Лидия Зимовская - Не будь жестоким, ласковый апрель

Когда Николай прочел торопливую записку жены на полях газеты, его взяла досада. Конечно, она скучает, а он ни разу не догадался съездить на какой-нибудь концерт или в театр. Даже отец, как бы ни был занят, два раза в месяц обязательно выбирался с матерью на «культурные вечера», как он говорил. «На рыбалку с друзьями у меня время находится, а любимую жену развлечь ума не хватает, – костерил себя Николай. – Правильно Иришка меня поддела. И главное – не стала упрашивать. Взяла да и уехала одна».

Он почему-то не волновался: был уверен, что Ирина устроилась в гостинице, погуляет в городе и завтра вернется домой. Он не метался по квартире, куря сигарету за сигаретой, как это могло быть совсем недавно. Он хорошо выспался, только утром немножко грустно было, что рядом нет теплой уютной Иришки, – он так привык, что она всегда рядом.

Вечером Николай поспешил не домой, а в магазин. Как-то в ювелирном отделе универмага Ирина разглядывала золотые украшения, особенно ей приглянулись сережки с изумрудом. Продавец предложила примерить серьги.

– Они слишком дорогие. Все равно мы их не сможем купить.

– А вы все-таки оденьте и полюбуйтесь в зеркало.

Ирина вынула из ушей маленькие золотые ромбики – подарок родителей на восемнадцатилетие. Когда в ушах засияли изумруды, в ее темно-серых глазах мелькнул зеленоватый кошачий блеск. В зеркале Николай увидел совсем другую женщину – таинственную и еще более прекрасную. Он тогда подумал, как же мало ему знаком даже ее внешний облик, не говоря о ее мыслях и чувствах.

Накануне вечером он решил, что непременно должен купить жене в подарок те сережки, даже если потратит на них все деньги. Беспокоило только одно: лишь бы их никто не купил за это время. Изумруды сверкали в витрине все тем же притягательным блеском. Продавец узнала Николая:

– Эти сережки очень идут вашей жене. Я надеюсь, она будет рада подарку.

Николай тоже надеялся, что Ирина обрадуется, и надоедливая тоска покинет ее сердце.

Ирина была дома, как обычно, вкусно пахло ужином.

– Здравствуй, – дежурный поцелуй в щечку. – Проголодался, наверное, как собачонок. Мой руки, у меня уже все готово, – Ирина разговаривала, как будто ничего не произошло, как будто она никуда не уезжала.

– Подожди-ка, – Николай взял жену за руку и увлек в комнату, где было большое зеркало. Он достал из кармана коробочку и открыл ее: – Это тебе.

– За что? Вроде праздников никаких не намечается. И день рождения только в сентябре.

– Я к свадьбе тебе никакого подарка не сделал, а из-за свадьбы и день рождения толком не отметили. И вообще за целый год я ничего тебе не подарил. Просто преступная невнимательность. Посмотри, это те самые сережки, которые тебе понравились. Одень.

И снова, как тогда в магазине, ее темно-серые глаза отразили кошачью зелень. Она улыбнулась, и на щеках появились до боли любимые ямочки.

Ирина, как могла, уговаривала себя набраться терпения, пыталась занять себя то чтением, то вязанием, прогоняла от себя мрачное настроение. Но навязчивая мысль: «Я испортила ему жизнь» – все чаще возвращалась к ней. Пришло письмо от родителей. Мама писала, что сильно скучает, спрашивала, не собирается ли Ирина с Колей приехать. Снова до безумия захотелось домой. Если бы можно было повернуть время вспять, она не была уверена, что сломя голову поехала бы к Николаю. Нет, она не разлюбила его, но не могла принести ему того счастья, о котором мечтала. В мечтах они оба рисовали большую дружную семью. Не получилось и, наверное, никогда не получится. Ему еще не поздно начать все сначала – с другой. Думать об этом было больно. Только маме и сестре она могла выплакаться, у них найти утешение.

Письмо из дому сделало ясными давно бродившие смутные мысли: она решила уехать. Проводив мужа на службу, она достала с антресолей сумку – ту самую, с которой приехала сюда около года назад. Сложила самые необходимые для жаркого лета вещи. Она не была уверена, что вернется, но не тащить же с собой зимнее пальто. Вырвала из тетради лист бумаги. Долго сидела над ним, не зная, что написать. Потом торопливо выплеснула фразы, которые в последнее время не давали ей покоя: «Я испортила тебе жизнь. Мне не надо было приезжать. Я возвращаюсь домой». Ирина вынула из ушей сережки с изумрудами и положила на стол рядом с запиской.

Она поспешила на утренний автобус, чтобы в очередной раз сомнения не остановили ее. Для нее теперь целью стало купить билет на любой поезд, лишь бы только уехать как можно быстрее. Она готова была даже сесть на электричку, чтобы не ждать ни одного часа.

В автобусе Ирине досталось место рядом с пожилой женщиной. Они уже подъезжали к Хабаровску, когда Ирине стало плохо. Ее затошнило, в глазах все поплыло. Соседка увидела, как девушка внезапно побледнела и стала терять сознание. Она затормошила ее, открыла окно и усадила под струю теплого ветра.

– Дыши, дыши глубже. Что же ты, горемычная, в дорогу-то беременная одна собралась? Да еще в такую жарищу, вон с утра духота какая. Может, хоть дождь пройдет, легче станет, – слышала Ирина сквозь туман причитания бабки.

До конечной остановки было недалеко. Бабулька помогла Ирине выйти из автобуса и усадила ее на скамейку на остановке.

– Оклемалась маленько?

Ирина кивнула:

– Бабушка, а почему вы решили, что я беременная?

– Да разве меня обманешь. Сама пятерых родила, да и внуков уже шестеро. Что, в первый раз? – так и не ответила она на вопрос.

Ирина опять кивнула.

– Ну, я пойду. Доберешься одна-то?

– Доберусь.

Ирина не придала значения двухнедельной задержке. Так было уже не раз, и все обычно заканчивалось болезненными месячными. Но именно так, как сегодня, не было никогда. Она прислушалась к своим ощущениям: пока больше не тошнило, и голова не кружилась. Надо было возвращаться домой. Ирина пошла к вокзалу, в помещении которого были автобусные кассы. У входа в длинном ряду сидели женщины и торговали разной огородной снедью. На глаза Ирине попалась банка с солеными огурцами. Среди множества кучек свежих июньских огурчиков эта единственная банка соленых казалась чудом. Ирина не могла оторвать от них глаз. Казалось, если она не съест сейчас этот огурец, она умрет.

– А один вы можете продать? – спросила Ирина.

– Возьми так, милая, – бабка сняла с банки полиэтиленовую крышку. – Беременная чего захочет, то и съесть должна. А соленый огурчик – первое дело.

«Как будто на лбу у меня написано – все знают. Одна я, дурочка неопытная, ничего понять не могла», – думала, откусывая огурец, Ирина.

До автобуса оставалось два часа. Ирина сидела на лавочке на привокзальной площади. Вдруг нестерпимо захотелось есть. Она пошла к киоску, где торговали хлебом, и купила ржаной каравай. Она отщипывала по кусочку и с удовольствием ела кисловатый хлеб. Никогда не был он таким вкусным.