто всему этому посмел помешать. Вообще-то никто и не должен был ничего понять, потому что происходящее произошло задолго до того, как начало происходить, и только теперь: слабость, страх, стыд и недоумение сменились смутным пониманием происшедшего: «Так ведь это же самое настоящее…». Да! Это было самое настоящее Унижение. Зло, Великое Вселенское Зло, возжелавшее показать свою силу и мощь – показало на деле своё бессилие и немощь. Нет, оно не погибло – оно унизилось, зная, что унижение бывает порой горче смерти, но, не догадываясь о том, что отныне – тот, кто захочет унизить – будет унижен сам.

Оно потерпело поражение там, где практически всегда побеждало, и он, Ведающий, был свидетелем и участником этого действа, и он был счастлив, потому что его казнь в одночасье превратилась в его праздник.

А как же Она? Он ясно видел её, смотрящую в окно автомобиля, везущего её домой: испуганную, разбитую, униженную, падшую – толком не понимающую ещё, что произошло…. Почему так болит в груди? Почему?

И Бог повернулся к ней снова, и открыл ей глаза, и Она вдруг вспомнила о Нём и о Ведающем. Она вспомнила всё, и рыдания вырвались из её груди и слёзы полились из открытых глаз. Она поняла, что предала сегодня свою Истинную Любовь, предала свою Душу и познала, наконец, что такое Истинный грех. Она плакала, и Он, Ведающий, плакал вместе с ней, оплакивая её униженную Душу. Плакал, ибо знал, что это ещё не конец, а только начало, потому как невозможно быть наполовину распятым, а потом воскреснуть. Для Воскресения нужно как минимум стать распятым полностью, а как максимум – умереть.

Весь следующий день он провёл в размышлениях, потому что всё ещё не мог поверить в то, что Это может произойти, а когда осознавал, что всё-таки может – ему становилось тошно. Он снова и снова представлял себе эту жуткую картину – её распятия, и ему сразу же хотелось позвонить ей, рассказать обо всём, предостеречь, но разве б она поверила? Он даже порывался пойти к ней и сказать: «Прости меня…», но потом отказывался от этой мысли, понимая, что ему не за что просить прощения. Просить прощения у неё за то, что она предала его? Это же – маразм какой-то, по-другому и не назовёшь. А просить прощения во имя Любви означало в данном случае – унизиться, но унизиться не перед Любовью, а перед предавшим Любовь….

И чем дольше Ведающий думал об этом, тем больше в нём росла уверенность, что кому-то очень нужно, чтобы он унизился и прополз к ней на коленях, но кому? И он опять вспомнил – о её будущей измене, о её унижении, о распятии её Души, и глаза его снова наполнялись слезами, и он отворачивался в сторону, чтобы никто их не увидел.

Да, ему было очень плохо. Возможно от обиды, а возможно и оттого, что он знал – ей тоже будет плохо на следующий день, после ещё не свершившейся измены. И никто не сможет помочь ей, и ничто не облегчит её страданий: ни деньги, полученные за проданную любовь, ни тёплый Душ, которым можно смыть грязь с Тела, но не с Души.

Грязный Четверг. В этот день он не записал ни строчки, просидев до двух часов ночи, выпив несколько чашек кофе и выкурив пачку сигарет. Он писал – перечёркивал и снова пытался писать, стараясь понять, что же происходит? Почему его родная Душа предала его, кто она на самом деле, и как он мог встретить её Там, в небесной обители, и полюбить? Ведающий задавал себе эти вопросы снова и снова, не смотря на то, что знал большинство ответов, знал, что Там можно встретить кого угодно, ибо тот, кто хочет спастись, тот спасётся. Кто выбрал путь Искупления и искупил, тот, хотя бы на короткое время, а вернётся в свой Истинный Дом – таков закон.

Короче: всё было предельно ясно, но, тем не менее, в голове – не укладывалось. Кто же она такая? Искушённая Душа, оставленная Богом без присмотра, или искусительница, способная ради своего блага сознательно растоптать и унизить другую Душу? Кто из двух? Она предала его, и это было доказательством второго определения, но если Душа её будет страдать, то это доказательство первого…. Ведающий опять попал в тупик.

Да, в тот вечер он не написал ни строчки – почему? Наверное, потому что искал ответы через Разум, в то время как Бог – молчал. Тогда почему молчал Бог? Трудно ответить…. Наверное, время тогда ещё не настало?

А настало оно в ту же самую ночь, с четверга на пятницу – страшную пятницу, хотя сказать, что она была просто страшной, означало бы – не сказать ничего.

То, что произошло той ночью – очень сложно было описать сейчас, а если честно, то и не очень хотелось, но, увы, необходимо, дабы тот, кто отказывается от искупления, боясь страданий, не выбрал бы вход не в те двери, в Точке Невозврата, вход, сулящий избавления от страданий. Это ловушка, а по-иному мышеловка с бесплатным сыром, которого, как известно, не бывает. Хотя, выбирайте сами, тем более, что вариантов не так уж и много – всего два: либо Искупление и Жизнь после Жизни, либо отказ от Искупления и Жизнь после Смерти, которая, если говорить чистую правду, тоже есть, но она отнюдь не такая красивая, каковой изображена в Булгаковском «Мастере», совсем не такая, к тому же далеко не вечная. Поверьте мне – я её видел, ибо я был Там. Это говорю Вам я – Утешитель, волею Господа нашего, Нашедший и Ведающий. Слушайте!