Николай Бредихин - Любовь в Вероне. Повести и рассказы

– Господи, – сокрушалась она, тараща глаза по сторонам. – Никогда не думала, что такое возможно. Я будто на другой планете. Ты посмотри, посмотри, как они одеты! Каждый! Пусть это даже простая маечка, но как она преподнесена!

Она вдруг расплакалась.

– И где здесь я со своим выпендрёжем? Мне стыдно даже на улицу выходить!

Он сокрушённо пожал плечами.

– Флоренция – город моды. Когда-то она даже превосходила Рим и Милан. Надо было знать, куда едешь. Я, правда, ничего в этом не понимаю, но красота действительно вокруг неописуемая. Хотя на меня, конечно, наибольшее впечатление произвела галерея Уффици, я много читал о ней, но эффект всё равно превзошел ожидания.

– Да, но ты заметил, что наш экскурсовод там, старичок бог её знает какой волны эмиграции, несмотря на всю свою бедность, был так отутюжен – ни одной пылинки на штиблетах. Я не представляю, как он здесь живёт: тут так всё дорого, так трудно соответствовать общему уровню.

Он пожал плечами.

– Ну, меня поразило в нём другое: как он нам подробно, доходчиво обо всём рассказывал, будто школьникам. Понимая, что ценители из нас никакие, был на редкость доброжелателен. Мне даже трудно представить себе после этого старичка, что вот вернёмся мы в Россию, а там всё по-прежнему. Это уникальная страна, где все, буквально все друг друга ненавидят: бедный богатого, богатый бедного, продавец покупателя, покупатель продавца, клиент таксиста, тот той же монетой платит ему в ответ. А наши знаменитые кухонные ссоры! Сколько людей после них отправляется кто на небеса, кто в места не столь отдалённые. Ну а если ты инвалид, старик – ты вообще лёгкая добыча. Почти как по Ницше: «Падающего толкни!» Я вот только теперь понял этих людей, эмигрантов: для того, чтобы любить Россию и свой народ, надо обязательно уехать. Вблизи такое совершенно невозможно. Может, и мне смотать удочки? Хотя не такой уж я и патриот.

Она поморщилась.

– У нас с тобой диалог глухого со слепым. Ты мне про Фому, я тебе про Ерёму.

– Да нет, я просто раскрываю тебе секрет, который ты не можешь понять. Ты посмотри, сколько вокруг тебя красоты, – человеку поневоле приходится ей соответствовать. Скульптуры, фрески, музеи, картины – это здесь на каждом шагу.

Она замолчала на какое-то время, затем отчаянно вскинула голову:

– Знаешь, мне дорого здесь каждое мгновение, даже в отель идти не хочется. Будешь сопровождать меня?

Он помялся.

Она вздохнула.

– Да я понимаю, путь к сердцу мужчины… Будет тебе и полдник, и обед, и ужин.

– Нет, я предпочёл бы другой, свой маршрут. Хочу, например, посмотреть ещё галерею Питти. Она не запланирована в экскурсии, но не побывать в ней было бы верхом идиотизма.

– Ладно, будет тебе и Питти. Кстати, как так получилось вчера, что мы не смогли воспользоваться всеми благами цивилизации? Я помню, как мы веселились до упаду в этом потрясающем дворце Боргезе, даже ночной клуб до Рима решили оставить: не хотелось перегружаться впечатлениями. С трудом, но всё же восстанавливаю в памяти, как мы вернулись, сидели – о чём-то болтали, вот-вот должна была начаться волшебная ночь – и тут мы вырубились. Никогда себе не прощу!

Он почесал затылок.

– Ты знаешь, я сам не в курсе. Настроение у меня тоже было вполне подходящее, аналогичное твоему… причём, что больше всего меня удивляет, что этой «волшебной» ночью нас не обокрали. Я сдуру окно оставил открытым – мы могли вообще в Москву не вернуться: ходили бы, обивали пороги, чтобы выправить новые документы.

– Да, – вздохнула она. – Выходит, красота если и облагораживает, то лишь внешне. И мир надо чем-то другим спасать (устарел наш Фёдор Михайлович)? Например, любовью.

– Ну, – рассмеялся он, – может, ты и права, но где взять столько любви? На всех не напасёшься. Вот что я тебе лучше посоветую: пройдись-ка ты по уценёнкам, в обычных магазинах цены здесь запредельные, как ты успела заметить, а там вполне можешь положить начало своей коллекции. Кстати, не забудь посетить кожаные ряды, говорят, они здесь что-то уникальное, а ещё вроде как там такой забавный кабанчик-символ стоит, принято гладить его «пятачок» на удачу.

Она хмыкнула:

– Ну а как же «Ромео, милый мой Ромео!»?

– Я думаю, они тут и это предусмотрели, магазины у них достаточно рано закрываются. Конечно, если ты всю ночь потом не будешь нарядики примерять…

– Нет уж, не дождёшься! Но ты прав, вместе у нас действительно ничего не получится. Как в одной старой песенке поётся: «тебе в метро, а мне ведь на трамвай».

Она всем своим видом изображала полное отчаяние.

– Господи, что же это такое? Ни на минуту человека нельзя одного оставить. Сам уговорил меня разделиться – и уже новую подругу себе нашёл. Кому письмо? «Ромео, милый мой Ромео!»?

Он благодушно усмехнулся.

– Ты не знаешь, как у них тут с почтовыми ящиками? Я что-то не обратил внимания. Так же, как и у нас?

Она с самым серьёзным видом протянула руку. У неё и в мыслях не было шутить.

– Кому письмо? Ты так и не ответил на мой вопрос! С дочками и бывшей женой ты вроде бы не поддерживаешь тёплых отношений, зазнобы у тебя нет, как ты утверждал. Кому же тогда послание? На кафедру, в деканат, самому ректору от полноты чувств?

Он немного обиделся, но всё-таки удержал смешливую гримасу на лице.

– Кому ещё может писать бедный Ромео? – и повернул конверт лицевой стороной вверх.

– «Верона, Джульетте», – прочитала она по-русски, хотя адрес был написан на итальянском языке. – Той Джульетте, что из тенистого дворика? Её что, там, в Вероне, каждый знает?

– Нет, но ты же читала про Клуб Джульетты, мы даже мимо него проходили.

– Опять старая история, – вздохнула она. – Ты же говорил, что закрыл эту тему! Узнал всё, что хотел узнать. Врал? Или открылись вдруг какие-то новые обстоятельства?

Ему всё меньше и меньше нравился их разговор, но он продолжал источать любезность.

– Слушай, а мы не опоздаем? Пора уже вещи в автобус переносить. А письмо я и в Риме могу опустить, времени у нас там будет предостаточно. Ей-богу, в нём нет ничего особенного, я просто подвожу итог.

– Ну да, – хмыкнула она, – так я и поверила.

Он покачал головой.

– Не знаю, как тебе ещё объяснить. Просто я стремился приехать сюда, чтобы узнать о любви то, что я о ней не знаю. Я же говорил тебе: это была специальная, запланированная поездка. Но хоть я и утверждал, что узнал здесь всё, и даже с довеском, однако вполне может быть так, что мой ответ неверен и есть альтернатива. Я слишком путано всё объясняю?

Она покачала головой.

– Нет, как раз сейчас я всё поняла. Собственно, это твоё личное дело. Просто ты ведь в курсе, насколько я любопытна. А вот и почта, ящик, быстренько бросай и побежали.