Ольга Дехнель - Дороги моря

Я выдыхаю медленно, через нос, отпиваю из чашки, души на улице волнуются, в этот раз – как и во множество предыдущих, я отзываюсь на их зов. Идите с миром. Я здесь. Я помогу вам. Идите с миром.

А девочке, которой я была, которая отчаянно хотела любви от собственной матери, собственных родителей. Девочке, которая закрыла глаза и закрыла себя для мира. Девочке, живущей в своем мире и рисующей в нем окна. Девочке, которая болела и мучилась, мучила себя и мучила окружающих. Девочке, которую мама звала кузнечиком за тонкие ножки, тонкие ручки и слишком высокий рост.

Этой девочке я все прощаю.

День пролетает, заворачивается в круговорот событий и вещей. Дом оживает, со скрипом – просыпается от долгого сна, но оживает неминуемо, нетерпеливо. Его воля к жизни ощутима, он не сопротивляется, дает мне дорогу, пропускает к сердцу – комнате Альбы. И эта новость – не новость вовсе, совершенно сбивает меня с ног. Альбы здесь нет. Альбы действительно нет, ни в ее комнате, ни во дворе, нигде в Доме на краю света. Альбы нет и Альбы больше не будет.

Дом, совершенно живой и одинокий, демонстрирует мне море в расшторенных окнах и чем-то напоминает мне старую и брошенную собаку. Мы возвращаем друг друга к жизни ценой титанических усилий с обеих сторон. Перемываем все, что можно перемыть, раскладываем вещи на новые места, точнее перемываю и раскладываю я, Дом же будто поворачивается ко мне новым, пыльным боком. Мне кажется я почти слышу его довольное урчание. Дом просыпается.

Мы все хотим крошечных вещей. И ему, наверное, было ничуть не менее одиноко, чем мне.

Два одиночества, мы находим друг друга. И становится легче.

Даже если нет больше ее шагов на кухне, Альбе спалось плохо, и она вставала рано, готовила завтраки, хотя ненавидела это делать. Включала музыку и негромко мурлыкала в такт. Но Альбы нет и от тишины мы с Домом почти оглохли.

День, проведенный в работе, берет меня измором, в постель я буквально валюсь, уверенная, что вот теперь – теперь я отключусь и это будет замечательная ночь без сновидений. Я ошибаюсь.

Вокруг стоит такая тишина, не слышно ни звука, ни шага – и мне бы этому обрадоваться, но тишина давит мне на уши и на грудь, лишний раз напоминает мне о том, что это теперь разновидность нормы. Это теперь навсегда. Всегда будет тихо, всегда будет пусто. Я внутренне сжимаюсь, обнимаю себя руками, силясь удержать грудную клетку от разрыва. Давление слишком сильное и мне не хватает воздуха.

Так тихо. Так жутко. Я слышу равномерные «тик-так» часов где-то в гостиной, но едва ли мне это помогает.

Тишина становится моим спутником, куда бы я ни пошла, тотальное одиночество и тотальная же тишина, они ходят за мной, наступают мне на пятки, кусают за лодыжки.

Так будет всегда. Так будет всегда.

Тик.

Альбы нет, на что ты в самом деле рассчитывала? На что ты рассчитывала, приезжая сюда? Найти очередную мертвую женщину? О, безусловно, она не была бы для тебя «очередной». На что ты рассчитывала? Что это эгоистично решит твои проблемы? Ты глупа, Скарлетт. А Альбы здесь нет. Это говорит только о том, что ты снова все делаешь не так.

Тик.

Но голоса и ощущения, темнота и тишина лезут в уши и в рот, пробираются в горло и ниже, ниже, забивая густым черным страхом трахею, спускаются к легким, они теперь будут жить там, сожмут, замажут, вытравят весь воздух.

Я силюсь сделать вдох, разорвать ощущение и черт возьми, это почти смешно.

Вот я, и мне двадцать восемь. Вот я, и я в очередной раз негромко вою в подушку, а паническая атака находит меня посреди ночи.

Тик.

Илая тоже нет, сказать тебе, почему так получается? Илая нет, потому что ты все делаешь не так, ты либо стараешься слишком сильно, либо стараешься недостаточно. Все ускользает из твоих хрупких ручонок: жизни, моменты, люди. Илая нет и больше не будет, ты не нужна Илаю. Но знаешь, что самое отвратительное? Он. О, он нужен тебе до сих пор.

Верните воздух. Я помню его лицо так, как будто это было вчера, как будто он продолжает случаться со мной и его лицо не может сделать со мной ничего, кроме того, что уже успело сотворить. Уходи, уходи, уходи, оставь меня. Но я помню крупный нос, помню темные кудрявые волосы, глаза внимательные, смуглую кожу и небрежную усмешку.

В самом деле, надо мной у него больше нет власти. Нет ведь, правда? Но воздух продолжает заканчиваться. А время застыло, сломалось, застопорилось на убогом, навязчивом Тик. Тик. Тик.

Эллисон нет и рассказать тебе, почему так происходит? Рассказать, кто виноват? В этой истории один виноватый, Скарлетт. Ты. Ты. Ты. Эллисон ты оттолкнула. Эллисон ты лишила дома. Это всегда ты, всегда твой косяк, всегда твои кривые руки. Что, нечем дышать? Как ты себя выносишь: Ты всегда была только о нем. Ты всегда его выбирала.

Тик. Тик. Тик.

И может быть я до сих пор ищу его на другой стороне кровати и отдергиваю руки, будто обжегшись, когда не нахожу.

Я делаю над собой еще одно волевое усилие, я пытаюсь считать вдохи, четыре секунды вдыхаем, две задерживаем, четыре секунды выдыхаем, две задерживаем. Повторить.

Часы сходят с ума и ночь без городского освещения темная совсем. В городе нет такой темноты. В городе нет такой тишины, это моя собственная внутренняя жуть. Растет. Множится. Делится. Черной смолой залепляет мне ноздри.

Ланы нет, Тейта нет, нет Арта, никого нет. Никого не будет.

Никого. Не. Осталось.

Оглянись, ты всех от себя отталкиваешь.

Скоро будешь только ты, Скарлетт.

И твои мертвецы.

Кстати, как тебе нравится смотреть в глаза Арту? Судя по тому, что ты здесь – не очень.

Я рычу сквозь зубы, ощущение вяжет меня по рукам и ногам, я пытаюсь сесть и пытаюсь разорвать мутный удушающий плен простыней. Собственных мыслей. Это чудовищное ощущение. Это греющийся, копящийся, оплывающий как отвратительно жирная свеча, стыд. Хватит. Хватит.

УХОДИ.

Уйду я, и что тебе останется? Так и будешь убого тянуться к пустой стороне кровати, обнимать подушку? Ты. Всегда. Будешь. Одна. С тобой что-то не так, с тобой всегда было не так. Собственная мать избегала на тебя смотреть. Это уродство, которое ты носишь как вторую кожу. Которое всегда с тобой.

Вот только во мне не было ничего безобразного, я продолжаю дышать. Четыре – два – четыре – два. Четыре – два – четыре – два. Повторяем.

Вот только во мне нет ничего безобразного. Я просто вижу чуть больше. Я просто смотрю чуть дальше. И в том, что я слышу мертвых..

Да и в том, что я сейчас одна.

Я не одна.

Тик-так, тик-так, тик-так, тик-так.

Я пачкаю пальцы в черной смоле, соскребаю ее со стенок сознания. Пошла прочь. Я не одна. Может быть сегодня. Может быть в эту секунду. Но это мой, мой осознанный выбор. Я не одна. Со мной Дом, а Дом полон воспоминаний, это огромная часть ее души, пусть даже Альбы со мной нет. Я не одна, со мной Дом, настоящий, живой совсем. И эти стены берегут меня, эти стены любят меня. А за этими стенами – огромное море. И я не знаю места лучше. Со мной мой Дом, мои мысли, мое творчество, и со мной мои друзья, даже если их нет здесь. Это всего лишь география. Это набор моментов, которые я выбираю сама.