Дмитрий Красавин - Эксперимент

– Миномет перетащите сюда!

– Тут раньше был дом дядюшки Халеда, – не в тему ответил тонкий мальчишеский голос.

– Знаю. Здесь перед вами вся улица будет как на ладони. Через два-три часа пойдет их техника, подпусти ближе, чтоб наверняка, и дави на гашетку. Твои пацаны пусть зря патроны не тратят, стреляют прицельно. Понял?

– Понял!

– За той красной дверью – маленькая кладовка. Там в полу есть люк, отстреляетесь и бегом по подземному ходу в сад Захарии. Спрячетесь в кустах у забора. Пропускайте танки и забрасывайте сзади пачками гранат. Где гранаты спрятаны, сам знаешь. Береги себя, не подставляйся – ты нужен Аллаху.

– Перед дверью все завалено. Без техники нам втроем до вечера не разобрать.

– Не надо ничего разбирать. Возьмешь у Талала топорик. Я скажу, он даст. Прорубишь в верхней части двери лаз. За полчаса успеете все подготовить, а сейчас пойдем к Усаме.

Голоса стали удаляться.

Сергей и Рабия, затаив дыхание и отстранившись друг от друга, с минуту прислушивались к доносящимся с улицы звукам.

– Уходим отсюда, – первым пришел в себя Гвоздиков. – Здесь оставаться опасно. Где тут в полу крышка люка?

– Тебе нельзя показываться на людях.

– Почему?

– У тебя нет обязательной для всех мужчин бороды. В тебе признают кяфира 7 7 Кяфир (другое произношение кафир) – понятие в исламе для обозначения человека, совершающего куфр. Согласно исламской догматике, к куфру относятся неверие в существование Аллаха и отрицание посланнической миссии пророка Мухаммеда, а также отказ от признания воскрешения после смерти, Страшного суда, существования ада и рая. Практически это означает, что все немусульмане являются кяфирами. , а сейчас это равноценно смертному приговору.

– Тогда звони друзьям, подругам и уходи одна. – Сергей снял руку с плеча Рабии, встал в полный рост, коснувшись головой потолочного свода, инстинктивно пригнулся, шагнул к чемодану, нашел во внутреннем кармашке мобильный телефон и протянул его Рабии. – За меня не волнуйся – я пять лет занимался каратэ, если что, справлюсь с этими пацанами, потом тебя найду.

– Не так-то просто с ними справиться, – принимая телефон, ответила она. – Я по голосу узнала – это Аммар с соседней улицы. Хороший пацан: всегда здоровался со мной, угощал орешками. Его отец погиб в бою против правительственных войск в один день с моим мужем. Потом я видела его в лагере, где нас, женщин, наставляли в вере и способах самоподрыва в местах сборища кяфиров, а таких, как он, пацанов, во имя Аллаха милостивого и милосердного учили убивать неверных.

– Пацанов учили убивать?

– Инструкторы выводили в обнесенную колючей проволокой зону мужчин из числа военнопленных или пойманных при проверках документов алавитов, а мальчишки должны были соревноваться, стреляя в эти живые мишени из разного оружия. Их также обучали приемам рукопашного боя, владению ножами. Но больше всего учили ненависти. Ненависти ко всем, кто не мусульманин или искажает ислам: к еретикам, христианам, шиитам, алавитам, езидам, суфиям… Врагов у Аллаха очень много. Отдать жизнь в борьбе с ними для каждого из этих ребят дело чести. Если ты не Рембо, то справиться с Аммаром и его приятелями тебе вряд ли удастся, – разве что подкрасться тайно и перерезать каждому горло. Но тогда ты станешь таким же, как они.

– Все равно уходи. Я не умею и никогда не буду никого убивать, но что-нибудь придумаю, чтобы обезвредить пацанов.

– Я не могу выйти отсюда одна. Женщинам нельзя появляться на людях без сопровождения мужчин. Их отлавливают, а их мужей или опекунов, допустивших такое неуважение к шариату, наказывают ударами плети. Так что оставим этот разговор.

Рабия стала по памяти набирать один за другим номера своих сирийских друзей. В ответ слышались длинные гудки.

Гвоздиков, сидя на чемодане, тупо смотрел на дрожащий в пыльном воздухе лучик солнца. Ничего умного в голову не приходило. И вдруг в памяти высветились слова Миллиардерши: «Если надумаешь вернуть волосатость на лице, проведи с этой мыслью по лицу тыльной стороной правой ладони». Он быстро поднес тыльную сторону правой ладони к лицу и медленным движением обвел ею вдоль щек и подбородка.

– Кто ты? – испуганно вскрикнула Рабия, подняв на миг глаза от экрана телефона и увидев перед собой заросшее густыми рыжими волосами лицо.

Сергей закрыл глаза ладонью левой руки, провел по лицу, сжал в кулак, тут же мысленно отбрасывая бороду, резко растопырил пальцы и, разом лишившись растительности, довольный произведенным эффектом разулыбался.

– Аллах всемогущий! – воскликнула Рабия.

Гвоздиков вновь поднес к лицу правую ладонь, но не успел довести фокус до конца – зазвонил телефон.

Рабия взглянула на мобильник. Узнав по высветившемуся на экране номеру, от кого идет звонок, приняла вызов, приложила телефон к уху и радостно закричала:

– Татик, йес йем джер йерикхан!

В мозгу Сергея моментально отпечатался перевод: «Бабушка, это я, твоя малышка!»

С той стороны что-то долго говорили.

По щеке Рабии покатилась слеза. Перейдя с армянского на более привычный для нее арабский, она стала быстро-быстро рассказывать, как перебралась из Турции в Сирию, пришла в дом Халеда, как ночью в дом попал снаряд и что она не одна, а с будущим мужем, хотела найти мать, испросить благословения на брак. Жаль, что с мамой все так случилось…

Она переключила динамик телефона, чтобы Гвоздиков тоже мог слышать разговор. Они с бабушкой вспоминали общих знакомых: кто-то, как родители и братья Рабии, погиб, кто-то эмигрировал, а большинство канули в неизвестность. Потом бабушка запела какую-то щемяще-грустную песню на армянском языке. Рабия с середины первого куплета присоединилась к ней. Гвоздиков сначала просто слушал, затем, запомнив слова припева, тоже стал немного подпевать, чем сразу покорил сердце старой женщины.

После песни некоторое время все молчали. Первой нарушила молчание бабушка.

– Ты армянин? – спросила она у Гвоздикова на арабском.

– Русский, – ответил тот.

– Русский тоже хорошо, – обрадовалась старушка. – Мой муж был коммунистом, он очень тепло говорил о вашей революции. Ты тоже коммунист?

– Беспартийный.

– Жаль, но все равно, коль приглянулся моей внучке – человек хороший.

– Бабушка, – вмешалась в разговор Рабия, – где ты сейчас?

– Мы с Халимой и Исрафилом перебрались в подвал дома Захарии. Сам хозяин с женами и детьми месяц назад после первого штурма города правительственными войсками бежал в Турцию, а дом оставил открытым, чтобы люди могли в нем укрываться от войны. Говорят, что с минуту на минуту город снова будут штурмовать правительственные войска. Мы взяли с собой одежду, продукты и перешли из нашего дома сюда. Здесь стены толще, есть вода, туалет. Переходите и вы к нам. Переждем вместе лихо, поговорим, а там – как бог даст.