Александр Соболев - Первый, второй, третий…

– Хорошо. Как ты думаешь, такая бешенная популярность может привести к смягчению и ужесточению наказания? – спросил Тимур.

– Пока не могу сказать. Ясно одно, что ты будешь заметной фигурой. Уже сегодня у следственного изолятора я заметил трех одиночных пикетчиков с плакатами в твою защиту. Может быть это просто твои друзья и знакомые. Не знаю. Будем дальше следить, как развивается ситуация.

– И все же мне кажется, чем сильнее вырастет моя массмедийная личность, тем ко мне будут применяться более строгие меры наказания. Надо же меня держать в узде. И сильнее наказать, чтоб другим неповадно было. Так?

– Возможно, и так, – согласился адвокат, – но ты же готов к подобному развитию ситуации?

– Готов, готов. Не переживай. У меня просто нет информации. Я в заключении ничего не вижу, ничего не слышу. Ты, Борис, мои уши и глаза. Мне, например, нужны свежие анекдоты. Не смейся. Мы вчера в камере рассказывали друг другу байки и анекдоты. Было здорово и весело. У нас так мало радостей. Поэтому у меня к тебе поручение, каждый день, когда ты ко мне приходишь – с тебя пять анекдотов. Только смешных, пожалуйста. Хорошо?

– Ты серьезно? – удивился Борис.

– Серьезнее некуда, – подтвердил Тимур, – мало того. Сейчас давай напрягайся и вспоминай анекдот. Пока не расскажешь – не отпущу.

– Хорошо, я попробую, – Борис почесал затылок, потом правый висок, и выдал:

Мама пишет в тюрьму сыну: Сынок, как тебя посадили сил нет, некому помогать по хозяйству – огород не вскопанный, картошка не посажена, что делать – не знаю! Сын пишет ответ: «Мама в огороде не копайся, накопаешь такого, что и тебя посадят и мне срок добавят». Мама опять пишет сыну: «Сынок как пришло твое письмо, приехали мусора, перекопали весь огород, ничего не нашли – уехали злые, матерились». Сын пишет ответ: «Мама! Чем мог – тем помог, картошку сажайте сами.»

– Ха-ха-ха, – Тимур весело рассмеялся, – Здорово! Молодец! Спасибо.

– Ты – необычный человек, – сказал Борис, – не думал, что от человека в тюрьме можно ждать такой просьбы. Но мне нравится подобный настрой.

– То ли еще будет. Будем жить, как говорил командир второй поющей эскадрильи. Расскажи мне еще, что у наших следователей? Есть какая-нибудь новая информация? Назначена ли дата суда?

– Даты суда пока нет. Но у них всё без изменений. Готовят документы, проверяют. Думаю, в течение недели назначат точную дату.

– Хорошо.

– Если хочешь, то можешь написать бумажное письмо маме или девушке. Я передам, – предложил Борис.

– Здорово, давай напишу, – отозвался Тимур.

Борис достал из портфеля тетрадку в клеточку, вытащил из кармана шариковую ручку. Сам присел на стул, чтобы не подсматривать, что напишет Тимур.

– Ты только не пиши что-то важное, провокационное или секретное. Меня на выходе могут обыскать, – предупредил Борис.

– Хорошо, постараюсь, – ответил Тимур, и взялся за ручку.

Дорогая, мама! Очень необычно писать письмо на бумаге. Чувствую себя, как декабрист в ссылке. В первых строках своего письма спешу тебе сообщить, что жив и здоров, чего и тебе желаю. Обустроился я хорошо. В камере меня ценят и уважают. Кормят нормально, хотя шибко на казённых харчах не растолстеешь. Ты не печалься, все будет хорошо. Люблю тебя, целую, обнимаю. Твой непутевый сын, Тимур Александрович.

Тимур вырвал лист с написанным посланием, сложил его в четверо и продолжил писать послание Рите:

Приветствую тебя, моя Маргаритка! Только здесь в разлуке я по-настоящему понял, как ты мне дорога. Часто думаю о тебе. Надеюсь, что ты тоже обо мне вспоминаешь добрыми словами. Ведь у нас есть, что вспомнить: прогулки по набережной Москвы-реки, поездку на море… Когда все закончится, я приеду к тебе, прижмусь к твоей груди (Тимур нарисовал два кружочка с точками посредине), к твоим бедрам (Тимур нарисовал черный треугольник вершиной вниз) и буду лежать так целый день. Мое письмо тебе передаст мой адвокат Борис, он молодой и симпатичный. На него не смотреть, а то я все почувствую. Ему несдобровать, ты просто не знаешь, что может сделать молодой ревнивый уголовник. Да, да. Я теперь уголовник. Ты, теперь крепко подумай, хочешь ли ты связать свою судьбу уркой. Мне, конечно, хотелось бы, чтобы мы были вместе в горести и в радости, умерли в один день, и т. д. Листочек заканчивается. Следующий раз буду писать более мелким подчерком. Целую, Обнимаю. Твой мужчина Тимур.

Тимур вырвал второй лист, тоже свернул и передал Борису. Адвокат положил листочки вглубь портфеля.

– У меня на сегодня вопросов и предложений нет, – подвел итог Борис, – давай прощаться до следующего раза.

– Хорошо, договорились. До следующего раза. Не забудь про анекдоты, – напомнил Тимур.

Тимур вернулся в камеру, сразу пересказал услышанный у адвоката анекдот. Все смеялись. Кто-то еще вспомнил смешную историю. После тюремной кормежки, Тимура потянуло прилечь и вздремнуть. А что еще делать в камере? Полежал, поел, поговорил с соседом, сделал зарядку. На воле совсем другое дело. Там можно пойти в гости, съездить в магазин, у тебя есть время на работу или на учебу. Можно заниматься хобби, или съездить на дачу и покопаться в грядках. Можно сходить в парк или в музей. Можно целовать Риту, можно ее обнять и затащить в постель… Вот только не это! Только не это! Сейчас сексуальные фантазии совсем не к месту. Тимур встал, присел двадцать раз. Понимающие соседи улыбнулись и заговорщицки подмигнули.

А что здесь такого? Он молодой сексуально активный парень. Тимур улыбнулся в ответ, и лег на кровать. Он вспомнил, как вчера пообщался с дедом. Вот опять бы его представить и поговорить. А может можно пригласить для воображаемой беседы еще кого-нибудь? Маркса или Сталина? Маму или бабушку? Риту? Нет. Риту не надо, опять возникнет сексуальное возбуждение. Что возбужденному человеку делать в камере? Правильно, нечего. Лучше пригласить кого-нибудь для интеллектуального общения. Кому он хотел бы задать вопросы и услышать мудрые ответы? Современные политики были скучны, предсказуемы, и неглубоки. Их ответы были ожидаемые. Может, Джордано Бруно?

Тимур закрыл глаза. Что он помнил о Джордано Бруно? Википедию бы сейчас пролистать. Итальянского монаха сожгли на костре за мысли и убеждения о бесконечности миров. Инквизиция просила Джордано отречься от своего учения. Он трижды ответил церкви «НЕТ», и его сожгли на костре. Чтобы случилось, если бы монах отказался от своих взглядов? Например, как Галилео Галилей – отказался и прожил долгую жизнь, сделал еще много важных и хороших дел.

– Это ошибка, мой юный друг, что можно прожить счастливую жизнь после того как ты предал свои идеалы, – Тимур открыл глаза, перед ним сидел мужчина средних лет в красно-белой накидке.