Вячеслав Сукачев - Крис и Карма. Книга вторая

Сила Лериного взгляда на бедную Анечку была, видимо, настолько сокрушительной, что она споткнулась и раз, и другой, счастливое выражение лица, с которым она без памяти кружилась с Сережей, смялось, как намокшая промокашка, плечи опустились, и Аня одними губами растерянно прошептала:

– Все-таки пришла, гадюка!

– Кто? – зачем-то спросил Сергей, прекрасно понявший, о ком идет речь.

– Твоя Лерка – кто же еще, – презрительно скривилась Анечка. – Что, сейчас к ней побежишь, да?

– Не побегу, а пойду, – они уже не кружились, а бестолково топтались посреди танцующих пар, и многие ребята это заметили, понимающе глядя на них и на застывшую возле директора школы Леру.

– А пригласить меня самому на танец слабо, да? – грустно улыбнулась Анечка.

– Почему – слабо? – не очень искренне удивился Сергей. – Обязательно приглашу…

– Классно танцуешь, Скворец, – небрежно сказала умопомрачительно красивая Лера, шикарная и чужая, словно модель с обложки богатого глянцевого журнала, когда Сережа подошел к ней. – А я и не знала, что ты у нас такой крутой танцор…

– Лерочка, красавица наша, – заворковала директор школы Ангелина Степановна, ежегодно получавшая на нужды летнего ремонта своего учебного заведения солидную спонсорскую помощь от Бронислава Леопольдовича Осломовского. – Я вынуждена временно вас оставить, но я еще обязательно к вам подойду. Хорошо, моя лапочка?

– Да-да, конечно, Ангелина Степановна, – рассеянно ответила Лера.

– Сережа, не оставляй Леру одну, – Ангелина Степановна погрозила коротким, полным пальчиком и плавно отплыла от них.

Была довольно продолжительная пауза, во время которой каждый из них попробовал примерить на себя те новые одежды в их взаимоотношениях, которые внезапно открылись в последние минуты. Увы, одежды были неудобны, жали сразу в нескольких местах, и вообще казались как бы с чужого плеча.

– Может быть, ты пьян, Скворец? – усмехнулась Лера. – На радостях перепил советского шампанского?

– Был, – честно ответил Сергей. – Был пьян, но протрезвел…

Помимо его воли – ответ прозвучал многозначительно. В нем было гораздо больше смысла, чем Сережа хотел и мог вложить в эти простые слова. Как бы сам собою ответ неожиданно сложился по принципу айсберга – когда подводная часть значительно больше надводной. Он-то этого совершенно не понял, не заметил, не обратил внимания. Зато – заметила Лера. Пристально и внимательно она посмотрела на него, что-то про себя решила, перевела холодный взгляд на веселящихся одноклассников, и спокойно сказала Сергею:

– Я предлагаю напиться еще раз… Но теперь уже вместе со мной…

Сережа удивленно смотрел на свою богиню, вдруг снизошедшую до такого низменного желания, и ровным счетом ничего не понимал.

– В чем дело, Скворец? – Лера решительно тряхнула головой, от чего роскошные бусы из жемчуга на ее длинной и тонкой шее брызнули во все стороны тускло мерцающими бликами, проникнув, казалось, и в самые дальние углы зала. – Срочно неси сюда шампанское и побольше!

Так и не решившись присесть, они стояли возле накрытого стола и молча пили шампанское, и напряжение, казалось, играло и поднималось со дна их взбудораженных душ, как пузырьки в бокалах. В какой-то момент Сережа почувствовал тяжесть в затылке: ему показалось, что на него положили пластиковый пакет со льдом, который холодил и обжигал кожу одновременно. Он резко оглянулся и перехватил тяжелый, остановившийся Анечкин взгляд, выражавший немой вопрос и снисходительное презрение. И такая сила была в этом взгляде, протянувшемся от Анечкиных глаз до Сережиных, что он невольно дернулся к ней, поставив полупустой бокал на столик.

– Куда, Скворец? – не поворачивая головы, тихо и зловеще спросила Лера.

– Я обещал пригласить Аню на танец, – было смешное ощущение того, что он как бы оторвал ногу от пола, собираясь идти к Анечке, да так и застыл с этой приподнятой в воздухе ногой.

– Стоять! – Лера кому-то улыбнулась, в знак приветствия пошевелив двумя пальчиками левой руки. – Стоять, Скворец… Взял шапманское, – медленно, с расстановкой, говорила Лера, – повернулся ко мне… Подошел ближе… Еще ближе… Не бойся, Скворец, я не кусаюсь… Еще, еще ближе… Вот так, – удовлетворенно сказала она, когда их колени соприкоснулись. – А теперь, медленно и спокойно, совсем как в кино, пьем на брудершафт… – Она ловко подвела свою тонкую правую руку под Сережину, дотянулась вытянутыми губами до фужера и выпила свое шампанское до дна…Подождала, пока Скворец, как всегда снисходительно звала она его, выпил свою порцию, и потянулась к нему влажными красными губами. А когда Сережа, неловко ткнувшись в ее сочные, пухлые губы, хотел было отстраниться, левой рукой крепко взяла его за затылок, легко притянула к себе и поцеловала долгим, чувственным поцелуем.

Когда они оторвались друг от друга и Сережа, не смея поднять глаз, отступил на шаг, все еще держа в руке легкий, пустой бокал, вдруг раздались дружные аплодисменты. Казалось, вся школа собралась вокруг них и восторженно наблюдала за поцелуем, вся – кроме одной пары глаз, растерянных и несчастных, на которую, кстати, в эту минуту никто не обратил внимания…

– И вот что, Скворец, – торжественно, громко, словно никого не было рядом, заговорила Лера Осломовская, – если я еще раз хоть где-нибудь, хоть когда-нибудь увижу тебя с ней… Скворец, ты об этом очень сильно пожалеешь…

Снег выпал и остался лежать на мерзлой земле. Не каждый год так бывает. Случается, что и по три-четыре раза выпавший снег собьет с толку людей, особенно – ребятишек с санками и лыжами, дружно высыпающих утром прокатиться по первому снежку, а к обеду поднимется западный или юго-западный ветер и снега – как ни бывало. Лишь остаются грязные лужи в глубоких автомобильных колеях, да звонкая капель, падающая с шиферных крыш, совсем не радующая никого, как это обычно бывает весной.

Иван Иванович Огурцов стоит у кухонного окна, смотрит на необычайно светлый, заснеженный двор, и легонько барабанит пальцами по столешнице.

– Ваня, перестань стучать! – кричит ему из гостиной комнаты Матрена Ивановна. – Ну что ты так переживаешь, право слово? Так тебя, милый мой, надолго не хватит…

– И чего он не объявляется, паразит, я никак не пойму? – глухо ворчит Огурцов, на несколько минут оставив столешницу в покое. – Я же Люське все самым подробным образом объяснил – что и как надо делать… Ну, что здесь непонятного, а? Он ждет, чтобы приехали и повязали? Ну, так дождется, что приедут и повяжут… И явка с повинной просвистит мимо него, понимаешь, как кукушка мимо гнезда…

Иван Иванович отрывает взгляд от окна, смотрит на настенные ходики с кукушкой, криво усмехается и идет к Матрене Ивановне, вяжущей на спицах шерстяной носок.