Сева Украинец - Кладбище желаний, пристанище надежд

– Староват, да и перепуганный какой-то – сказал один из мужиков, походу главный из гостей.

– Дам триста баксов, не больше – добавил он, вопросительно посмотрев на Брума.

– Триста и ящик казёнки, и с меня гарантия, что с ним никаких проблем не возникнет.

Брум протянул гостю руку. На том и порешили.

Итак, Митроху продали на лесопилку. Места были глухие. Условия жизни сносные. Никто не бил, не издевался, но работать приходилось от зари до зари. Таких как Митроха рабов на лесопилке было ещё десять человек. Днём приходило ещё человек пятнадцать нанятых из местных деревень. Хозяин появлялся редко. Рабы видели его только издалека. Управлял всем бригадир, из местных. Он хорошо разбирался в деле, одна беда, был запойным. По этой причине, чтоб не натворил чего, хозяин приставил к нему здорового тупоголового борова, который везде ходил за ним. Один из таких же рабов как Митроха часто, по ночам, рассказывал про свою семью в Москве, про то как его заставили отрабатывать долги. Что обещали нормальную работу, а потом забрали паспорт и определили сюда, практически в рабство. Часто предлагал организовать побег, добраться до милиции и сдать всю эту мафию. Митроха ничего не помнил о себе и своём прошлом, потому бежать ему было некуда, да и не зачем. Но, однажды ночью, охранник-боров вытащил подстрекателя из сарая и увёл в неизвестном направлении. Через какое-то время в лесу прозвучало несколько выстрелов. С тех пор его никто не видел.

Так прошёл год. Митроха был на хорошем счету у бригадира. Потому неплохо питался, имел возможность раз в неделю помыться в старенькой баньке. Ему даже сделали исключение и дали выходной, когда он довольно тяжело заболел после работы на морозе.

Однажды ночью рабы проснулись от криков и суеты на улице. Когда они высыпали из сарая, то увидели, что лесопилка горит. Пламя объяло всё строение, и тушить его было уже бесполезно. Боров всё-таки не усмотрел за бригадиром, и тот по пьяной лавочке уронил бычок в кучу опилок. Утром приехал хозяин. Он долго ругался и кричал на работников. Потом принялся избивать рабов бейсбольной битой. Не за что, просто так, от злости и отчаяния. Митрохе тоже досталось. После очередного удара по голове он потерял сознание. Очнулся связанным, в кузове «Урала». Машина везла его и ещё нескольких таких же как он в неизвестном направлении по разбитым лесным дорогам. Ехали долго, часов шесть, может даже больше. У Митрохи ужасно болели связанные руки, кровь залила лицо так, что было тяжело дышать. Глаза ничего не видели. От боли он потерял сознание. Очнулся от того, что кто-то плеснул ему в лицо холодной водой. Руки были уже развязаны, глаза начали видеть. Он сидел на земле рядом с тремя такими же бедолагами. Хозяин лесопилки после пожара продал рабов. Новым местом обитания Митрохи стал кирпичный завод в каком-то захолустье. Здесь он пробыл всего пару месяцев, после чего его продали ещё и ещё раз. Его постоянно перевозили, иногда гнали пешком. Однажды даже везли в трюме баркаса по реке. Там он чуть не задохнулся от запаха солярки и ещё каких-то химикатов, перевозимых вместе с ним.

Потом он попал к цыганам. Поселение цыган было довольно большое, где-то пятьдесят дворов. Конкретно чем-то одним цыгане не занимались. Кто-то торговал, кто-то гадал на вокзале и рынке городка, возле которого находилось селение, кто-то воровал, но главный доход цыган был от торговли наркотиками и краденным. Само селение, это бывшая деревня, которая со временем опустела. Цыгане самовольно занимали дома. Немногие оставшиеся соседи вынуждены были съехать, их попросту выжили с насиженных мест. Цыганский барон щедро платил мусорам, потому им, цыганам, на, как они считали, теперь их территории можно было делать всё что угодно. Митроха батрачил в семье брата барона. Делал всё что скажут, любую чёрную работу. Жила семья беспорядочно и сумбурно. Куча детей и родственников, которые то приезжали, то куда-то уезжали, бардак и грязь, ругань и драки. Всё это стало привычной картиной, которую наблюдал Митроха каждый день. Кормили его вместе с собаками, со двора не выпускали. В сарай, где он жил то и дело подселяли каких-то наркош. Но они на долго не задерживались. Всё это не нравилось Митрохе. Он не понимал почему, но готов был променять каторжный труд на лесопилке с самыми плохими условиями на тот бардак в котором, кстати, ему пришлось прожить около двух лет. Но самое страшное было то, что на нём хозяин регулярно пробовал качество наркотиков, которые партиями проходили через руки цыган. Митрохе что-то кололи, заставляли нюхать, пить, глотать таблетки. Несколько раз, когда товар был плохой, он чуть не умер. Однажды, конвульсии и судороги не отпускали его трое суток. Хозяин очень удивился, когда узнал, что Митроха ещё жив.

– Странно, а в городе от этой херни целая компания торчков завернулась – сказал он, проходя мимо Митрохи, и что есть мочи, пнул его, лежащего на земле ногой в бок.

После такого Митроха решил бежать, но не успел. Хозяин проиграл его в карты какому-то заезжему фраеру. Митроху чем-то обкололи, связали, и бессознательного бросили в багажник Жигулей. Куда, сколько и на чём его везли, он не знал. Очнулся от сильной головной боли. Человек, по-видимому новый хозяин, громко с кем-то спорил, и предлагал забрать Митроху в качестве компенсации за что-то. Ругань затихла. Значит договорились – подумал Митроха. Он поднял голову, открыл глаза. Бородатый мужчина подошёл к нему, валяющемуся на земле, внимательно посмотрел в глаза и произнёс:

– Ладно, забирайте, в хозяйстве сгодится. Перед глазами Митрохи мелькнул приклад охотничьего ружья, удар и темнота.

Так, не с очень хорошего впечатления началось знакомство Митрохи с Фёдором. Теперь нелёгкая занесла нашего героя аж на Камчатку. Фёдор был охотоведом. Имел свои угодья, небольшую пушную ферму и табун лошадей. А ещё кучу всякой живности. Коров, овец, свиней, кур. Рабов на ферме не было. Семья Фёдора, жена и двое детей, жили в большой деревянной избе, здесь же, на ферме. Скорее это была даже не ферма, а хутор, только немного разбросанный в лесу по полянам. Рядом протекала широкая горная река.

Митроха жил в небольшом, отдельно стоящем домике. Сам себе топил, варил пищу. Продуктов ему выделялось много, так что в еде он себя не ограничивал. На хуторе работало ещё два наёмных работника из местных. На охотхозяйстве человек пять. К Митрохе здесь не относились как к рабу, скорее, как к простому работнику, только немного малоумному. Где-то с полгода Митроха почти ничего не говорил. Он исправно выполнял все задания Фёдора. Тот был хоть и суров, но справедлив. Бывало, правда, такое, что Фёдор срывался на Митрохе словесной бранью, но никогда не бил. Помаленьку умалишённый начал разговаривать, шутить и проявлять эмоции. О его прошлой жизни он, по-прежнему, ничего не помнил, а новая была слишком коротка и сурова. Потому он заново пополнял свой запас воспоминаний и эмоций. Единственным его другом была дочь Фёдора, восьмилетняя Наташа. Она была калекой, у неё не ходили ноги. Митроха очень сблизился с девочкой. Иногда часами носил её на плечах, выполняя роль ездовой лошадки. Врачи говорили, что девочку могут вылечить, прооперировать заграницей. Но когда называли суммы, Фёдор понимал, чтобы столько заработать ему и трёх жизней не хватит. Потому тема лечения дочери в семье вообще не поднималась.