Юрий Любушкин - Указом награждать не предусмотрено. Проза XXI века

На основании данного распоряжения также следует увеличить ежедневный рацион кормления служебных собак (собаки-минеры-подрывники) в этом Спец. учебном центре в порядке:

– мясо в 2 раза

– овощи в 1,5 раза,

– рыбий жир в 2 раза,

– добавлять сухофрукты (изюм) 100 граммов.

Увеличение рациона кормления связано со сверхмаксимальными нагрузками при ежедневном обучении и использовании (кроссы по пересеченной местности) служебных собак и по наставлению (предложению) кинологической службы НКВД.

О выполнении доложить лично.

Резолюция красным карандашом:

тов. Берия Л. П.!

Усиленные нормы питания в/с и повышенный рацион кормления служебных собак (минеры-подрывники) моим распоряжением распространяются на все учеб. центры НКВД СССР по данному профилю.

Вообщем, приуныли они от безрадостных сводок Совинформбюро. Скверное настроение после трагического вещания Левитана, скверное. А майор, их верный наставник, строгий учитель и командир, говорил после этих скорбных сообщений с какой-то потаенной теплотой и отеческой грубоватостью:

– Чего носы повесили, а-аа? Отставить тоску и уныние! Наше дело правое… Да и где наша не пропадала? Мы еще, как свернем Гитлеру его поганую шею, поносим свои зеленые фуражечки. Обязательно поносим. А пока нам, мужики, надо вкалывать до седьмого пота. Время не ждет. Уже скоро…

И после таких слов они «вкалывали» на полигоне, как оглашенные. Еще, еще и еще раз отрабатывая все до ювелирной точности – время не ждет. Скоро уже… Скоро. Нелегко было не только им. В первую очередь доставалось – Будь здоров! – четвероногим питомцам, их главному оружию. И несмотря на доп. паек, который включили в рацион четвероногих подрывников, потощали они изрядно. Такая была у них нелегкая собачья доля. А что им предстояло, особенно после увиденного «воочию», врагу не пожелаешь. «Оттуда» не возвращаются…

А пока бесконечные кроссы, полоса препятствий с преодолением водных преград, грохот стрельбища и стремительный выход – бросок к «цели» с поклажей на спине и такое же стремительное возвращение к обожаемому хозяину. Но это только «пока», такое возможно только сейчас. И пусть эти минуты будут для них вечностью. Пока вечностью… И надо ли говорить, что они относились к своим питомцам, как к детям. Ни больше, ни меньше. И, наверное, если бы относились иначе, не было бы таких ошеломительных результатов в связке проводник-собака, того полного взаимопонимания, порой практически без слов. Такое бывает только от большой любви к четвероногому другу, от огромного взаимного обожания. Так-то…

Им добавили занятий – казалось, куда бы еще больше? – на спец. полигоне и на стрельбище, где учили стрелять из уже появившегося арсенала трофейного оружия. И днем, и ночью. В присутствии собак и без них. Учили стрелять из разных немыслимых положений, в том числе и движении, по-македонски*. И кроссы, кроссы, кроссы. Изнуряющие, по полной выкладке, с дополнительным запасом боекомплекта. И тут же, на финише, вновь стрельба. Какой вид? А это уже как инструктору заблагорассудится. А упражнения раз от раза были сложнее и сложнее, изощренней. И мишеней, которых надо было положить с первого выстрела или с первой очереди, становилось все больше и больше.

Поначалу результаты были неутешительными. Еще бы! Пот градом, глаза застилает пелена усталости, а сердце бухает так, что готово выскочить из груди и умчаться к этим проклятым мишеням, чтобы разорвать их в клочья. Но дело, как известно, мастера боится. И если стрелять день и ночь подряд, если это Самоцель, то результат будет. Придет сам собой. И они стреляли: сперва не ахти как, а через месяц интенсивной подготовки – уже как Боги. И стреляли из всего, что у них было под рукой. А под рукой было многое: и трофейные пулеметы, и автоматы, и пистолеты, и винтовки. Чего только в этом арсенале не было: горы оружия. Вообщем, как говорится, стреляй не хочу. И стрелять их учили первокласные знатоки своего дела. Таких поискать еще надо. Ну, а после того, как они «испробовали» настоящие фрицевские танки, да еще «в живую», такому изобилию трофейного оружия удивляться не приходилось. И никто из них не знал и вряд ли уже теперь знает: какой ценой и каким количеством пролитой солдатской крови были добыты в бою эти самые танки. Будь они трижды неладны! И какими правдами и неправдами были доставлены на полигон учебного центра. Сколько жизней было заплачено за то, чтобы вот так обыденно прозвучала команда майора Ковалева:

– Выход на цель! Приготовиться! Впере-ее-д!

Ну, а если честно, всем им по душе пришелся немецкий ручной пулемет МГ. Вот это вещь! Нам бы такой…

После изнурительного дня Никита, как и, впрочем, все его сослуживцы, валился с ног. Лишь прозвучит команад «Отбой», он падал без чувств на койку и спал без сновидений. Спать! Казалось, только коснулся щекой подушки, а уже звучит команда «Подъем!». Эх, елы-палы, поспать бы еще часок. Несбыточная мечта, даже в воскресный день. Железный распорядок был расписан на все семь дней в неделю и загодя вперед. Домой попасть – несбыточная мечта. Хоть и до Москвы несколько часов езды, но… В первый день, как прибыли в столицу, их прямо с вокзала, погрузив в машины, без остановок и сюда – в ближайшее Подмосковье. На «базу». Хотел сделать маме сюрприз – не получилось. Нежданная встреча и радость нежданная, только… Еще в штабе отряда перед отправкой в Москву ему строго-настрого наказали: никаких телеграмм, никаких сообщений домой. В Москву, тем более.

– Ознакомтесь – секретная инструкция и распишитесь о неразглашении, – голос старшего командира сух и беспристрастен, нетерпящий намека на возражение. – Вам все ясно, товарищ лейтенант?

– Так, точно!

Но с мамой удалось свидеться. Помог Ковалев, добился у Начальства для Никиты краткосрочного однодневного отпуска. Было это в начале июня. Теперь все: и подавно не отпустят. Какие могут быть свидания – война… Оно и понятно: дело предстоит чрезвычайной важности. И название им дано особое – спецотряды НКВД СССР. А это – не фунт изюму, с учетом что им суждено выполнять. На них возложена задача особой важности. Не каждому их товарищу по заставе была доверена такая особая миссия. А только именно им, лучшим из лучших представителей погранвойск. Так то… И потому каждый день от зари до зари – напряженные занятия. Иногда на пределе человеческих сил. Потому и каждый новый день был насыщенней и напряженней предыдущего. И все они сознавали, что война не потерпит малейшего разгильдяйства и даже слабенького, ничтожного недочета в их подготовке. «Фашист – вояка матерый!» – наставлял их один из инструкторов, сам в недавнем прошлом боевой командир, окопник. И зло добавлял, чертыхаясь: «А кто со мной не согласен, может обращаться в особый отдел. Понятно дело, что внезапно. Понятно дело, что коварно. Только мы, как включили „драп“, так и без оглядки на полной передаче от самой границы до Москвы. Потому он и лупит нас и в хвост и в гриву, что злости в нас никакой. Чуть что, ноги в руки и бежать. Так и до Урала можно добежать. А на войне воевать надо. Воевать! Чтоб не тебя фашист, а ты его в хвост и в гриву колошматил. Одна беда: нет в нас этой злости. Да и стыда нет, пол России уже просрали, аники-воины».