Александр Стребков - Жизнь – жестянка. Книга 2

отправился в розыски жены по станице, где умные люди всё знают. Там ему станичные бабы и рассказали, что невестка, нажаловавшись на свекровь, отбыла на попутной машине в Ставрополь. Придя домой, сын обозвал мать – вонючей шваброй, а к вечеру напился и, побуянив немного вдруг вспомнил, что надо следом ехать и искать свою жену чуваш- ку. Утром, уходя со двора, в след ему будто бревном в спину мать крикнула на всю улицу: «Полоумный, шалопай!.. не вздумай искать ту припадочную, что притянул за собой, ина- че я вас обоих топором зарубаю!..». Толян придерживаясь общих правил, что если дело этого стоит – обижаться не сто- ит, молча, покинул свой двор. Дошёл до угла перекрёстка порылся в карманах, а там хоть шаром покати: денег-то нету, и ехать за суженой не за что. Сел на ближайшую лавку под чужим двором и стал думать, где денег взять?.. Долго не ду- мал, решение быстро нашёл: в хороших друзьях давно ходил у него Пашка Гоблин – такое погоняло было у того, вот он и выклянчивал продать ему моторную лодку. Сейчас стояла задача, которую срочно надо было решить – это как не про- дешевить. К обеду лодку Толян продал, правда в полцены – больше Гоблин не дал, сказал, что больше в другой раз бу- дет, пересчитав три раза подряд деньги, отбыл восвояси по следам своей любимой. Выскочив на дорогу, к вечеру отбыл в нужном направлении. Каждый советский гражданин, кото- рый учился в четвёртом классе, изучая арифметику, усвоил, что два тела, двигающиеся по одной прямой с одинаковой скоростью с разницей в час из точки отправления никак на- стичь друг друга не в состоянии. У Толяна преследующего свою чувашку промежуток во времени из точки отправления выдался ровно в целый день. Ехал он, ехал на поезде, но на одной из железнодорожных станций в поздний вечер, когда порядочные люди укладывались уже на полки спать, его чёрт дёрнул крепко вмазанного выйти на тёмный привок-

зальный пятачок, скорее всего чего-нибудь из пойла поис- кать. С этой минуты он крупным почерком вписал себя соб- ственноручно в число людей с нелёгкой судьбой. Ранним ут- ром, когда вблизи небольшой железнодорожной станции продолжали ещё распевать петушиные звонкие голоса, Толя проснулся лёжа на лавочке в зачуханном здании станции. Побуждение было тяжким: лучше бы совсем не просыпаться. Один глаз почему-то открываться наотрез отказался, второй узкой шёлочкой сфотографировал стоящего над ним мили- ционера. Блюститель порядка его не торопил, и терпеливо ожидал. Толян так до конца и не понял, чего ему от него на- до было. Ко всему прочему правая рука в плече отдавала острой болью, а спросить мента чё глаза вылупил, не позво- лял рот, ибо губы склеились до кучи сгустками крови и ни в какую разъединяться не желали. Как выяснилось, через пять с половиной минут в карманах у Толяна не было не только тех денег, что за мотолодку выручил, но и каких бы, то ни было документов: уже после, не научившись ещё по фене ботать, и всякими блатными жаргонами говорить он тогда скажет: «Хотя бы, крохоборы, одну бумажку оставили, там была накладная из колхоза на получение подсолнечного масла…». В тот же день со всеми почестями отправили Толя- на на «луноходе» в какой-то ближайший районный центр в спецприёмник, где целый месяц впервые с бомжами внача- ле познакомился, а потом прозябал на этом курорте в их компании. Но когда выпустили, сказал: «Лучше бы не выпус- кали!..». Добравшись снова на вокзал, долго размышлял, в какую сторону отправиться: на юг домой или продолжать путь в Чувашию. Денег не было ни в одну из сторон. Усев- шись на товарняк на тормозную площадку вагона, сказал: «В какую сторону повезёт туда и поеду…». Получается тем са- мым, он бросил судьбе жребий – повезли на север, куда глу- боко в душе и стремился. В глубинах российских лесов на за-

холустных стациях и мелких городишек, где за каждым кус- том и поворотом таилась опасность, отчего жизнь у Толяна и пошла колесом: базар, вокзал, милиция и не успел чувашку свою найти, как оказался на нарах колонии общего режима. Дали немного: всего год и то за компанию, потому что и сам Толян толком не помнил; участвовал он в налёте на дачный домик в садах или нет, но точно помнил, что всякие съедоб- ные деликатесы в стеклянных банках: огурчики, помидорчи- ки, кабачки и баклажаны употреблял с аппетитом. Ну, а раз поедал, получи для порядка годик колонии. За забором из-за своего малого роста всучили кликуху – Прыщь, но с авторите- тами не поспоришь, хоть и не нравится очень. Спустя время, по мнению и выражению в словах Толяна, когда-то любимая чувашка превратилась в маруху и во всём виноватая стала: из-за неё и судьба набекрень пошла. Когда вышел за ворота колонии, то искать её дальше желание куда-то пропало. В родные края в ставрополье, как мы уже говорили, возвра- щался напрямки через сальские и калмыкские степи, а по пути абреки в плен взяли, пришлось на время задержаться!..

Следующий не менее интересный персонаж Ваня Лунёв, а возможно и Солнечный под кличкой Микстура, но в «комму- не» на это посмотрели по-своему, прикрепив для порядка вто- рое прозвище – Закваска. В корне не соглашаясь со вторым погонялом, Ваня говорил: «Шесть лет топал на зоне под име- нем Микстуры, привык давно… к чему мне голову всякой со- ломой забивать?..». Кличкой присвоенной ещё когда-то в ко- лонии Ваня гордился, ибо наделили его по заслугам за то, что восьмерых зеков включая и себя, он чуть было на тот свет не отправил. Как-то заготавливали в лесу дровишки для кухни и бани зоновской. Ваня насобирал в лесу грибочков, как он счи- тал вполне съедобных, а по прибытию в зону наварили вкус- нейшего супчика и с удовольствием отведали, после чего про- мывали, клизмы ставили и боролись в лазарете за жизнь всех

восьмерых не на шутку. Отлежав в лазарете пару недель при- были как все сказали: «В гроб красивше кладут – вы, наверное, в Бухенвальде побывали… – за грибами снова отправитесь?..». Ваня в оправдание сказал: «Буду последней падлой я сам по- трясён до основания, но эти опята и березовики меня подвели, перекрасились, суки!..». В тот судьбоносный день Ваня и при- обрёл себе кличку – Микстура. Впрочем, как сказали контро- лёры-надзиратели, что это для них не в диковинку и не впер- вые, такие супы и раньше варили и ели. Подробно рассказы- вать об остальных личностях не станем по их незначительно- сти в дальнейших событиях. Поживали и трудились в поте ли- ца своего: Каштан из Бродвея, с какого только не совсем ясно, Шурик – Перс из Еревана, Миша Хромой и прочие подобные остальным чуваки. Предвзято к ним относиться не стоит. Кто- бы кошары, коровники и свинарники строил? Не стало бы ба- ранов, коров и свиней, а чем бы тогда питаться, тем которые в галстуках ходят? Так что не такие они и никчёмные люди; кто- то же должен был эту работу выполнять; жизнь не может со- стоять только из брызг шампанского и рюмок армянского и французского коньяка, когда тебе кричат те, кто пьёт перечис- ленное: «Будешь землю целовать, быдло, у ног моих!..».