Геннадий Евтушенко - Запас прочности

– Вот это да-а-а… Неужели я? – Погладил ружье, протянул: – Хороша машинка.

Ковбасюк ошарашенно смотрел на взорвавшуюся махину.

Слева к Полякову привалился подбежавший по траншее капитан, прохрипел:

– С почином, старшина. Молодец. – Кивнул на танк: – Это у него боекомплект взорвался. – Тяжело вздохнул. – Ты только не расслабляйся. Гляди вперед, у них этих коробок с десяток будет. Воюй.

Похлопал его по плечу и рванул дальше по траншее.

А Поляков, дернув затвор, крикнул Ковбасюку:

– Патрон!

Однако подбить второй танк в этом бою у него не получилось. Стрелять-то он стрелял, но, то ли мимо, то ли угол прицеливания был не тот, и заряды скользили по броне, не причиняя ей вреда.

Но не один Поляков палил по танкам. Еще пять машин догорало на поле боя, три вдалеке – артиллерия сработала, две у самых наших окопов, а еще два танка проскочили через траншею и подбирались к сорокапяткам. Поляков мельком успел увидеть их за спиной. «Ну, пять подбили, с двумя там ребята управятся», – подумал он. Размышлять было некогда – пехота фашистская наседала. Немцы уже шагах в пятидесяти. А команды никакой нет. «Где ж этот капитан?» – с тоской подумал Поляков. Не мог он знать, что капитан с простреленной головой лежит на дне траншеи почти рядом с ним.

Димку била мелкая дрожь. Он окинул взглядом поле боя. Винтовочный наш огонь, казалось, не причинял фашистам вреда. Они густой цепью двигались вперед. Шли ускоренно, уверенным шагом. Поблескивали штыки винтовок, автоматы у пояса периодически вспыхивали огоньками очередей. «Мать твою, – пронеслось в голове, – как их много. Не устоим». Кто-то из бойцов дернулся назад. Поляков оглянулся. «Суки!!!» Но не стрелять же по своим. Сердце готово было выскочить из груди. Мелькнули в памяти лица мамы, Лизы, детишек. Стало страшно. Этот страх, вперемежку с отчаянием и ненавистью к фашистам, сжал его сердце. «Что же делать? Что делать? Вот и смертушка моя пришла». А немцы – вот они! Шагах в тридцати… Уже и побежали. В окопе не отсидеться! Нервы у Полякова не выдержали. Он схватил свой карабин с примкнутым штыком. В голове пронеслось: «Была не была! Где наша не пропадала!» Какая-то неведомая сила пружиной выбросила его из окопа. Он заорал:

– Братцы! Бей фашистов!

И бросился вперед. Если бы потом у Димки спросили, о чем он в тот момент думал и на что надеялся, ответить он бы не смог.

Тогда он еще не понял, что это отчаяние и ненависть погнали его вперед. Димка сразу не заметил, что не одинок, что слева и справа в контратаку бросились и его товарищи. Они бежали молча, стиснув зубы. И это молчание было страшнее грохота боя.

Поляков не просто бежал, а нацелился на конкретного немца, опережавшего на несколько шагов своих товарищей. Димка сразу заметил, что был фашист молод и здоров. Он что-то орал, но голос расслышать было невозможно. Мелькнуло только: «Ори, ори, красномордый. Недолго осталось!» Тут они сблизились. Немец выбросил вперед руку с винтовкой, но Димка этого и ждал, он ловко отбил выпад фашиста. Дистанции для замаха у него не осталось, мордатый со всего маху чуть не врезался в Полякова, и он врезал немцу ногой пониже живота. Гримаса удивления и боли исказила лицо фашиста, нижняя челюсть отвисла, и он стал падать прямо на Полякова, но Димка уклонился, перехватил карабин и со всего маху дал ему прикладом прямо в лоб. Тот кулем свалился наземь. «Получай привет с Донбасса!» – Дмитрий бросился дальше, к следующей жертве.

А слева и справа наши бойцы уже крушили наступавших. Фашисты явно не ожидали от красноармейцев такой прыти. Это было свежее пополнение, прибывшее откуда-то не то из Франции, не то из Бельгии, еще не познавшее русского штыка.

Поляков притормозил, оглянулся. Повсюду наши брали верх. Фашисты пятились. Чуть правее Димка увидел Фёдора. Тот ухватил ПТР за ствол и этой двухметровой дубиной крушил обступивших его немцев. «Ну дает!» – восхитился Поляков и с криком «Держись, Федя! Подмогну!» бросился на помощь. Одного в упор застрелил, второго заколол штыком. Двух других Фёдор уложил прикладом ружья. В этой заварушке они несколько отстали от рвущихся вперед красноармейцев. Поляков все же успел похлопать своего второго номера по плечу. На ходу бросил:

– Ты как, браток? В поряде?

Тот так же на ходу ответил:

– Та що мэни зробыться? Порядок.

Поляков кивнул:

– Добрэ. Ну давай догонять своих.

И они кинулись вперед.

Немцы сопротивления больше не оказывали. Они бежали. Бежали, с ужасом оглядываясь на настигавших их наших бойцов. Падали, сраженные штыками и пулями. Падали на сырую от недавно прошедшего дождя русскую землю, оборачивались с умоляющими взглядами и поднятыми руками. Но в плен их брать было некогда: рукопашная, она и есть рукопашная. Бойцы, не останавливаясь, стреляли в них, кололи штыками, вымещая скопившийся гнев за погибших друзей и товарищей, злость за наши неудачи, за долгое отступление, за покинутые города и поселки. Кажется, в глазах каждого красноармейца читалось одно и то же: «Мы ж вас не звали! Так сдохните на нашей земле! Нет вам пощады!»

Так бегом пересекли они поле, за которым пристроилась деревенька. Фашисты до нее не добежали – все полегли на этом русском поле.

На пустынной деревенской улочке стояло несколько грузовиков и легковушка. Человек пять солдат крутились около них. Увидев наших бойцов, бросились врассыпную. Только водитель легковушки успел вскочить в машину и рванул с места так, что колеса сначала буксанули, машина на месте подпрыгнула, а уж потом рванула вперед, поднимая тучи пыли. Из одной избы выскочили несколько офицеров и тут же упали, сраженные автоматными очередями. Пожилой красноармеец с трофейным автоматом подошел к одному из них, ногой повернул и, взглянув на труп, сказал:

– Готов падла. Туда ему и дорога.

Подбежавший Поляков переспросил:

– Готов?

Тот довольно подтвердил:

– А как же? Готов.

Поляков недовольно покачал головой.

– Напрасно ты. В плен надо было брать.

Автоматчик возмутился:

– В плен? Эту погань? Не дождутся! Брательника мово в плен не брали. Где-то под Брянском убитый лежит. Так што от меня плена они не дождутся.

Поляков похлопал его по плечу:

– Жаль брата, конечно. Только воевать с умом надо. Этот офицерик мог многое нам рассказать. Где да как они дальше наступать собираются. И еще многое другое.

Тот ощерился:

– Ты, я вижу, умный дюже… – Помолчал. – Это и так видно где. Здесь и будут. А я буду их бить. И здесь, и в другом месте. Везде, где попадутся. Вот так-то, старшина. Вместях бить будем.

И отошел.

Кто-то из бойцов заглянул в хату. Вышел. Покачав головой, сказал, обращаясь к Полякову:

– Пусто. Всех порешили. Только карта какая-то на столе. Ты б зашел, глянул. Небось разбираешься.