Иванн Черняев - Шелковичные чернила

Как-то в середине отпуска Ванька зашёл к Мите в гости. Сидели, пили чай с водкой, а Митёк среди разговора и сказал:

– Вчера весь день с Лёхой Моряком паронитовые прокладки для задвижек выбивали зубилом, руки до сих пор трясутся.

– С кем, с кем? – удивился Ванька, – с каким Моряком?

Дело в том, что в мужском коллективе котельной было два Лёхи: Цыган и Шумейкин, откуда взялся третий?

– Да он устроился практически, как только ты ушёл в отпуск, – пояснил Митька.

– А почему Моряк? Фамилия такая?

– Да нет, фамилия у него Павловский. А почему моряк, выйдешь на работу, сам узнаешь.

И вот когда после отпуска Ванька вышел на работу, увидев среди чумазых физиономий незнакомое лицо, определил, что вот этот с седой клокастой причёской в куцем беретике, в комбинезоне цвета хаки и в тельняшке и есть – Моряк. Он подсел на скамейку, ожидая наряд, а этот самый «моряк» протянул ему руку и представился:

– Алексей Михалыч!

– Иван.

– Оставь покурить, – сходу попросил новый знакомец.

Подошёл Митя, тоже присел рядом, появилась теплотехник Зоя Анатольевна и начала давать задания на смену. Мите и Лёхе Цыгану выпало чистить угольный разгрузочный бункер, а Алексею, который Моряк и Ваньке досталась восьмидюймовая задвижка от парового котла, которую нужно было перебрать и почистить накануне пробного запуска системы. Ведь на носу был отопительный сезон, и котёл мог быть запущен в любой момент, как только температура опустится ниже 15 градусов тепла.

И вот с первых минут, Ванька понял, почему Алексея Михайловича называли Моряком. Все его рассказы, истории и случаи из рабочей биографии начинались с таких слов:

– Дай докурить. Стоим мы как-то на рейде под Лас-Пальмасом…

Или:

– Оставь на пару затяжек. Заходим мы как-то в порт Сингапура…

И был третий вариант:

– Покурим? Помню, выходим мы из бухты Пальма-де-Майорка…

Далее следовали всевозможные истории и приключения, в которых он, Алексей – бравый мореход всегда находил выход из любых обстоятельств. Да чего там, сам капитан корабля всегда в сложных ситуациях вызывал Лёху к себе, для обсуждения возникавших проблем, а порой прихватывал его с собой на встречу на рейде с капитаном буржуйского корабля выпить рому, когда тот приглашал к себе советских моряков в гости. И всё это рассказывалось неторопливо и со вкусом, под плетение косичек из графитно-пеньковых волокон, затягивание гаек или промазывания стыков, то есть работе эти повествования не мешали.

Но на котельной всех поражало, что заядлый курильщик на работу всегда приходил без собственных сигарет. И когда кто-то закуривал, появлялся всегда вовремя. Даже парни приметили, если нужен Лёха Моряк, то не нужно бегать его искать, нужно просто закурить, он на дымок сам прибежит. При этом он появлялся как бы невзначай из-за угла неторопливо-размеренной походкой, и просил оставить покурить как бы мимоходом, словно делая одолжение курящему, который без него бы не справился.

Так и повелось, как только начинается трудовой день и в зубах у кого-нибудь появлялась сигарета, появлялся Моряк, и после просьбы оставить «добуцать» окурок, начинал:

– Стоим мы как-то на рейде… Выходим мы из бухты… Заходим мы в порт… – и так далее.

Его морской дух настолько охватил коллективное сознание, что слесаря уже не представляли перекуров без мореходских баек Михалыча, и слушали не перебивая.

Прошёл год, Митьку забрали в армию, Ваньке – дали отсрочку по болезни. А там уже и Михалыч пошёл в свой первый отпуск. И как-то в начале сентября бригада, собравшись в нарядной на обеденный перерыв, громко о чём-то беседовала, вспоминая творческий рабочий процесс в течение отопительного сезона, а проходящая мимо шумной компании теплотехник, вдруг прислушавшись, поинтересовалась:

– А чего вы Алексея Павловского Моряком называете, из-за тельняшки?

– Да, нет! Он же на сухогрузе в советском торговом флоте работал, – пояснил Лёха Цыган.

– Кто вам это сказал? – удивилась Зоя Анатольевна.

– Да он это каждый день нам рассказывает.

– Глупости, – сказала Зоя, – я ведь видела его трудовую книжку, он 30 лет отработал на Никитовском ртутном комбинате электрослесарем, наша шахта у него всего вторая запись в трудовой.

Теплотехник ушла, а все просто были ошарашены такой новостью.

– Вот ведь, сказочник, – удивлённо произнёс Лёха Шумейкин, – а ведь заливает как!

– А морячок-то засланный, – перефразировал Лёха Цыган речь из «Неуловимых мстителей».

Но, тем не менее, когда Михалыч вышел из отпуска никто и не подумал открыть ему правду, что весь коллектив в курсе, что он за «морячок». Даже если это и было враньём, оно было безобидным. Так что Ванька ещё целый год, пока не перевёлся подземным электрослесарем на шахтную механизацию, был благодарным слушателем морских похождений бравого Павловского. А тот, затягиваясь сигаретой зажатой в правом уголке рта, прищуривая один глаз от дыма, и протирая ветошью солидольные руки, вещал:

– Стоим мы как-то на рейде…

И все котельщики знали, слушали и молчали. Понимали… Ну, а что де-лать, если ты в душе морской волк, который так и не добрался до настоящего моря?

Фёдору Закаблуку на утреннем наряде начальник дал задание отправляться «под щит» вместе с машинистами углевыемочных машин на накатку кареток конвейероструга. Работёнка не из лёгких. Но Фёдору подфартило в этот день, в ламповой его догнал горный мастер Васильчук, и передал приказ шефа, что вместо накатки, ему нужно отправляться на подноску. Подноской на шахте Софиевской, на которой Фёдор отработал чуть меньше года, называли помощь запальщикам по доставке взрывчатки в проходческий забой. Обычно взрывники-запальщики заряд амонита или угленита носят сами, но когда забой далёкий, огромный чувал с двадцатью килограммами взрывчатки, да плюс отдельная сумка со взрывной машинкой, мотком проволоки и детонаторами – становятся непосильной задачей для одного человека, особенно на вентиляционном штреке. Именно поэтому обычно доставку взрывчатки под забой обеспечивал ма-шинист гировоза1, который нынче был выходной. А потому, судьба сегодня улыбнулась Фёдору, и ему доверили помочь взрывнику донести сумку амонита в проходку.

– А кто сегодня запальщик? – поинтересовался Закаблук у «десятника».

– Серёга Обмылок, – ответил Васильчук, – так что ты с ним держи ухо востро.

Итак, вместо напряжённой смены в механизированной лаве, которая ему сегодня «светила», Фёдор отправился на вентиляционный штрек, где на заезде на участок «Дерезовка» подносчики обычно по умолчанию дожидались взрывников-запальщиков. Хороший день. Так свезло Фёдору, так свезло – просто неописуемо свезло. В чём везение? В том, что запальщики опускаются в шахту в 11.00, то есть, спустившись на горизонт 750 в 8.00, Фёдор, постелив обаполы, на вполне законных основаниях мог на три часа завалиться дрыхнуть. Всё бы хорошо, но есть одно «Но» – Обмылок, то есть Сергей Головачёв, который был весьма одиозным человеком на предприятии, мелковатый и шклявый, баламутный и сварливый, а главное – постоянно подшофе. У писателей есть такой девиз – ни дня без строчки, у взрывника Головачёва был свой – ни дня без рюмки. От такого можно ожидать чего угодно. Но Закаблук, расположившись на собранном из досок полке́ на сопряжении штрека с квершлагом, постарался не думать о плохом. Он улёгся, подложив под голову самоспасатель, выключил светильник и, погрузившись в первобытную тьму, практически сразу заснул. Шахта чем хороша, тем, что в глубинах сладко спится, стоит только принять удобное положение, и сам не замечаешь, что начинаешь плыть. Проснулся Фёдор от грюка вентиляционных ворот, стало быть, кто-то идёт. В каске у Фёдора были прикреплены электронные часы, он нажал кнопку подсветки и увидел, что время 11:20, значит идёт запальщик. И точно, через минуту, пройдя вторые ворота, появился Обмылок. Он шёл пошатываясь, стараясь ставить шире ноги, и тащил огромную сумку со взрывчаткой. Подойдя к Фёдору, он спросил: