Татьяна Денисова - Книга 3. Без названия

Когда родился Даня, я была счастлива. Это только мой ребенок. Он заменит мне семью, которой у меня никогда не было, но жизнь ударила из-за угла. Врачи разводили руками, предлагали сдать ребенка в интернат. Что такое интернат и детдом, знаю отлично. Я жила, боролась с судьбой ради Даньки. Он заменил мне весь мир, он был моим миром. Потом появился ты. Я не думала, что встречу отца Данилы, почему-то была уверена, что его нет в живых, что недалеко от истины.

– Рихард Зорге – один из лучших боевых командиров ЭСВ, – сказал Глеб.

– Ты его знаешь?

– Лично до сегодняшнего дня не знал, но слышал. Он собой закрыл солдата. Его собирали… по кусочкам… очень долго. Теперь не служит – в отставке, потому что не может говорить…

Даньку переправили в гарнизон, сообщили Ритусу, который помнил мальчика по прошлому разу. Еще тогда показалось – не придал значения. Когда осматривал ослепшего Глеба, тоже показалось – снова не придал значения. Теперь не придавать значения не получится – проблема вылилась в нарыв.

Юля приехала в гарнизон вместе с Глебом. Он, поразмыслив, подумал, что парнишка не будет против увидеть его, скорее всего, в последний раз. С Юлей тему Данилы не поднимали – тяжело. Она не спала последние ночи, не представляя будущего.

В палате сидел Ритус. Увидев Юлю и Глеба, сказал:

– Данька спит, так что есть время для разговора. Идемте.

Тон Ритуса не подразумевал отказа. Дома у Ритуса гостил Рихард.

– Ни чай, ни кофе не предлагаю, – начал Ритус. – Вы понимаете, что пригласил я вас сюда не ради этого. Ситуация такова. Рихард – Мастер. Специально для непосвященных, коей является Юля, объясняю: человек, умерший, вернувшийся и продолживший путь, но с изменениями во внешней и внутренней жизни. У Рихарда не было клинической смерти – обычная, самая обыденная. Можно сказать, Ад выплюнул его. Рихард, будучи на войне, утратил некоторые способности из-за психологической травмы, впрочем, как и Глеб. У вас обоих посттравматический синдром: один не может говорить, другой – видеть. Врачи не помогут. Если почувствуете опасность, все встанет на свои места. Об этом, впрочем, позже.

Я ничего не знал о выдумке Рихарда относительно ребенка, иначе предпринял бы меры и давно. Впрочем, его мать справилась с воспитанием сына: нашла хорошего отчима, дала семью, подняла на ноги. Хорошо. Другой вопрос, что дальше? Теперь все в курсе того, кто отец Данилы, что он жив, что у Рихарда есть сын, тем более, что его жена потеряла первого ребенка и эту потерю никак не может пережить. Говорить ли Даниле? Решать вам двоим – вы родители. Я приму любое ваше решение. Думаю, вам есть, о чем поговорить. Глеб, нам тоже есть, о чем поговорить.

Ритус вышел, за ним поднялся Глеб, который точно знал, куда идти.

Оставшиеся поначалу молчали. Как всегда, в присутствии Ритуса, Рихард мог беспрепятственно разговаривать.

– Юля, я должен извиниться за то, что оставил тогда тебя без поддержки. Произошло все так быстро. Когда очнулся… Впрочем, очнулся я очень не скоро, решил, что все сон. Я рад, что сон оказался явью. Какое бы решение ты не приняла, я благодарен за сына.

– Решение относительно чего? – спросила Юля.

– Ты можешь не говорить сыну обо мне.

– Не могу. Я же считала тебя мертвым…

– Тогда я хотел бы принять участие в его жизни…

О чем Ритус разговаривал с Глебом, тот не сказал Юле. Всю дорогу к Даниле они молчали. Когда вошли в палату, Данька сидел на кровати. Увидев маму с Глебом, обрадовался. Спустя полчаса в палату вошел Ритус, с ним незнакомый человек. Глеб отошел к окну, Юля взяла сына за руку.

– Данила, знакомься. Это Рихард Зорге.

– Здравствуйте, – Данила протянул руку мужчине.

– Здравствуй, – Рихард пожал руку мальчика.

– Даня, это твой отец.

Мальчик растерянно смотрел на взрослых. Судя по строгим лицам, они не шутили.

– Я… я думал, вы… погибли.

– Я… погиб, – сказал Рихард, – но решил вернуться, если ты не против.

Растерянный Данила переводил взгляд с одного взрослого на другого, остановился на Глебе, словно спрашивая совета.

– Чего уставился? Обними отца…

Даша не спала всю ночь. Испугавшись за своих детей, боялась спросить у Артура или Лекса. Юли нет, к тому же, вряд ли ответил бы на все ее вопросы. Недосказанность тяготила.

Порядок жизни нарушился не только дома. На следующее утро надо было встречаться с людьми, что-то говорить. Приехала незапланированная проверка. Даша пыталась не терять присутствия духа. Напрямую не спросили, но поинтересовались, можно ли посетить урок в одиннадцатом классе (по стечению обстоятельств – урок истории).

Артур воззрился на вошедших и засмеялся. Лекс, прочитав мысли гостей, улыбнулся: наивные, они не знают, с кем связались.

– Я весь внимания! – Артур сел на стул, обратившись к вошедшим.

Даша решила не вмешиваться – пусть выпутываются сами. Женщина в красном костюме посмотрела на мужчину, но обожглась о его взгляд.

– Вы не против, если мы…

– Против. – Артур развлекался.

– Вообще-то, мы… – начала вторая, что постарше.

– Да мне плевать.

Лекс посмотрел на Дашу: уведи его.

– Артур Георгиевич, пожалуйста, на несколько слов, – Даша не стала дожидаться ответа и вышла в коридор, предоставив возможность Лексу разбираться с представителями вышестоящих органов. Артур вышел. Оставшиеся женщины стояли в замешательстве.

– Будет лучше, если вы вернетесь к своей работе, – Лекс говорил спокойно, пожалуй, умиротворяюще.

– Мы…

– Не стоит. Ничего не случилось – никто не пострадал, потому что здесь, по счастливой случайности, цивилизованные представители Бланки, – Лекс улыбнулся.

– А кто нецивилизованные? – поинтересовалась одна из женщин.

– Мой отец, мой старший брат.

– Что бы они сделали?

Лекс рассмеялся, но отвечать не стал.

– Я считала, что к нецивилизованным, в первую очередь, относится Юлиус Станиславович.

– Бросьте. Юли, если вам и насолил, то не со зла. Он нормальный, понимает человеческие слабости, может наорать, нахамить – на эмоциях. Теоретически, Артур Георгиевич догадывается, что человек имеет право на слабость.

– Ваш отец?

– Он … иной, – улыбался Лекс.

Иной человек вспоминал. В очередной раз чертил узор: Рихард – Ася – Юля – Глеб. В середине Данила. Очередная петелька в полотне жизни.

Если бы не случай с Данилой, Лекс по-прежнему вел себя спокойно, не давая людям повода для разговоров о нем, однако необходимо отвлечь от необъяснимого, ладно, плохо объяснимого. Он решил отвлечь собой, вернее, не совсем собой – слишком контрастно – Соней.

Соня, сколько себя помнила, никогда никому не давала себя в обиду. Нет, не так. Ни у кого не возникало мысли попробовать ее обидеть, задеть шуткой. Дело не в том, что она дочь Бланки, не в том, что у нее братья, которые, разумеется, заступятся – она сама даст сдачу кому угодно – был бы повод. Так было. До Лекса.