Андрей Сметанкин - Дорога к сыну

Поднялся старик, вытянул вперёд правую руку, на ощупь подошёл к тому месту, наклонился, подобрал уголёк, вложил назад, в своё сердце, и, уже в который раз, заученно подошёл к старому дутару, по-прежнему висевшему на стене.

Эти струны, как говорил Якуб, ещё помнят руки любимой Саодат, когда она была молодой, красивой и здоровой – живой, и помнят неловкие пальчики Азиза, когда был тот ребёнком, искренно любящим своего отца.

Правда, наш Лукман, живой реальный человек, а не мифический герой, о котором говорится в Священном Коране, как о муже мудрости и добродетели, не стал сегодня слушать воспоминания старого друга – дутара и вызывать бестелесные призраки минувших дней сквозь пелену слепоты.

На этот раз он тихо погладил разбитый корпус музыкального инструмента, поцеловал старого плюшевого медвежонка и фотографию супруги, будто прощался с ними навсегда, подозвал Рекса и объявил всему кишлачному народу, что совсем оправился от потрясения. Он чудесным образом вкусил горячей самбусы, таджикского запечённого пирожка с мясом и луком, из рук ало-голубой красавицы, по имени Жизнь, и снова ощутил себя юношей. Вот только глаза… А что глаза? Они не помешают ему вместе с собакой на днях отправиться на поиски сына – спуститься в долину и найти там Азиза. Азиз, его мальчик, ждёт в Душанбе своего отца, Якуба Дилкушод, поскольку старик нужен своему сыну. Старик придёт и попросит прощения у своего сына за былую пощёчину.

«Я нужен Азизу. Я должен его найти, – сказал старик и решил собираться в дорогу. – Я должен принести слово мира.

Вот что было с ним, и какая мысль посетила старика.

Люди наперебой кинулись отговаривать старика от опрометчивого и безрассудного шага, на их взгляд. Они испугались этой сумасбродной идеи, – какой шайтан нашептал эти мысли, да поразит Аллах его семя, и пусть порождение ночи встанет на голову, когда весь мир будет стоять на ногах! Всполошились люди, загомонили и принялись наперебой ссылаться на ещё слабое здоровье и плохое зрение старика, на старые ноги и старое сердце, которому будет не под силу такая опасная и трудная дорога. Куда идти старику в такую погоду, когда сами дивы и те благоразумно присмирели?

Мужчины отрицательно цокали языками и качали головами – мол, мы не согласны с Вами, уважаемый бобо Якуб Дилкушод. Женщины вздыхали, охали, расстроено всплёскивали руками и украдкой вытирали слёзы: и куда он собрался, старый, – не сидится ему дома что ли: чем мы обидели, чем не угодили? А дети наводили мокроту на глаза и ревели на все лады, выражая свою тревогу и страх потерять мудрого и самого «молодого» старика и верного друга в детских играх и забавах.

Все сельчане в один голос утверждали, что преступно старику думать такие мысли и что ночью он видит, как слепой, а днём – как курица в тумане. Ещё говорили, что старику нельзя тягаться с бедой, которая пришла на таджикскую землю – ему уже не двадцать, когда можно было один на один выходить на медведя. Вы должны, беречь себя, уважаемый бобо Якуб, потому что Вы для всех нас, как родной отец, так говорили сельчане.

Вам не надо помышлять о поисках взрослого сына, продолжали они, – пусть он сам позаботится о себе. Во всём следует положиться на волю Аллаха Единственного и Справедливого и остаться в наших краях живым братом этих древних гор. А будете с нами, то мы всегда поможем Вам, уважаемый старик, и с Азизом там, в долине, ничего дурного не случится.

Вот так говорили люди.

Но старик Якуб был несговорчив. Как упрямый мальчишка, стоял на своём решении, и вскоре – за три дня беспрестанных и горячих споров и людской суеты – упорство старика победило. Только было ли оно похвальным? Никто этого не знал. Нельзя было предположить, как следует к этому относиться. Известно только, что люди не стали ломать голову над тем, кто прав, а кто виноват. Они единодушно пришли к выводу, что мысль о несчастном Азизе, которого Якуб Дилкушод случайно увидел на экране телевизора, победила болезнь, поставила старика на ноги, он помолодел и окреп духом своим. Так что есть надежда, эта мысль и поможет старику найти дорогого любимого сына.

Не было уже таких смельчаков, кто взялся бы оспаривать решение старика, и все находили необходимым, как можно скорее, не мешкая дня, отправляться в долгий и опасный путь, положившись на доброе расположение Знатока видимого и невидимого мира, Аллаха Великого и Милосердного, и взяв себе в спутники верную собаку. Кто ранним утром поднимает верблюдов, говорили наперебой сельчане, тот первым приходит к колодцу. Также они говорили, что уже все горы в снегу, от вершин до подножий, и скоро сама зима не сегодня-завтра отправится вниз, в долину. Поэтому следует, внушали старику мужчины и женщины, ноги и голову держать в тепле, а в сердце, подсказывали дети, держать надежду на скорую и счастливую встречу с любимым и единственным сыном. Пусть много лет назад, говорили старики кишлака, между отцом и сыном пролетела чёрная ворона разлада, но упавшее на землю яблоко не теряет своих косточек, и остаётся яблоком – сыном яблони.

Поспешайте, уважаемый и дорогой бобо Якуб Дилкушод, наша радость и гордость, наша честь и совесть, наша боль и тревога, говорили и уже торопили сельчане, искренне полагая о том, что всегда были подобного мнения, и другого быть не могло! Торопитесь, бобо Якуб, будет светлой Ваша дорога: «рохи сафед!»

Это сказал поэт и, как в воду смотрел, но вода ушла, а слова остались, остались люди, которые понесли эти слова из поколения в поколение.

И вот однажды в один из погожих зимних дней, когда взошло ленивое солнце и, зевая и потягиваясь, всё же прогрело заснеженную округу и горы, высыпал на улицу из своих домов весь кишлачный народ. Парадная улица кишлака Рубоб, начинавшаяся просторным домом старика Якуба и заканчивающаяся вертолётной площадкой, где несколько похудевших баранов разрыхляли снег, пытаясь найти остатки осенней травы, вдруг превратилась в гулкий и хлопотливый людской муравейник.

Весь кишлак собирал в дорогу старика, и каждый что-то принёс с собою. Женщины принесли новый дорожный халат и тёплые горные носки, джурабы, что вяжут из шерсти яков, и всё это сшили и связали за одну ночь. Также женщины передали из рук в руки старику сурьму, как средство, по народному преданию, улучшающее зрение, и четыре большие дорожные лепёшки.

Три лепёшки убрали, а последнюю, самую большую, разломили на части, и одну часть повесили в доме старика над входной дверью, другую часть подали старику, остальное поделили между собой, и каждой семье достался маленький кусочек. Это означало, что каждый житель кишлака, независимо от пола и возраста, брал на свои плечи трудности и горести зимней дороги и мог сердцем своим и своей душой перенести и пережить те испытания, которые достанутся одинокому престарелому путнику. И всё для того, чтобы Якуб Дилкушод благополучно завершил свой путь и нашёл Азиза».