Геннадий Евтушенко - Запас прочности

Поляков удивился:

– Почему я? Что, больше некому?

Тот повертел головой, пожал плечами.

– Да, видать, некому. Командиров всех повбивали. Ты ж нас в атаку поднял. Теперича командуй, пока других командиров нету.

Поляков осмотрелся. Народу было немало. Человек до ста. Они растеклись по улице, часть пристроилась во дворе. Командиров действительно видно не было.

«Во попал, – подумал Димка. – Че делать? Взаправду командовать, что ли? Но делать что-то надо! Немцы очухаются, как стадо баранов перестреляют». Он не спеша пошел вдоль хилых плетней по улочке. Деревня словно вымерла. Наконец в одном из окошек заметил чей-то силуэт. Зашел во двор. Навстречу из хаты вышел дряхлый старик. Поляков окликнул его:

– День добрый, дедушка.

Старик приложил ладонь к уху.

– Ась?

Дмитрий усмехнулся, приблизился к нему. Сказал громче:

– Добрый день, говорю.

Старец закивал головой:

– Добрый, добрый. – Помолчал, пытливо взглянул на него. – Кому он добрый?

Поляков пожал плечами.

– Да вот мне добрый. Отбили-то деревеньку у фашистов.

Старик снова покивал седой головой. Прошамкал беззубым ртом:

– Деревеньку отбили. Теперича всю Рассею отбивать надо. – Снова взглянул на него, как будто прожег неожиданно молодым взглядом. – Можа осилишь?

Вздохнул Поляков.

– Не боись, дед. Осилим, дай срок.

Старик покачал головой.

– Ну-ну. Осиливай. Хранцуза, было дело, аж в Москву запустили… А потом осилили. – Помолчал. – И вы тожа?

Повернулся, пошел в дом.

Димка прихватил его за плечо.

– А ты, дедушка, сомневаешься?

Тот обернулся, покачал головой.

– Не… Однако дожить бы… Во задача.

– Доживешь, дедушка, доживешь. Мы с тобой по этому поводу еще беленькой тяпнем! Не сомневайся.

Дед снова покивал:

– Ну-ну… ну-ну.

Поляков спросил его:

– А где ж народ? Деревня будто вымерла. Поубегали все, что ли?

Дед отрицательно покачал головой.

– Не. У нас народу испокон мало было. Небогатая деревенька. Однако до войны жили не тужили. А щас.. Молодые все в армии. Женки да дети здесь. Попрятались тока. Тут же громыхает все время. По погребам сидят. Куда бежать? – Вздохнул. – Вы уж, ребяты, супостату нас не сдавайте. Непривычные мы к ним.

Поляков улыбнулся:

– Не сдадим, дедушка. Не сдадим. Мы к ним тоже непривычные.

Повернулся, чтобы уйти, спохватился:

– Да, дедушка, забыл спросить. Деревня-то ваша как называется?

– Малеево.

Дима заспешил к своим. Только он зашел во двор и поднялся на крыльцо, как откуда-то появился запыхавшийся майор в сопровождении нескольких бойцов. Он двинулся прямо к Полякову. Прищурившись, взглянул на него, спросил:

– Кто такой? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Где командир? Где Денисюк, спрашиваю!

Дмитрий пожал плечами, устало сказал:

– Не знаю я. Не видел я Денисюка.

Подошел пожилой боец с четырьмя треугольничками в петлицах. Обратился к майору:

– Товарищ майор, я старшина роты Стариков.

Майор махнул рукой.

– Знаю я тебя, Стариков. Что скажешь? Где командование?

Стариков вздохнул.

– Нету у нас командования. Все погибли. Денисюк последний, – кивнул в сторону тыла. – Там, в нашей траншее убитый лежит. Так что, почитай, мы теперича сами по себе. Разве что, – указал глазами на Полякова, – вот он скомандовать может.

На последние слова Старикова майор не обратил внимания. Тяжело вздохнул. Исподлобья взглянул на старшину. Бросил:

– Пойдем в дом.

Там тяжело опустился на приставленный к столу стул, снял фуражку, снова вздохнул. Спросил:

– Сам видел, как Денисюка убило?

Стариков покачал головой.

– Не, как убило, не видел. Видел его только на дне траншеи с простреленной насквозь головой.

– Он мертвый уже был?

– Мертвее не бывает.

Майор потер виски, покачал головой.

– Эх, Митя, Митя… – Поднял глаза. – Мы с ним, почитай, от самой границы отступали. Все кручинился: далеко, мол, от Берлина уходим, обратно долгий путь будет. Не судьба… Обратно без него идти придется. Тяжко одному-то без друга… А, старшина?

Старшина пожал плечами.

– Пошто ж одному? Мы подмогнем. Вместях-то оно сподручней.

Майор встал, прошелся по комнате. Сказал другим, строгим тоном:

– Ладно. Как здесь оказались? Ты, что ли, командовал?

Стариков покачал головой.

– Не… Тут пошустрей хлопец оказался. Он и танк первый подбил. И в атаку роту поднял. Видать, крепкий парень.

Майор спросил:

– Кто таков? Ты так говоришь, будто не знаешь его. Не наш, что ли?

– Дак в том-то и дело, что не наш. Энкавэдэшник, судя по форме. Но привел его Денисюк. Откуда – не знаю, теперича не спросишь. Разве у самого спросить. А я и имя его узнать не успел. Да он тут, у хаты со мной стоял. Позвать?

– Зови.

Поляков зашел, приложив руку к виску, доложил:

– Старшина Поляков по вашему приказанию прибыл.

Майор кивнул на свободный стул, сказал:

– Садись, старшина, я начальник штаба батальона майор Савельев.

Сам устроился напротив.

– Рассказывай. Кто? Откуда? Как в расположении полка оказался? Ну, и все остальное тоже. Только коротко.

Поляков попытался встать. Но майор остановил его.

– Сиди. И давай быстрее. Нет у нас времени на долгие разговоры.

Поляков пожал плечами.

– Понятно. Коротко и ясно. Такие, значит, дела. Я старшина, начальник продсклада семьдесят четвертого полка НКВД. В настоящее время полк передислоцирован из Москвы в Татарстан. Я задержался на старом месте подчищать хвосты. Ну, вы понимаете: загрузить последние машины, мелочь там всякую, чтобы после нас все чисто было. Загрузил – и бегом к начальнику штаба. Доложить и трогаться в путь.

Майор перебил его:

– А при чем начальник штаба? Обычно зам по тылу хвосты подчищает. А начальник штаба… Он на новом месте сразу должен службу организовать. Ему не до хвостов.

Поляков пожал плечами:

– Это, товарищ майор, не моего ума дело. Кто я такой, чтобы знать, какие там у начальства расклады. Докладываю, как было. – Почесал затылок, продолжил: – Так, значит, доложил я о готовности. Майор Лосев, это наш начштаба, уже предписание готовое мне протянул, а тут телефон зазвонил. Кто там на проводе был, я не знаю. Но только Лосев, как услышал голос в трубке, сразу покраснел, ну прямо как помидор сделался, и пошел пятнами. И пот на лбу выступил – я аж удивился – крупные такие капли, как вишня у нас на Донбассе. А тот начальник в трубке орет, ужас как! Я-то слов разобрать не могу – Лосев трубку к уху сильно прижал, но слышу: из трубки как раскаты грома гудят, молнии только не хватает. А рука у Лосева ходуном ходит, дрожит. И в трубку он все одно и то же твердит:

– Слушаюсь. Будет исполнено. Так точно. Слушаюсь немедленно. Слушаюсь.

Трубку бросил, а пот на лбу уже не выступает, а градом катится. Он его вытирать не успевает. Потом сел, взглянул на меня, как будто только увидел. Вздохнул, крепко так – отдышаться не может, покачал головой и говорит: