Ю Мэй - Нечаянная радость

Двери бесшумно открылись, она вышла на площадку и тут же заскочила обратно. Хаотичное нажатие кнопок дало результат лишь через несколько секунд. Двери наконец закрылись. Лифт снова заскрипел и остановился на девятом этаже. Повисла глухая тишина.

Что это было? Дима обнимал Жанну на пороге ее квартиры. Если даже предположить, что это дружеский жест… Нет, дружеского было мало. Алена закрывала глаза и снова видела эту картину. Его широкую спину в легком льняном пиджаке, ее блестящие черные локоны, спадающие с его плеча, и прикрытые глаза. Он прижимал ее к себе слишком крепко, слишком нежно. Сцена выходила чересчур интимной. Они даже не обратили внимания на скрипящий лифт. Правая щека Алены горела словно от пощечины. Ее трясло. Особенно не слушались руки.

Она сидела на холодных грязных ступенях и не видела ничего, кроме пушистых подрагивающих ресниц подруги и пальцев мужа, впивающихся в ее талию. Все тело оцепенело, мозг словно заклинило. Женщина очнулась только когда начало ломить поясницу, а сидеть стало ощутимо жестко и холодно. Юбка белого хлопкового платья была безнадежно испорчена. Пыльное пятно расплывалось по всему заду, как будто по нему прошлись ботинками. Алена растерянно оглядела лестничную клетку. Взгляд уперся в заветную дверь. Она была приоткрыта. Девушка на автомате подошла ближе и заглянула внутрь. Длинный коридор с молочными стенами убегал вперед. В квартире царила тишина. Дверь покачивалась от сквозняка, но не закрывалась. Под нее подложили какую-то маленькую книжечку. Паспорт?! Алена подняла книжку и быстро пролистала страницы. По спине пробежал неприятный холодок. Не раздумывая, она влетела в квартиру и первым делом бросилась к окнам. Хозяина в комнатах не было и внизу тоже. В ванной горел свет. Дрожащей рукой она потянула дверь на себя.

Он давно умер. Давно превратился в ходячий труп, в манекен с бодрой улыбкой на лице и потухшим взглядом. Он до тошноты надоел сам себе со своими дурацкими мыслями, принцами и притязаниями. Слабак! Хочется тишины. Ничего другого больше не хочется.

Самое обидное, что ведь он никогда многого и не хотел: быть нужным, заниматься любимым делом. Он никогда не сомневался в успехе, в том, что его труд нужен другим. Он вообще по жизни оптимист. Был когда-то. Все! Хватит. Он уже непросто двигается по инерции, а медленно, но верно летит вниз. Его снова трясет от похмелья.

Решение не было спонтанным, вызванным эмоциями. Напротив, он с пустой хоть и больной головой навел в квартире порядок, надел свою любимую кремовую рубашку. Бриться не стал. Глупо, конечно, но говорят, после смерти волосы и ногти еще какое-то время растут. Неизвестно, когда обнаружат его тело. В любом случае, кому-то придется взять на себя труд побрить его. Или не придется. Как повезет.

Когда все было готово, Михаил сел за стол и положил перед собой белый лист бумаги и ручку. Он долго думал, что написать. Часа полтора, не меньше, мужчина просидел за столом, вперив невидящий взгляд в извилистый узор на коричневом тюле. Он думал о своей жизни, о жизни вообще.

Еще совсем недавно работа была его страстью, театр – любимым детищем. Сколько Михаил старался, чтобы поднять на достойный уровень культуру в глухой провинции. От простого актера он дорос до художественного руководителя. У него великолепная труппа, выращенная из местных талантов, а какие художники, декораторы, портные! Однако посещает театр народ крайне вяло. Учитывая скудные поступления от муниципалитета, театр доживает. И когда директору, бывшему депутату городского собрания, пришла в голову идея впервые за 40 лет отремонтировать и модернизировать здание театра, Михаил ее с радостью поддержал. Вместе с Дороховым они долгое время обивали пороги чиновников. Связи одного, дипломатические качества и известность другого принесли плоды. Деньги обещаны, часть получена. Составлена смета, наняты строители. Труппа спешно переезжает на окраину города в чуть живое ДК Металлургов. Коллектив мужественно принимает пошарпанную, полуразвалившуюся и к тому же крошечную сцену. Ведь это ненадолго. Следующий театральный сезон планировалось открыть уже в обновленном здании. Не тут-то было. Начались проволочки. Руководству снова пришлось выпрашивать уже обещанные деньги. Четыре раза ремонтные работы замораживались. Прошло три года, а театр по-прежнему не принимает гостей. Никого не смущает, что в самом сердце города развернулась бесконечная стройка. Каждая постановка в ДК Металлургов едва собирает четверть зала. Коллектив начал разбегаться. Михаил особо не сопротивлялся. Гонорары все равно платить не с чего. Он сам выживает только за счет радиоэфира и работы на местном телевидении.

Совсем он отчаялся, когда очередной поход в комитет по финансам не увенчался успехом. Красивый, холеный молодой человек с восточной наружностью развел руками. Дескать, в финансировании нуждаются больницы и детсады. И вообще, торговые центры ведь сами себя обеспечивают.

– А что в театр еще кто-то ходит? – спросил чиновник напоследок, удивленно приподняв брови.

После этого похода Дорохов заявил, что он не видит смысла в новых постановках.

Вот такой финал. А потом ведь в регионах распространено, когда здания культуры отдают под супермаркеты. Народ смолчит, если так выйдет, ибо никто не захочет тревожить свой покой, да и очередной продуктовый магазин лишним не будет.

*****

Поначалу ему хотелось бросить город. А куда он поедет? Начинать сначала, когда тебе уже слегка за 40? Он мог бы совсем сменить поле деятельности. А для чего? Точнее для кого? Пока он полыхал от страстей на скрипучей сцене, время ушло. Почти десять лет назад ушла супруга. А он и не возражал. Между ними понимание как-то быстро испарилось. Она хотела, чтобы он был домоседом, по вечерам гулял с детьми, по выходным помогал ей по дому. Нет, он не против быта. Но такой образ жизни его душил. В его сердце так много энергии, ее нужно отдавать людям, вкладывать в творческие проекты, а не сидеть перед телевизором долгими вечерами. Душили вечные придирки располневшей от вторых родов и потерявшей уверенность женщины, ей не хватало образованности, поэтому она вечно ревновала и скандалила. Жаль было расставаться с детьми, но мучить себя, ее и малышей было бы гораздо хуже.

Она увезла сына и дочь на другой конец России. Все десять лет он не уставал казнить и распинать себя за разбитую семью, за несчастную женщину и осиротевших детей, но навестил их лишь пару раз. Так честнее. И по отношению к ним, и к нему.

Недавно бывшая супруга снова вышла замуж. Эту новость Михаил переживал болезненно. Жгучий укол ревности и отчаяния он испытывал всякий раз, когда собственные дети во время участившихся телефонных разговоров называли отцом чужого человека. И виноват только он сам.