Валерий Попов - Мы не рабы

Все отпрянули, но успели увидеть: на дне пропасти, освещенный прожекторами, уткнувшись в речку, лежал автобус. Уткнулась, точней, лишь передняя половина – задняя валялась отдельно. Людей, в смысле – тел, не было видно. Над обрывом стоял гаишник и махал палкой: «Проезжай, проезжай!» Больше смотреть туда никто не хотел, застыли в креслах. Автобус рухнул явно с куском шоссе. Ехали медленно… вопрос в сантиметрах. Сзади свет убывал, гирлянда скрылась за поворотом. И снова вокруг не было ничего, только туман и тихое, сиплое, настойчивое, иногда как бы вопросительно затихающее зудение мотора. Он словно спрашивал: может, дальше не стоит? Ведь не видно же ничего! И водитель словно подстегивал его: надо, надо!

Во я влип. Ехал бы один – другое дело. А так – Наиля почему-то с надеждой вцепилась в мою руку! Даже перекреститься – руки не поднять. И никто не крестился. Во люди!

Беременная женщина у заднего стекла вдруг заговорила сама с собой и говорила непрерывно. Никто не перебивал ее, хотя впечатление было жуткое: «Закрой форточку, Аня простудится! Опять ты поздно пришел»… Мы плыли в этом ужасе, и никто не решался его прервать: казалось, от резкого движения и даже звука можем опрокинуться. Наступило полусонное успокоение: пока она говорит – едем… едем, пока говорит! Туман стал вдруг оседать, лежал волнами под окнами и ниже. Мягкий… но зато под ним – жестко! Он был курчавый, везде одинаковый… как под самолетом! Вдруг водитель, ругнувшись, остановил автобус. «Что там? Что там еще?» – стали вставать. И все засмеялись – в свете фар «из разлитого молока» торчали бараньи рога, много! Потом долго не ехали. Ужас переместился в конец автобуса – стало плохо роженице.

– Доктора!.. Есть тут доктор? – заговорили сзади.

– Откройте двери! Все из салона! Нужен воздух! – Наиля стала командовать.

Беременная продышалась, и мы поехали дальше.

И подъехали к аэровокзалу. Шли к нему, вытирая с лица дождь.

Огромный светящийся стеклянный куб, творение, кажется, югославских архитекторов, гордость здешних мест – погас, как раз когда мы подходили к нему. Бац – и все. Светящимися остались только стоячие буквы наверху: СЛАВА КПСС! Все как-то устало засмеялись. Дверь в стеклянной стене была приоткрыта, но там стояла статная женщина с высокой прической «кренделем» и никого не пускала.

– Все! Рейсов сегодня больше нет! А мне надо, из-за чего вы опоздали?.. Что? У нас дневной вокзал, у нас не ночуют! Мы предприятие образцового обслуживания. И здесь не место!..

– …людям! – выкрикнул кто-то из толпы.

– У нас… – хотела продолжить она.

– …слава КПСС! – выкрикнул тот же, но не показывался.

Толпа напирала, но все отворачивались, в глаза администраторше никто не смотрел. Главное – не выделяться, а то вдруг она запомнит!

Автобус стучал мотором, но почему-то не уезжал, словно ожидая чего-то. «Да и должно же что-то произойти! Не может быть, чтобы так!» – мелькнула отчаянная мысль.

– Я вам человеческим языком объясняю! Стойте! – закричала дежурная.

Беременная женщина, видно, не очень все понимая, полезла под протянутой рукой дежурной, перекрывающей проход.

– Остановитесь, гражданка, имейте же человеческое достоинство! Вася же! – крикнула дежурная, повернувшись в зал.

«Вася же» выскочил, натянул покрепче милицейскую фуражку, потом взял голову лезущей напролом женщины, резко сжал ее под мышкой. Потом чуть отстранился и пихнул ее в лоб – она попятилась и безжизненно упала назад, прямо в лужу.

– Я говорила же вам! – Дежурная скорбно указала на упавшую беременную, как на неоспоримое доказательство своей правоты.

Ну что? – подумал я. – И это глотать?!

– Ну вот… – проговорил кто-то рядом.

Я и сам чувствовал, что «ну вот»… Я тяжко вздохнул, нагнулся, взял крупную гальку, завел руку за спину. «Булыжник – орудие пролетариата!» – вспомнил я… Но и мой камень кое-что весил. И висел в ладони за спиной. Ну что… отпускаем? До «СЛАВЫ КПСС» мне все равно не добросить. Но вот достойная цель – стеклянный ларек «Союзпечать»… прозвенит громко. За стеклом хмуро улыбался тогдашний вождь. Не уходить же так? Кем бы, после этого, я себя считал? С хрустом сустава я выпрямил руку и метнул орудие. Камень полетел, ломая струи, со звоном разбил стекло ларька и упал в лужу. Протест? Протест. Стеклянные осколки, как пики, теперь окружали портрет вождя… ну вот и приехали.

«Вася же» ухватил меня за грудки и втянул внутрь. Сбылась мечта! Вот я и не под дождем. Заметил, что за мной и все протискивались сюда, в тепло. Вася был прикован ко мне и не мог им препятствовать, а дежурная, что удивительно, рыдала. Победа? Но прочувствовать я ее не успел – Вася ухватил меня за длинные (тогда) волосы и стащил по крутой лесенке вниз, в служебное помещение, и там от всей души врезал. Носом хлынула кровь, прямо в стену. У меня это быстро. Вася не то чтобы расстроился – но задергался: стены его учреждения в крови – не совсем комильфо, не в стиле нового времени. Уложил меня на шконку за решетку – но решетку не закрывал. Убежал, послышалось сипение воды, и он накрыл мне лицо мокрым вафельным полотенцем. Блаженство! Но удаль еще гуляла во мне – я резко сел, полотенце сползло. Тут Вася вспылил, крепко затянул полотенце на моем лице узлом сзади, упираясь мне в спину коленом, брякнул казенной решеткой и так же звучно запер ее. «Хватит! – дал мне понять. – Люди с погонами тоже люди!» И лишил меня кругового обзора: полотенце лишь чуть просвечивало. И уши он мне затянул, и со звуком было небогато. Но голосок его доносился. Вася оказался безумным карьеристом – мое задержание показалось ему началом взлета карьеры, дело казалось ему гораздо более важным, чем мне. Он звонил в самые разные места, ища оценки своим действиям и рассчитывая на самую высокую.

– Ну как же, товарищ подполковник! Неужели не… Слушаюсь!

Брякала трубка – и тут же снова журчал диск. Я мучился: не оправдаю его надежд!

Но страдал я не только от этого… Прямо скажу: в основном не от этого. Мокрое вафельное полотенце, усыхая, стягивало лицо так, что даже сердце набухло.

Голос Васи становился все неуверенней. Неужто так и не нашел поддержки? Сочувствую ему. По малейшим оттенкам начальственных голосов он пытался сориентироваться – какую тему разыгрывать, чтобы сорвать куш? Полотенце душило. Не знаю, где Вася учился, но предмет «пытки подручными средствами» он явно не прогуливал и имел талант. А вот с продвижением… Он все никак не мог оторваться от диалога с властью. А я – погибал! Полотенце, ссыхаясь, сжималось – а лицо, мне кажется, распухало. При том – я считал неудобным несвоевременными криками и стонами прерывать чей-то деловой разговор. На каком-то нестерпимом пике боли я то ли вырубился, то ли заснул. И вдруг – словно прозрел. Видно, в пыточной моей рассвело.