Виктор Кабакин - Пансионат «Кавказский рай»

– Боже, как интересно, – с легкостью отбросив недавнюю неприязнь, проявила откровенную заинтересованность к моей персоне Лера – соседка Меньшина. Ее переменчивые с зеленоватыми прожилками глаза, только что прикрытые холодным непроницаемым флером, заискрились. – Неужели здесь водятся кабаны? Я думала, они давно вымерли.

– Они обитают в здешних горах, – подтвердил я. – И не только кабаны, но и горные козлы, волки, даже рыси и бурые медведи. Охота на кабанов – штука, скажу вам, презабавная. Загонщики находят зверя и гонят его к месту, где заранее спрятались охотники. Кричат, стучат, трубят, одним словом, чем больше шума, тем лучше. Но ты – ни гу-гу. Зверь выскакивает в твой сектор, и вот здесь важно не потерять присутствие духа и точно выстрелить. Все, как видите, просто. Правда, много тонкостей: надо и направление ветра учесть, чтобы зверь охотников не учуял, и пространства должно быть достаточно, чтобы соседа выстрелом не зацепить. Он ведь, как и ты, в засаде сидит. Разъяренный кабан всегда опасен, может и на человека броситься. Зато какое наслаждение – шашлычок из кабаньей свежатинки или копченый окорок. Да под холодную водочку.

Лазурь Лериных глаз покрылась влажной завлекающей поволокой. От былой отчужденности не осталось и следа. Передо мной сидела неотразимая женщина, распушившая свои перышки, явно желавшая понравиться мужчине. И этим мужчиной был я.

– Какая прелесть! – восхищенно воскликнула она и капризно заявила: – Я хочу на охоту.

Меньшин недовольно покосился на нее и холодно заметил:

– Я считаю, что охота есть не что иное, как пережиток варварства, атавизм, если хотите. Что за удовольствие: вооруженные до зубов люди и беспомощный загнанный зверь. Да еще восторг дикаря, убившего беззащитное животное.

Шоумен Витольский, внимательно слушавший наш диалог, от этих слов крякнул от удовольствия и повернулся ко мне в ожидании ответа.

– Не скажите, – возразил я. – На охоте встречаются две силы: природа и разум, хитрость и мощь зверя с умом и расчетливостью человека. И вопрос еще, кто кого победит. Кстати, известны случаи, когда кабан набрасывался на охотника, калечил и даже убивал его. Что касается явлений дикарства и варварства, то думаю, они в полной мере проявляются не на охоте, а в нашем, так называемом, цивилизованном обществе.

Меньшин посмотрел на меня таким взглядом, что стало понятно: отныне я нажил себе врага.

– Охота – это такая прелесть, – снова восхитилась Лера.

– Дикость, – скривил губы Меньшин.

– Сергей, вы душка, – не унималась Лера, воскликнув так громко, что с соседнего столика на нас стали оглядываться. – Дайте слово, что возьмете меня на охоту.

Как бы желая умерить пыл соседки, Игорь Меньшин накрыл своей ладонью руку Леры. Она резко, с нескрываемым негодованием одернула ее.

– Отстань от меня, слизняк. Раньше надо было думать, когда якшался с этой… Запомни, я буду делать все, что мне захочется. Ты мне не указ.

И она громко захохотала. Витольский обратился ко мне с подчеркнутой вежливостью:

– Ваш рассказ чрезвычайно интересен. И все же, где находятся эти прекрасные охотничьи места. Глядишь, мы как-нибудь соберемся на охоту. Правда, друзья? Если, конечно, это не секрет.

– Не секрет. Охотничьи угодья находятся недалеко от перевала Гумбаши. Надеюсь вам знакомо это место?

Невозмутимый Витольский вдруг поперхнулся и закашлялся. Меньшин усмехнулся, а кукольное лицо Леры застыло в напряженной маске.

– Неужели не были в этом райском местечке, – как бы ничего не заметив, удивился я.

– Были, – неохотно выдавил Витольский.

Вода была красноватой и распространяла легкий аромат лаванды. Пузырьки воздуха – «жемчужины» поднимались со дна ванны, приятно щекотали кожу и, бурля, взрывались на поверхности воды. Успокаивающе играла негромкая мелодия Джеймса Ласта.

– В моей профессии иногда бывают весьма недурственные мгновения, – расслабленно думал я, устраиваясь поудобнее и отдаваясь ощущению умиротворенности.

Только что высокая, статная медсестра налила в ванну воды, бросила туда мерку лавандового экстракта. Ее движения были спокойны, неторопливы, даже швабру, которой девушка смахнула капли воды с кафельного пола, она держала с каким-то величавым достоинством. Она не красовалась, просто изящество заложено в нее от природы. Улыбнувшись и пожелав приятного отдыха, медсестра уплыла, гордо неся на густой копне бронзовых волос белый колпак, словно это была королевская корона.

Ни тени волнения на лице, думал я. А ведь она первая столкнулась с последствиями ужасного преступления, имевшего место в этой комнате с неделю назад. Я почти наизусть помню показания медсестры.

Войдя в ванную, где лежала София, она сначала никак не могла понять, почему вода такая алая. Лаванда придает воде красноватый оттенок, но не настолько же. Поняв, в чем дело, хладнокровная девушка не впала в истерику, немедленно вызвала администратора. Однако тот только спустя десять минут сообщил о происшедшем Могильцу (его в это время не было на месте). Могилец велел вызвать милицию, сам спустился в процедурный кабинет, причитая:

– Какое несчастье! Надо же такой беде случиться…

Однако каким образом преступник умудрился попасть в ванную комнату? – размышлял я. Здесь спрятаться явно не мог – негде. Через дверь, в которую вошла Разумовская, тоже нельзя. Она заперлась изнутри. Остается вторая дверь в раздевалку, где мог находиться предыдущий пациент, принимавший ванну до Софии.

Дело в том, что раздевалка перегородкой разделялась на два отсека с разными дверями, – пока один пациент одевался после ванны, другой, в соседнем отсеке, готовился к ее приему. Известно, кто был предыдущим. Некто Пырев. Его объяснения просты: мол, оделся и ушел, представления не имел о том, кто принимал ванну после меня.

Из раздевалки – выход в комнату отдыха посетителей. В тот роковой момент там находились три женщины. Они сидели в креслах, болтали, рассматривали журналы мод. По словам одной из них, Пырев вышел из своей раздевалки спустя пятнадцать минут после того, как туда зашла Разумовская. И был странно бледен. Если женщина не ошиблась, то ее наблюдение весьма интересно. Сколько надо времени, чтобы натянуть на себя футболку и шорты? От силы пара минут. Добавим еще две-три минуты – на вытирание. Что Пырев делал остальное время? Над этим стоит подумать.

Есть еще одна дверь в ванную комнату – напротив раздевалки. Эта отдельный вход для медсестры. Водные процедуры могут одновременно в разных изолированных кабинетах принимать пять человек. Все они располагаются по соседству друг с другом. Медсестра, уложив одного пациента, выходит через дверь в служебный коридор, вдоль которого расположены ванные, заходит в следующую комнату, и так пока не уложит очередную смену. Затем направляется в свой кабинет. По инструкции медсестра в середине сеанса должна обойти ванные и поинтересоваться, все ли в порядке. Но иногда она этого не делает, так как некоторые клиенты недовольны тем, что их отвлекают от расслабляющего кайфа.