Максим Русанов - Кыхма

А еще им нравится наказывать. Право наказывать других – самое приятное право на свете. Оно выше всех остальных прав. Но только они всякий раз проявляют излишнюю мягкость, наказывают недостаточно, наказывают не всех, кто провинился. Да, это так, и они это знают. Но это их доброта, за которую обитатели сел должны быть благодарны до конца своей жалкой жизни. Они должны кланяться в пояс, должны, как говорится, ноги мыть да воду пить. Вот другие бы с ними так по-хорошему не обходились.

– Повезло сволоте, что я такой добрый, – нередко говорит Бацеха. Два его апостола с пониманием кивают, вздыхают, соглашаясь – мол, тут ничего не поделаешь, такой доброты еще поискать. А жители сел не ценят, не понимают. Неблагодарные свиньи.

Сейчас Скок обнаружил банки говяжьей тушенки и выставил их на стол. Сказал вполголоса, что раз он это нашел, значит, это для всех. Он-то прятать от своих ничего не будет, он не то, что некоторые. Еще понизив голос, чуть слышно прошептал, что не надо бы оставлять Копыто одного в соседней комнате. Наверняка уже что-нибудь по карманам рассовывает. А теперь шумит, внимание отвлечь хочет. Он, Скок, так никогда не сделает. Он за такое на зоне никому спуска не давал.

Бацеха хорошо знал, что в таких домах деньги бывают редко. Он слушал Скока и улыбался своей обычной улыбкой, многозначительной или ничего не значащей. Эта улыбка, как большой амбарный замок, закрывала доступ в хранилище его мыслей и намерений, о которых все должны были узнавать лишь тогда, когда их результаты уже будут достигнуты.

Не встретив явного отклика на свои слова о коварстве друга, Скок обратил наконец внимание на стоявшего в дверях Паруса. Хрустя по рассыпанной гречке и осколкам стекла, он двинулся к Борису, чтобы отвесить ему хорошую оплеуху и пинками погнать назад к мотоциклам, но по пути успел передумать. Он выразительно, несколько раз ткнул рукой в сторону соседней комнаты. Такой пантомимой он послал Паруса понаблюдать за Копытом. Парус без слов понял его приказ.

Копыто, как оказалось, уже разломал всю мебель в комнате до последней табуретки, изорвал занавески и простыни, а теперь рассматривал вываленное на пол содержимое старого шифоньера, раздраженно и брезгливо ворошил носком ботинка то одно, то другое. Он заранее знал, что ничего стоящего не будет, и все больше злился на отсутствующих хозяев жилища.

Посмотрев немного из коридора, Парус отправился обратно на кухню. Ему очень хотелось понравиться своим новым товарищам, в первую очередь Бацехе. Сейчас – время настоящего дела, и нужно выглядеть молодцом, а не овцой с отары. В коридоре Парус сорвал со стены зеркало и грохнул его об пол. Осколки полетели во все стороны сверкающими ледяными брызгами. Парус вспомнил сказку о Снежной Королеве. Разбилось зеркало, и по всей земле разлетелись его осколки, подхваченные зимней вьюгой. Красиво.

Выйдя на кухню, Парус громко объявил, что ненавидит тех гадов, которые здесь живут, и пришло время, когда им придется ответить за все, что они натворили. Парус понятия не имел, кто здесь живет и что они натворили, но это значения не имело. В подтверждение своей решимости он уперся левой рукой в стену, а правой ухватился за край холодильника. Собрав все силы, рывком опрокинул старый агрегат на пол. Под этот грохот в дверях появился Копыто. Его скромная добыча ограничивалась новыми унтами, небольшим плоским телевизором и блестящим баллончиком с лаком для волос, который он бережно засунул в карман телогрейки. Теперь, когда все были в сборе, Парус почувствовал новый прилив сил. Он решил, что пришло время показать, на что он способен. Борис заметил три чайные чашки, уцелевшие в сушилке для посуды. Он схватил с полки большую сковороду и, словно теннисной ракеткой, вдребезги расколотил эти хрупкие остатки домашнего уюта. Затем одним ударом снес и саму сушилку. Потом гневно отбросил свое оружие, что-то прокричал про вонючих сук и опрокинул ногой большой бидон для воды. Краешком глаза он следил за впечатлением, которое производит его геройство, и видел, что пока не добился желаемого эффекта. Все его подвиги не вызвали никаких заметных чувств на лицах товарищей, которые собирались уже покинуть хату и в качестве наказания хозяевам тоже крушили оставшиеся вещи. Они старались не задерживаться надолго на новом месте, делать все быстро и слаженно. Скок срывал со стен старые фотографии и рвал их в клочья, как будто не мог сдержать отвращения к черно-белым мужчинам и женщинам за их серьезно-глупый вид. Копыто сломал о стену стул, подломив сразу две деревянные ножки. Бацеха смотрел по сторонам, чтобы убедиться, что ничего целого в доме не осталось. Парус понимал, что сейчас нужно совершить что-то действительно выдающееся. Он расстегнул штаны, поднатужился и начал мочиться в опрокинутый холодильник. Это было весьма сильным поступком. С торжеством и гордостью Парус окинул взглядом трех товарищей. Он чувствовал себя д’Aртаньяном, предлагавшим свою дружбу трем мушкетерам.

Однако Бацеха и тут не обратил внимания на беспримерную доблесть юного члена его команды. Упершись обеими руками в проломленный в середине стол с порванной клеенкой, он поднялся и, тяжело передвигая правую ногу, направился к выходу. Скок и Копыто, прихватив небогатую добычу, сразу устремились за ним. Парус не на шутку заволновался. Ему пришло в голову, что новые друзья вполне могут его бросить, то есть могут попросту завести свои мотоциклы и уехать втроем. Нужно было постараться справить нужду поскорее: теперь, когда он уже начал, было невозможно остановиться так сразу. Тонкая желтая струя разбивалась о белую стенку.

Хлопнула наружная дверь. Больше медлить нельзя. На ходу застегивая ширинку и чувствуя ляжками влажное тепло последних капель мочи, Парус выскочил во двор.

Он успел как раз вовремя. Двигатели сердито рокотали, недовольные людским промедлением. Обратная дорога не знала конца. Бесцветный рассвет, скучный и однообразный, предстал как небесное отражение бесплодных земных пространств, мутными наплывами стекал по склонам сопок в низины. Теперь Борис отвечал не только за лапу – Скок сказал, что проломит ему башку, если что-нибудь случится с телевизором, а Копыто сунул до кучи тяжелый пакет с тушенкой. Руки начали ныть. Парус с трудом удерживался за спиной у Копыта на постоянных подъемах и спусках, плотно сжимая мотоцикл ногами. Но терпел, стиснув зубы. Теперь он мужик и живет настоящей мужской жизнью. Он связан узами настоящей мужской дружбы. Радость придавала ему силы. Возбужденное воображение ярко рисовало мерзкие, уродливые лица его прежних товарищей по несчастью. Капитан и Беда, два идиота.

Беда с месяц назад где-то раздобыл целый мешок трухлявых макарон. Наверное, этому уроду заплатили просроченными макаронами за работу. А чем еще ему заплатить? Теперь он их варит и каждый день жрет эти прогорклые комья. Пусть чавкает, пусть давится, пусть потчует своего Капитана. Борису Парусу, великому человеку, такие макароны больше не нужны.