Лариса Агафонова - Надо только выучиться ждать

Девушка опустилась на лавочку в парке и плакала до тех пор, пока не закончились слёзы. Кто-то из прохожих подходил, что-то спрашивал, но Нина не реагировала, просто плакала, не вытирая слёз, выплёскивая боль, страх, отчаяние и горечь. Но всё когда-нибудь заканчивается. Так и Нинины слёзы иссякли. Нужно было быть сильной, возвращаться к маме в палату и начинать новый этап – борьбу за её жизнь. И никто, кроме Нины, не мог этого сделать.

Нина вернулась в больницу, выдохнув перед дверью, зашла в палату. Алёна уже знала свой диагноз, теперь врачи не скрывали правду от пациентов, оставляя за ними право знать, что их ждёт. На удивление, мать не плакала, не было истерики и заламывания рук. Выдавали глаза, тусклые и мечущиеся, в них плескалось отчаяние и страх. Нина молча обняла маму, прижала её похудевшее тело к себе и прошептала:

– Мы справимся, мамочка. Мы обязательно справимся.

Она поймала себя на мысли, что не обращалась так к матери уже очень давно, наверное, с детства, когда ещё верила в то, что Алёна её любит. Но сейчас это было неважно. Нужно было настраиваться на долгое, трудное лечение, нужны были силы и огромное терпение.

На первом этапе Алёне предстояло облучение, после которого женщину выписали отдохнуть и прийти в себя. Облучение Алёна перенесла спокойно, даже с юмором рассказывала, как её запускали в «бункер» и оставляли там поджариваться. С подругами по несчастью, женщинами в послеоперационной палате, Алёна сдружилась: общая беда объединяет.

– Не так страшно, когда понимаешь, что ты не одна, что есть люди, которые чувствуют то же, что и ты, – говорила она матери. – Я хотя бы не одинокая, а есть бабы, у которых совсем никого нет: ни родителей, ни детей. У нас лежит Маринка, вот ей даже бульон некому сварить. Есть подружки, они поначалу ходили, проведывали, но чужая боль надоедает, да и свои дела всегда есть. Вот и лежит она, уткнувшись в стенку. Мы её подкармливаем из своих запасов. Жалко же её, бедолагу.

– А ты изменилась, Алёнушка, – удивилась баба Катя. – Тебе никогда ни до кого не было дела. А тут переживаешь за постороннего человека.

– Да какая ж она теперь посторонняя? – усмехнулась Алёна. – Будем живы, будет подругой.

– Обязательно будете живы, доченька. Ты у меня сильная, хоть и глупая. Выдюжишь!

На неделю прилетел Никита, вызванный бабой Катей. Алёна воспряла духом, повеселела, не в силах наглядеться на своего любимого сыночка. Никита привёз деньги, почти силой заставил мать принять их от него, накупил нужных лекарств, витаминов и вкусностей: красной икры, дорогих конфет, фруктов и ягод. Долго задерживаться он не мог, уходил в рейс (он работал механиком на судне в Северном Ледовитом океане), но Алёне и этих нескольких дней хватило, чтобы набраться сил для нового этапа «лечения-мучения».

Химиотерапию Алёна перенесла сложно, впрочем, не было в отделении маммологии женщины, легко прошедшей через этот ад. Нина приезжала на каждую процедуру вместе с матерью. Поначалу Алёна сопротивлялась, не хотела, чтобы близкие её видели в таком состоянии, даже дочка. Но после первого сеанса женщине было так плохо, не было сил дойти до раковины, не говоря уже о том, чтобы привести себя в порядок. И она смирилась с Нининым присутствием в палате.

После химии у Алёны стали выпадать волосы. Она, наверное, готовилась к этому, настраиваясь на изменения во внешности. Но когда женщина увидела, что вместо её шикарных каштановых волос образовались непонятные колтуны, которые стремительно редели, она проревела полдня, а потом решительно обрила голову наголо.

– Всё, – сказала она Нине, – буду экономить на шампунях, бальзамах и масках.

– Мама, не переживай, отрастут твои волосы, ещё лучше будут.

– Да уж, куда лучше, чем сейчас, – горько усмехнулась Алёна. – Будут расти седые сухие палки, мне девчонки рассказывали, да и видела я эту отрастающую красоту. Я лучше в зеркало не буду смотреться, чтоб не видеть, какой безобразной и старой я стала.

– Мама, ты у меня всё равно самая красивая. У тебя душа обнажилась, и красота изнутри идёт. Бабушка наша так и говорит, что не та красота, что снаружи, а та, что внутри.

– Доченька, какая ты у меня добрая. Спасибо тебе, – Алёна пыталась скрыть слёзы, но они лились по щекам, смывая боль и грусть.

После химиотерапии Алёна начала стремительно терять вес. Она почти не ела, организм не принимал пищу, аппетит пропал совсем. Нина с бабушкой с ног сбились, пытаясь приготовить что-то вкусненькое, чтобы хоть немного накормить больную.

После каждого сеанса химии Алёна неделю лежала на кровати, почти не вставая, лишённая всяких желаний. Её не интересовал телевизор, не привлекали книжки, не отвлекал Интернет. Лечение высасывало жизненные соки, отнимало силы. Потом Алёна начинала потихоньку вставать, выходить на улицу. Нина и бабушка вздыхали с облегчением, и так до следующей процедуры. Наконец, Алёнины мучения окончились. Анализы показали, что болезнь отступила, давая передышку, срок которой никто не мог гарантировать.

– Живите и радуйтесь, – сказал врач, выписывая Алёну, – вы везунчик, судьба к вам благосклонна, цените это и благодарите своих родных: таких заботливых близких ещё поискать.

– Да, я насмотрелась на всяких родственников, – грустно усмехнулась Алёна. – А мне, доктор, действительно повезло, я раньше и не думала, как это важно – семья. Порхала по жизни, ни о ком не думала, кроме себя. Вот меня жизнь и шандарахнула.

– Ну, это вам виднее, – улыбнулся врач, – идите и живите полной жизнью!

После больницы Алёна не захотела возвращаться к себе в пустую квартиру.

– Что мне там одной делать? Поживу пока с вами, если вы не против, – сказала она матери и дочке. – Буду надоедать – прогоните.

– Мам, ну что ты такое говоришь! – Нина даже обиделась. – Кто тебя выгонит? Мы очень рады, что ты будешь с нами.

Нине вдруг вспомнилось, как она, маленькая, лежит в своей кроватке, зажмурив глаза, и мечтает о том, что мама будет каждый день приходить домой, а не наведываться в гости время от времени и, может быть, когда-нибудь даже почитает сказку перед сном.

– Что задумалась, дочка? Вспоминаешь, какой плохой матерью я была? И не возражай, я сама только теперь понимаю, как больно делала тебе в детстве, да и вообще всю жизнь. И то, что ты меня простила, ухаживаешь за мной, терпишь мои капризы, – это счастье и незаслуженный подарок для меня.

– Я просто люблю тебя, мама.

Нина и сама не поняла, как вырвались у неё эти слова, слова, которые она не произносила лет с семи. Если только иногда мысленно, да и то редко. Алёна расплакалась:

– Я тоже тебя люблю, девочка моя. Спасибо тебе за науку, за любовь, за терпение. Прости, что не была настоящей мамой, а так, кукушкой. Прости, что обижала своими придирками к твоей внешности. Я была такой глупой, ценила только внешнюю красоту. А теперь, когда с меня самой красота-то и сошла, как талая вода, я вдруг увидела всех остальных людей по-другому, по-настоящему. Вот если бы Никитушка ещё рядом был, я бы совсем счастливой стала. Только он такое же перекати-поле, как я. Носит его по жизни.