Алексей Болотников - Гать

Чудесно жить в России,

Чудесно быть мужчиной,

Чудесно дом построить в отеческом краю.

Чудесного чудесней березы и осины

Воспринимать, как будто находишься в раю.

Чудесно сомневаться,

Чудесно верить в дружбу,

Чудесно доверяться теплу чужих ладош.

Чудесного чудесней, когда ты сам, мой милый,

Среди чудес известных кудесником слывешь.

Понимаешь, удивительное – рядом!

Чудеса нас окружают, чудеса…

Чудеса идут торжественным парадом,

Как Летучего Голландца паруса.

Спич к Нику Бородину

Простолюдин и господин,

Без тостов и патетик

Возьмем стаканы,

Воздадим всем истинам на свете!

Ах, бородатый Бородин! Иди сюда, дружище,

Возьми гитару. Посидим и истины поищем.

И бородатый Бородин в прообразе Иисуса

Идет со сцены, не один идет – несет искусство.

Ах, борода! Ах, Бородин! Сними венец терновый,

Сними с лица печальный грим. И фрак с плеча не новый.

Договорим… Ах, извини, к столу подсуетимся.

«Все жомини, да жомини…». В борделях не постимся.

Вечор, ты помнишь, Бородин, патетику в октаве

Коммунистический годин: «…о добрести, о славе»…?

Несли со сцены молодым, что «…будет людям счастье»,

Что вот построим Машхимдым… И по колхозной части…

На Марсе, – помнишь, Бородин? – мы яблони сажали!

«Мечтать не вредно, господа!» – сквозило со скрижали.

Мечтать о плотском и святом, петь в некотором роде

Мечту заглавную, фантом о том, что призрак бродит

Без головы или без ног, занюхан иль залапан…

Но он явился нам – легко! Вещественней, чем атом…

Он к каждой нынешней семье, как крыса, подселился:

И в старом облике возник – подпольщиком явился!

Мы так скулили о себе в скабрезном анекдоте

И в грустных повестях «Любэ», и в сказках о Федоте-

Стрельце, удалом молодце, прообразце народа,

Что вдруг открылось нам в конце, что – сукиного рода…

Мы снова вышли, как один, и – видишь! – в Новом Свете…

Ну, а теперь? А, Бородин?.. Какие песни пети?

Заря, как кровь на рукаве, алеет на рассвете.

Шуршит молва в сухой траве. И гул глухой. И ветер…

Эй, господин, простолюдин,

Без тостов и патетик,

Возьмем стаканы, воздадим

Всем истинам на свете!

Песня угонщика

Мой папа – Константин,

А я Константинополь

Не то, чтоб не любил,

Не знал его совсем.

Мы в Турцию летим!

Я полтайги протопал

И золото намыл.

Уеду насовсем.

Мой папа Константин

Борисович. В ОВИРе

Не верили, что «…Я

Турецко-подданный…»

Мы в Турцию летим!

Я жил бы в ИзраИле,

Но – пошлый ритуал калечить органы…

Мой папа Константин

Не петрил в конъюнктуре.

Ни Берлином, ни Римом

Не бредил, пацаны.

Мы в Турцию летим!

Пойду к паше, в натуре,

Обзаведусь гаремом.

Жид необрезанный.

Мой папа Константин,

А я сын Константина.

И сын я, так и быть,

Той самой матери…

Мы в Турцию летим!

Эй, командир, скотина,

Не вздумай посадить нас

Где-нибудь в Твери!

Песня жениха

На музыку Саши Холкина

Выезжал на белом коне,

В терема сватов засылал.

А, ну выбирайте по мне,

Чтобы увидал – запылал!

Чур, не крива, чур, не квашня.

Чай, не засиделась поди…

Эй, держите, парни, меня,

Поперед бегут сапоги.

Анна, будь моей женою,

Не держись за терема.

Анна, пропадешь за мною…

Пропадешь и без меня.

Ах, рубаха вся в петухах,

И в кулачных битвах удал.

Да такого б нам жениха…

На божничке б век восседал.

Спешусь я спешно с коня,

На колено с маху паду.

Жемчугами девку маня,

Пагубную речь поведу.

Что же нам делать, сваты,

Коль отец и мать супротив?

Не захочет Анна идти,

Вам другой такой не найти!

Знать, гореть в кромешном аду,

Сдуру рай за жемчуг скупал.

Под венец попал и – пропал…

Без нее совсем пропаду!

Экстрасенс

Жил-был чудной экстрасенс,

Падших лечил и больных.

Денег не брал за сеанс.

Не было денег у них.

О, нищета, нищета, нищета!

Не моги сметь!

Нет на тебя ни меча, ни щита…

Только лишь смерть.

Правую руку он брал,

Мимо обличья смотрел.

«Господи, этот не крал.

Грешен, что красть не посмел».

В космос незримо смотрел.

Может быть, звезды читал.

Вторить себе он велел.

Странные речи шептал.

«О, нищета, нищета, нищета!

Не моги сметь!

Нет на тебя ни меча, ни щита…

Только лишь смерть»

Странный, чудной экстрасенс.

Разве он вылечить мог?

Денег не брал за сеанс,

Будто богач или бог.

Сон

На музыку Саши Холкина

Господи, что за дела?

В зыбком предутреннем сне

Снилось мне, что я была

Девой на белом коне.

Белый торжественный конь

Был мне и церковь, и дом,

Жил заодно с седоком,

Зная и плеть, и ладонь.

Господи, что за дела?

Грубый сорвавшийся конь

Вышиб меня из седла,

Стать норовит седоком.

Как же я, господи, зла!

Кто меня спутал и сгреб?

Боже, кому я дала

Бросить поводья в галоп?!

Господи, что за дела?

В смутный, решающий час

Я, словно лошади часть,

Вдруг закушу удила!

Вдруг, своенравная тварь,

Вскинусь локтями в дыбы:

Хоть загони, хоть запарь,

Только не рви мне губы!

Эй, дикошарая, сдай!

В шпоры бери! В стремена!..

Господи! Господи, дай,

Дай избавленье от сна.

Легенда о любви

На музыку Саши Холкина

Блеклое золото лун

Меркнет в кувшине вина.

Пьян седовласый драгун

И маркитантка пьяна.

Горечь мне горло першит,

Я не пьянею, увы.

Кто я? Гуляка-ямщик,

Отданный в бритые лбы.

Там, на родимой земле,

Вне крепостного двора —

Правда, чтоб мне околеть! —

Жил. Ночевал у костра…

Барыня, белая кость,

И с бриллиантом рука…

Вышла ко мне на покос,

Села в седло ямщика.

С той забубенной поры

Барскую честь берегу —

В пики, в штыки, в топоры —

Первым в атаку бегу.

Знаю, меня не убьют.

Сломятся штык и топор.

Пуля отыщет в упор —

Кости мои не сгниют…

Там, на родимой земле,

Сквозь времена… времена…

Правда, чтоб мне околеть! —

Барыня любит меня.

Злато поблекнет и медь,

Испепелится земля.

Только ни старость, ни смерть

Не ожидают меня.

Старые лики икон

Благословляют меня.

Скачет мой преданный конь

Сквозь временные поля.

Здесь моя родина Гжель?

Лайнер куда меня мчит?

Ах, неужель… неужель,

Я, как и прежде, ямщик?

Пьян седовласый бортмех,

И стюардесса пьяна.

А истерический смех

Переполняет меня…

Сквозь истерический смех

И сквозь реактора крик

Крикнет мне в ухо бортмех:

– Крыша гуляет, старик?..

Блюз-песня

В сентиментальном блюзе,

В приморском ресторане