Дмитрий Красавин - Эксперимент

Тотчас Сергей увидел, как впереди выросла высоченная хрустальная стена, к которой со всех сторон устремились парящие в прозрачных коконах пленники. Касаясь стены, они освобождались от своих одиночных камер и вплывали под своды этого удивительного объекта. Вероятно, внутри «вестибюля» каким-то образом было создано нечто вроде земного притяжения, так как все сразу становились на ноги, как это принято на Земле. Долго не раздумывая, Гвоздиков тоже устремился туда, ударился коконом о стену и, освободившись от него, оказался посреди необъятной толпы оглядывающих друг друга людей. Многие обнимались. Какая-то старушка с ниспадающими на плечи редкими седыми волосами, упав на колени и вздымая вверх голову, истово молилась, осеняя себя крестным знамением. Незнакомый мужчина, грассируя что-то по-французски, уткнулся Гвоздикову в плечо, как будто встретил старого друга, и расплакался. Сергей, ободряющее похлопав француза по спине, стал оглядываться. Похоже, сюда действительно переселилось все население Земли. Русской речи не было слышно, но ведь где-то должны быть и наши. Молча приобняв на прощание француза, Гвоздиков пустился на поиски.

Чтобы не заплутать, решил идти вдоль хрустальной стенки, через которую в залу вливались тысячи новых пленников. Он вглядывался в их лица, говорил что-нибудь ободряющее, обнимал кого-то за плечи, ему отвечали объятиями, плакали, улыбались, но из-за незнания языков дальше выражения чувств общение не шло. И вдруг в одном из приблизившихся к стене коконов он увидел лицо Рабии, горничной, работавшей в турецком отеле и довольно сносно владеющей русским. Сергей ринулся к ней как к родному, желанному человеку. Ее кокон уже растаял за стеной холла, и она сделала первый шаг навстречу незнакомым людям, но, увидав устремленного к ней Гвоздикова, с ужасом попятилась, ткнулась спиной в стенку холла, прошла ее в обратном направлении и, вновь оказавшись внутри возникшего из ничего кокона, стала отдаляться в черноту космоса.

– Куда же ты? – прокричал Сергей.

Ответа не было.

Не размышляя, он тоже бросился к стене, с разбегу ударился о нее туловищем, вновь оказался внутри своего опостылевшего кокона и, движимый безудержным желанием встречи с единственным в этой толпе знакомым человеком, стал отдаляться от сверкающего вестибюля.

Однако расстояние до беглянки увеличивалось – мощь ее ужаса при виде бывшего постояльца гостиницы превосходила мощь его желания общаться с нею. Осознав сей печальный факт и опасаясь, как бы из страха перед ним эта симпатичная, ставшая вдруг бесконечно близкой женщина не затерялась в черноте космоса, Гвоздиков прекратил погоню.

Рабия еще продолжала удаляться, но, увидев, что преследователь демонстративно уплывает в другую сторону, остановилась; некоторое время, прильнув к стенке своей прозрачной тюрьмы, напряженно наблюдала за ним и, убедившись, что ее больше не преследуют, осторожно начала обратное движение в сторону космического вестибюля.

Когда ее облаченная в плотно прилегающее к телу бирюзовое платье фигура превратилась в точечку на фоне сверкающей стены, Сергей тоже прекратил удаляться в неизвестность. Прежде чем что-либо предпринимать дальше, надо было немного пораскинуть мозгами. Вспомнилось, как вечером накануне своего пленения он, находясь в хорошем подпитии, встретил Рабию в гостиничном коридоре, ухватил за мягкое место, прижал к груди и попытался затащить в свой номер, обещая за ночь баснословное количество долларов. Кажется, дело дошло до пяти тысяч, но, когда он полез одной рукой в карман за ключами от номера, она расцарапала ему лицо, вырвалась и убежала. Он бросился было ее догонять, споткнулся о ковер, ударился лбом о выступ в полу, рассек бровь. К боли добавились обида и злость на возомнившую себя принцессой горничную. Сейчас у него нет ни обиды, ни злости. А что есть? Сострадание, чувство вины перед Рабией, желание загладить эту вину. Но как это сделать, если женщину охватывает панический страх от одного лишь его вида? Если он вернется и они случайно встретятся, то она снова в панике бросится через стенку космического вестибюля в открытый космос и затеряется в нем, на этот раз уже на веки вечные… Что делать? Ба, у меня же есть бестелесная помощница!

– Миллиардерша с хвостиком, ты слышишь меня?

– Слышу, но бессильна чем-либо помочь. Ты сам должен найти решение.

– А если его нет?

– Оно есть всегда, загляни в себя поглубже.

Хорошо ей со стороны советовать: загляни поглубже! А как это – поглубже?

– Эй, красавица, ты поподробнее не можешь мне, дураку, объяснить?

– Чувства, эмоции, тело, мысли – все меняется. Прилипает и отпадает… Глубже, значит, за пределы всего изменяющегося, к тому неизменному, что позволяет каждому в любом возрасте, в любой ситуации, в любом состоянии говорить: это я.

– Понятнее можно?

– Я не могу думать, чувствовать, ощущать, желать вместо тебя. Без собственной воли, желания познание самого себя невозможно.

Вот тебе и высшая раса: и бессильна, и не может… Ничего себе! Гвоздиков задумался, попытался припомнить что-то где-то читанное и слышанное на эту тему раньше, напряг извилины, но ничего умного в голову не приходило. Что же делать? Устав от размышлений и колебаний, он забылся в полусне. Очнувшись, стал с тоской оглядывать черноту космоса и вдруг снова увидел светлое пятнышко галактического сверхскопления Девы. Одной из бесчисленных пылинок этого скопления была галактика Млечный Путь, среди сотен миллионов звезд которой была безумно красивая звезда по имени Солнце, а рядом с ним прекраснейшая из планет – Земля.

– Там мой дом, пора возвращаться, – прошептал он.

Приведенный силой мысли в движение кокон устремился в заданном направлении. Космический вестибюль стал отдаляться, превращаясь в небольшой сверкающий диск. На душе полегчало, ум успокоился. Однако спустя некоторое время Сергей заметил, что размеры диска перестали уменьшаться.

– Эй, Бестелесная, что это значит?

– Капсула может независимо перемещаться лишь в ограниченном пространстве нашего космического корабля. Диаметр корабля – одна световая минутка, это примерно семнадцать миллионов девятьсот восемьдесят семь тысяч пятьсот двадцать километров. Ты находишься сейчас на его периферии, дальнейшее удаление невозможно.

– Тюрьма!!!

– Диаметр Земли в тысячу четыреста сорок раз меньше диаметра нашего корабля и составляет всего-навсего двенадцать тысяч семьсот сорок два километра, но ты же не называешь эту пылинку тюрьмой.