Алексей Воскресенский - Колышутся на ветру

– Carpe diem, Мари, Carpe diem – произносил Саша в пространство, – мы должны изменить мир, пока он не изменил нас. Сейчас самое время.

– И как же это сделать?

– Должен тебе признаться. Я хочу уйти из дома.

Он часто шокировал своими словами. Свободолюбивый и гордый. Романтичный и окрылённый.

– И куда же ты пойдёшь?

– Куда глаза глядят. Жизнь идёт. Давай уедем вместе.

– Куда? Деньги ты где возьмёшь?

– Ну может не сейчас, немного поработаю, подкоплю за зиму, и весной мы сможем сесть на поезд в любую сторону света. Весна любви и свободы.

– Ладно, не говори глупостей. Лучше думай, куда поступать будешь, беглец, тебе скоро шестнадцать. Вот поступишь в другой город – будто и сбежал.

– И ты туда же. Мне уже по горло этой учёбы – тупая зубрёжка ненужного хлама, забивающего чердак, что себя забываешь. Эти знания не дают свободы.

Саша усиленно жестикулировал и я поняла, что спор и мои мысли ему сейчас не нужны. Просто обняла его и поцеловала в губы. Он взял меня за талию, посмотрел в глаза.

– Спасибо, что ты есть.

Долгий поцелуй разбудил мурашек и они разбежались по всему телу.

Мы всегда находили темы для разговора. Я понимаю, что они были по-детски наивными в большинстве своём, но мы, по крайней мере, знали мечты друг друга, планы, любимые и нелюбимые вещи, книги, фильмы. Чувствовала себя взрослой и самостоятельной. Познакомила, как полагается, Сашу с родителями.

Мама сначала с холодом отнеслась к нему, твердила, что бандит и бездельник. Хотя с чего она это взяла, не пойму. Но стоило мне сказать, что Саша пишет стихи – в этот момент лицо Саши стало цвета советского флага, – у мамы тут же изменилась поза, взгляд и речь, и им нашлось о чём поговорить. Папа же, когда видел нас вместе, жал Саше руку и интересовался, какие последние фильмы тот посмотрел или просто спрашивал как здоровье, желал нам удачи. Я любила папу за эту непосредственность и ненавязчивость. Всегда ощущала благодарность и теплоту. Во всём, что делал папа, была какая-то милая доброта, и это никогда не было наигранно.

Саша ходил на все мои выступления, неизменно принося охапку цветов. Кстати, если приходилось расставлять приоритеты между балетом и Сашей – балет неизменно побеждал. Я не могла представить, что не пойду на занятия, забывшись в объятьях любимого. Саша не обижался. Думаю, он был влюблён настолько, что готов был прощать всё. Среди всех его настроений, мне особенно нравилось то, мечтательно – поэтическое, которое посещало его на какой-нибудь крыше, ближе к полуночи.

– Мы уедем с тобой в Италию, к Средиземному морю. Будем снимать маленькую комнатку в доме с большими окнами и фасадом, увитым зеленью. Заведём милую девчушку, назовём Моникой. Я буду самым популярным поэтом современности, а ты – самой известной балериной. Откроешь свою школу. Потом переедем в двухэтажный домик в какой-нибудь провинции. Заведём прислугу. На личном самолёте будем путешествовать по миру…

– Супер. А ты не перегибаешь?

– Всё возможно, я верю, стоит только захотеть – мир будет наш.

– Зачем тебе целый мир?

– Потому что мечта должна быть великой.

– Может хочешь править вселенной?

– Ну ладно тебе, не язви, маленькая бяка. Ты меня любишь?

– Люблю.

– Пообещай что будешь верить в меня, верить в нас.

– Ты пересмотрел мелодрам? Обещаю.

Заканчивался 1991год.

В тот вечер был сильный мороз, Саша встретил меня с цветами, завёрнутыми в газету. Это были розы. Бледно – розовые.

– Ого, где ты их откопал!?

– Неважно, родная.

Мы шли к нему в подъезд. С родителями меня так и не познакомил, всегда находились отговорки. Я думала, что он ведёт меня домой, но поднявшись на второй этаж, Саша подошёл к окну и сказал, не смотря на меня:

– Мы уезжаем.

– Что значит мы уезжаем, кто «мы»? Куда?

Мне на секунду показалось, что он говорит о нас. Неужели решился сбежать? Со мной? Не спрашивая, чего хочу я? Будет умолять поехать с ним? Заставит? Но я не могу. Хоть и обещала любить и быть с ним…

– Я с родителями. Папу переводят в Питер.

Первая любовь – она как первый блин. Как репетиция, как первые шаги ребёнка.

Я не плакала. Почти. Саша оставил своё фото и все стихи, посвящённые мне, аккуратно записанные в толстой синей тетради.

Саша показал мне, что я девушка, притом красивая и интересная для парней. Это льстило и я этим пользовалась.

После Саши встречалась с парнями, но это было совсем не то – не те интересы, не те слова и руки. Они говорили о любви, но перед сном я всегда вспоминала Сашу, его мечты и наши общие, прогулки под дождём и снег на ресницах, поцелуи и уютные кинотеатры, музыку со старых пластинок и стихи.

Саша после переезда не написал. А мог бы. Это обиднее всего: потерять связь с тем, кто был так крепко связан с твоим каждодневным существованием.

Мама видела мои переживания.

– Детка, Любовь встречает Случай и они строят свои планы, находят пути и выходы, приходят вместе к Судьбе и просят быть благосклонной.

Я ей не верила.

Наверное, тогда мне больше всего хотелось поддержки от папы. Он всегда знал, что сказать в трудную минуту, и хоть дома был редко, за такие моменты готова была прощать ему отсутствие.

Папа садился рядом, обнимал одной рукой, и своим звучным басом, в то же время ласково говорил что-то вроде:

– Тебе кажется, что мир рухнул, но этот мир построила ты – значит сможешь построить и ещё один, и с каждым разом он будет всё совершеннее.

А может это запах папиных сигарет, смешанный с едким одеколоном, меня успокаивал. Но я знала: стоит поделиться проблемой с папой, так она сразу теряет свой вес.

Союзы распадались, но жизнь продолжалась.

С любовными делами решила завязать на неопределённый срок. Тем более, что успехи в балете открывали новые горизонты.

Помню Ангелина Иосифовна говорит однажды:

– Весь мир восхищён русским балетом, им никогда не забраться на наши высоты. Каждый год руководители балетных школ во всём мире зовут русских балерин на учёбу, с расчётом, что сами чему-то научатся.

– Старшие девочки рассказывали, я знаю.

– Так вот, они заинтересовались тобой. На последнем спектакле была делегация из Америки. Завтра они придут говорить с тобой и родителями. Поняла?

– Ну, поняла, только я не хочу ни в какую Америку.

– Буду рада, если так, но справедливости ради скажу, что там ты смогла бы устроить свою жизнь в шоколаде, как сейчас говорят.

Наверное только тогда стала осознавать свои истинные возможности. Понимать, что мой мир может расширить свои границы до необъятных. И мне стало страшно. Вот такой парадокс. Мне, такой смелой, дерзкой и сильной, было страшно.