Виктор Стасевич - Сны на ветру, или Плотоядное вино

– Я сразу так и понял, – сказал качок, – как только увидел твою морду еврейскую. Чурки, одно слово.

– Это с таджикского, а не с иврита. Что за антисемитизм, что за шовинизм? Мы интернационалисты, боремся за дружбу и единство всех народов, особенно покойников! – взвизгнул Тарабаркин.

– Мне до барабана, за что ты там борешься, мне наплевать какой ты таджикский еврей, но если появишься на нашем кладбище, там и закопаем за дружбу с покойниками. Усёк?! – Верзила поднял кулак и показал его Тарабаркину.

– Не сомневайся, сказано доходчиво и лаконично, – демонстративно поклонился Санька. – Мы тогда сделаем своё кладбище, образцово-показательное.

– Смотри мне, – колючий взгляд качка из-под широких надбровий пронзил Тарабаркина, тот вдруг отпрянул, вскинул руки и запричитал:

– Господи, не ты ли в верхнем девоне капусту у динозавров тырил, они мне до сих пор пишут, что из-за тебя детёныши погибли в юрском периоде, готовы тебя разорвать.

– Ты очумел? – испуганно растерялся качок. – Никаких детей я не пришивал, предъявы твои динозавры пусть не шлют. Я всё Барбарису расскажу.

– Ага, также Кабану передай привет.

– Хорош базарить, – вышел вперёд мелкий. – Мы тебе заяснили, что и куда. Пошли носатый. – Он толкнул качка в бок, резко обошёл его и направился к «мерсу».

– Теперь нам точно кранты, – вздохнул Шансин, размахивая кистью.

– Ничего не будет, – невозмутимость и уверенность Тарабаркина подкупала. – Барбарис мелкая сошка, на побегушках у Кабана, а с этим зверем я ещё со школы знаком, вместе мяч гоняли, так что не боись, прорвёмся!

Утром Шансин повёз гроб в Кривой переулок. Драперович дописывал на траурных лентах слова памяти, Видлен слонялся из угла в угол, бормоча под нос какие-то слова, словно репетировал речь. Тарабаркин сидел в кресле, смаковал дешёвый растворимый кофе, дымил сигаретой, его настроение достигло вершин великолепия, он парил в ровных струях дыма, вкушая блаженство. Неспешная речь ему нравилась, особенно шипящие интонации.

– Начало положено, деньги небольшие, даже не покрыли наши затраты, но ради рекламы я сделал скидку.

– А вот за демпинг вас, коллега, надо наказать, – в их пахнущее свежей краской бюро впорхнуло некое набриолиненное существо, в чёрном сюртуке, с короткой стрижкой, аккуратненькими усиками.

– Это что за насекомое? – удивился Драперович.

– Я, можно сказать, ваш ближайший конкурент, – он сжал губки и гордо посмотрело на художника. – Пока конкурент, но таки моё внутреннее чувство самосохранения подсказывает, что эта сделка будет вашей первой и последней.

– Вы не могли бы назваться, почтенный, – невозмутимо хлюпнув кофе, попросил Тарабаркин.

– Похоронное агентство «Ангел» – заметьте, агентство, а не дешёвое бюро или вшивый дом. – Набриолиненный брезгливо потрогал за край спинки пластиковый стул, вытащил расписной платок и тщательно вытер пальцы. – Это значит, что мы владеем сетью бюро по всему городу и области, мы даже подумываем выйти в другие города. Я, один из учредителей агентства, соизволил прийти к вам и попросить исчезнуть с карты нашего города. Дабы сохранить капитал, а также здоровье и репутацию. Сразу поясню, чтобы вы меня правильно поняли. Мы таки не людоеды, мы деловые люди, поэтому предлагаем вам сделку, вы продаёте этот хлам, – он обвёл вокруг себя пальцем, показывая на потолок бывшей пивной, – за сходную цену, начинаете новый бизнес, а на наше поле больше ни ногой.

– Хм… Заманчивое предложение, коллега, – Тарабаркин потянулся, положил ноги на другой пластиковый стул, глубоко затянулся сигаретой, выпустил дым и небрежно стряхнул на пол пепел. Потом продолжил: – Перейдём к конкретным делам: чем вы нам можете угрожать? Вот вчера приезжали барбарисовцы, они доходчиво объяснили, в какой ортопедический центр нам нужно будет обратиться после следующей встречи, ну а вы, чем можете подкрепить ваше предложение? Отделением гинекологии, неврологии?

– Ох, эта дворовая шпана вечно крутится у нас под ногами, – поморщился человек из похоронного агентства. – Мы серьёзная организация, наши возможности в пределах города почти безграничны. Первоначально к вам заявятся ваши добрые друзья из пожарной инспекции, потом прибудут сэсовцы, они неожиданно найдут у вас вирусного таракана, потом появятся из прокуратуры, налоговой инспекции, подключим наших депутатов, не зря же мы им платим, ну а в довершении прибудет милиция, при особом желании можно ОМОН. Думаю, достаточно даже одного представителя из перечисленных служб, чтобы окончательно убедить вас в бесполезности совершать лишние телодвижения. Могу намекнуть, что мэр города очень к нам благосклонен. Да, при желании мы можем попросить ещё и какие-нибудь партии приложиться к вашему предприятию. Вы ведь даже не подумали, что перешли грань дозволенного, вы вошли в зону политики. Вы замахнулись не только на честный устоявшийся бизнес, но и на добропорядочных людей, которые территорию города уже давно поделили. Не стоит отказываться от нашего предложения, вот вам моя визитка, жду вашего решения, надеюсь больше с вами не встречаться, – неопределённое существо в сюртуке растворилось за дверью.

– А вот оно меня напугало, опасный зверь, – задумчиво проговорил Драперович, откладывая расписанные ленты.

– Правильно сказал Лев Давидович Троцкий: «Всякая революция делается для того, чтобы воры и проститутки стали философами и поэтами». Или занимались похоронным бизнесом, так что нас это не касается, – Видлен заметался вдоль выложенных венков, пока его не остановил Тарабаркин.

– Цитатник, перестаньте бубнить и мельтешить, вы можете спугнуть мои мысли, а они сейчас наиболее востребованы, так как пытаются найти брешь в материальном.

– После подобных посетителей нам впору обращаться за помощью к классикам, но тут без медиума не обойтись.

– Так, идея неплохая, вы знаете, что бы по этому поводу сказал наш Ильич, думаю вот это: «Поменьше политической трескотни. Поменьше интеллигентских рассуждений. Поближе к жизни», – сосредоточенно выдал Видлен.

– Это банально, тривиально, нужен другой выход, но я его пока не могу нащупать, – редко можно было увидеть столь серьёзного, почти озабоченного, Тарабаркина. Он бросил пластиковый стакан из-под кофе на пол, откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза и стал пожёвывать ус.

Вскоре приехал Шансин, привёз горячие беляши, воду, сыр. Надо было выполнять взятый заказ. Наскоро перекусили, загрузили венки, расселись в автобусе и поехали на первые похороны. У всех на душе было тревожно. Драперович теребил чёрную повязку на рукаве, она у него постоянно сползала. Видлен нервно водил пальцем по стеклу. Тарабаркин сидел молча, насупившись, как старый филин.